– Я перечитываю эту чертову карточку каждое утро с тех пор, как Саманта написала ее, – говорит он с болью. – Она преследует меня. Я снова смотрю на него, остановившись. – Я столкнулся с твоим боссом на прошлой неделе, когда играл в гольф, – продолжает он. – Поли. Он сказал мне, что пытается убедить тебя поехать в Нью-Йорк, чтобы перевестись на другую работу, которая бы помогла твоей карьере и в перспективе изменила бы твою жизнь. Он не понимает, почему ты не хочешь этого сделать. Я опускаю голову и закрываю глаза. – Но я знаю почему. – Эндрю проводит ладонью по лицу, качая головой. Он тяжело вздыхает. – Я так много потерял, Брант… так много, – тихо говорит он, его голос содрогается. На мгновение он замолкает, борясь с эмоциями. – Но и ты тоже. Пока я выбираю одновременно тонуть в желании изменить прошлое и желании сформировать будущее, все, что я на самом деле делаю, – это игнорирую то, что находится прямо передо мной. Я игнорирую то, что по-настоящему имеет значение, – свою семью. Это мои дети. Это ты. – Слезы катятся по его щекам. – Да, мы все потеряли, но, пока я не выберу прощение, пока я не выберу исцеление… все мы будем продолжать что-то терять. А мне чертовски надоело терять. Я резко вдыхаю, в груди все сжимается, а сердце бешено колотится. – Я тоже так устал терять. Он смахивает слезы, кивая. Затем он издает сокрушенный стон, или, может быть, это стон исцеления, закрывающий пропасть между нами, Эндрю стискивает меня в объятиях. Я закрываю глаза и обнимаю в ответ человека, по которому скучал два долгих года. – Прости меня, – говорю я. – Прости за все, через что я заставил тебя пройти. Эндрю «разбивается на части». Он кладет голову мне на плечо, расплакавшись, и мы замираем так, как будто наверстываем все объятия, которые упустили. – И ты меня прости, – шепчет он сбивчиво, все еще крепко прижимая меня к себе. – Я не говорю, что все исправлено или стерто из памяти, и я не говорю, что это будет легко для меня. Но я могу понять и принять вещи такими, какие они есть. Просто потерпи немного, сын. Он назвал меня сыном… От этого на моих глазах наворачиваются жгучие слезы, а горло перехватывает от нахлынувших чувств. Я тут же спрашиваю: – Что ты хочешь сказать?.. – Я говорю… езжай в Нью-Йорк, Брант. – Эндрю резко ударяет меня по спине, затем отстраняется, все еще держа за плечи. Он смотрит мне в глаза, и на долю секунды я вижу Тео. В этом взгляде я вижу их общее благословение. – И что бы после этого ни случилось, значит, так и должно быть. Надежда ослепляет меня, как первый луч света, пришедшего в виде прощения. Второй шанс. Мы специально не упоминаем Джун, но я точно знаю, что он имеет в виду: «Поезжай в Нью-Йорк ради своей карьеры, даже если в итоге останешься там ради моей дочери». После этого он долго не задерживается. Эмоции слишком сильны, и мы сказали все, что должны были сказать. Когда Эндрю выходит из квартиры, я провожу рукой по лицу, медленно выдыхая, и опускаю взгляд на индексную карточку, все еще лежащую на моем столе. Мое сердце бешено колотится. А потом я беру ее в руки и читаю. Сентябрь 13, 2020 • Villomah. Я никогда раньше не слышала этого слова, но, как оказалось, так называют родителей, потерявших ребенка. Это означает «против естественного порядка». Только… мне кажется, что я потеряла еще больше. Я потеряла троих детей и теряю своего мужа. Я не думаю, что существует слово для таких, как я. Единственное слово, которое я могу подобрать, это… Печаль. Я опускаю карточку обратно на стол… и быстро меняю решение. Вместо этого я разрываю ее. Я рву ее на мелкие кусочки и бросаю в мусорное ведро, жалея, что у меня нет спичек, дабы поджечь содержимое. Я устал грустить. Мы все устали грустить. Пришло время идти на свет. * * * Хотите узнать, что именно скрывается за этим светом, мерцающим в конце тоннеля? Что ж, я скажу вам. Это ваши ноги, которые снова функционируют после месяцев физиотерапии. Это препарат, восстанавливающий химические реакции в вашем мозге после того, как вы порезали себе запястье бритвой. Это бронзовый чип A.A.[46] после года мучительного воздержания от алкоголя. Это трепет в животе, когда вы снова обретаете любовь после тяжелого развода. Это прощение после того, как вы коснулись дна. Этот свет сияет для каждого по-разному, но в конце концов все это сводится к одному и тому же – это лучшая версия себя; человек, которым вы вновь пытаетесь стать. Это ваше исцеляющееся сердце. А сердце может исцелиться, только если вы позволите ему это сделать. В тот же вечер я собрал вещи и заказал билет на самолет до Нью-Йорка. Глава тридцать седьмая «С первого взгляда» Джун, 21 год Я чувствую, как мою кожу постепенно стягивает под тяжестью сценического грима, пока убираю выбившиеся пряди волос невидимками. Мне становится намного легче без огромного реквизита животного, в котором я выступаю, но от ярких огней и тесного пространства у меня всегда все сжимается в груди во время антракта. По спине проносится приятная дрожь, в животе легкий трепет, когда мое отражение смотрит на меня из зеркала. Сейчас я выгляжу по-другому. Теперь я танцовщица… я танцую на Бродвее, воплощаю свою мечту, и, помимо сложного макияжа, наложенного на все лицо, настоящая перемена – в моих глазах. Я повзрослела. Беатрис наталкивается на меня и, изображая пальцами кошачьи коготки, подмигивает мне. – Где Селеста? – интересуется она, обмахиваясь одной из программок. От жары прядки ее темных волос прилипли ко лбу. – Курит, – отвечаю я, улыбаясь, после чего падаю на стул и подкатываюсь к туалетному столику. Зеркала с подсветкой расположены вдоль стен, обрамленные теми самыми винтажными голливудскими лампочками и различными фотографиями артистов. К моему личному зеркалу прикреплена лишь одна фотография – фото с выпускного, где мы с Тео и Брантом. Оно приносит мне удачу и успокаивает. Сегодня перед выступлением я разговаривала с Брантом, но казалось, что он был занят, так как постоянно отвлекался на что-то. Окружающие шумы съели большую часть нашего разговора, как будто он прогуливался где-то среди людей. Я подумала, не гулял ли он с кем и не мешает ли мой звонок его планам. Но он успокоил, сказав, что у него есть для меня подарок. Теперь весь вечер меня мучает любопытство. Что это может быть? Как бы сильно я ни хотела знать, что это за подарок, еще сильнее я хочу, чтобы он вручил мне его лично. Расстояние – это тяжело. С каждым днем становится все труднее, и, хотя у меня насыщенная интересная жизнь, а карьера идет в гору, я никогда не буду чувствовать себя по-настоящему счастливой. В моем сердце всегда будет не хватать огромного фрагмента. Мне всегда будет не хватать его. – Она курит без меня? Стерва. – Беатрис проталкивается сквозь толпу танцоров, все громко болтают и жадно пьют воду из бутылок, перегруппировываясь после тяжелой первой половины представления. Время сосредоточиться.