Он лишь посмеивается над моими словами, как и ожидалось. – Я ценю твои усилия, но я планирую потерять свой значок сегодня вечером. Я засуну его ему в гребаную глотку, чтобы он подавился. Вот дерьмо. Скажу честно, у меня у самого кровь кипит, но я потратил годы на то, чтобы научиться контролировать приступы гнева, дабы никого не спалить дотла. Тео – полная противоположность. Он яд и ярость во плоти. А когда дело касается Джун? Берегитесь. Венди мне проболталась, что Уайетт собирается на пляжную вечеринку рядом с домом родителей Селесты и что она услышала, как упоминалось имя Джун при разговоре с другом. Запрещенные вещества, употребление алкоголя несовершеннолетними и шестнадцатилетние девочки – звучит как идеальная вечеринка для копа. В нескольких ярдах от меня и Тео мерцают язычки пламени, и вместе с жарким августовским ветерком до нас долетает смех. Ее смех. Джунбаг. – Не волнуйся, Пич… Я спасу тебя! – кричит Тео, приложив ладони ко рту так, чтобы его было лучше слышно. Я вижу силуэт Джун: на ней персиковое платье, длинные каштановые волосы рассыпаются по плечам. Она спешно вскакивает с резной лавочки, а затем просовывает бутылку пива, которую держит за спиной, Селесте. Ее подруга встает рядом с ней в попытке отвлечь внимание. Несмотря на то что слева от меня – рассвирепевший Тео, у которого кровь кипит от ярости, взгляд Джун прикован ко мне, пока мы приближаемся к костру. Она приоткрывает пухлые губы, словно собираясь все объяснить, но тут же понимает, что не сможет нам сказать ничего такого, что мы уже не знаем. Уайетт вальяжно стоит, стряхивая пепел от сигареты в пламя. Рыжеватый подтон его волос проступает еще ярче, когда отражается от пламени костра. На лице мгновенно появляется его вечная ухмылка. Интересно, она когда-нибудь исчезает? Я почти уверен, что она постоянна. – Очень мило с вашей стороны, что вы присоединились к нам, парни, – мурлычет он, затем поворачивается к Джун и говорит достаточно громко, чтобы нам было слышно: – Почему бы тебе не быть умницей и не угостить наших гостей пивом? – Ты покойник, Уайетт, – сквозь зубы цедит Тео, пиная песок, пока мы приближаемся к костру. Он молниеносно хватает Уайетта за воротник, впившись в него мертвой хваткой, и тащит вперед, пока они не оказываются лицом к лицу. – Какого черта ты тут делаешь с моей сестрой? Уайетт высвобождается, язвительно посмеиваясь, потом проводит рукой по своей густой шевелюре до плеч. – Угрозы, превышение должностных обязанностей. – Он поднимает палец вверх и заканчивает: – Подождите, я должен записать эту фигню. – У тебя не будет руки, чтобы все это записать, примерно через две гребаные секунды. А после ты будешь зализывать раны в тюремной камере сегодня ночью. – А в чем, собственно, нарушение? – Он фыркает, пристально глядя на Селесту. – Выпивка не моя. Вещества тоже не мои. Селеста сжалась от страха. Я упираюсь рукой в грудь Тео, чтобы он не набросился на этого ублюдка, и в это время снова кидаю взгляд в сторону Джун. Она скрещивает руки на груди, прикрывая глубокий вырез платья. Я закипаю от гнева, понимая, что она надела откровенный наряд для сукиного сына, которого я пытаюсь не дать забить до смерти. Я стискиваю зубы. – Считай это предупреждением, Уайетт, – рычу я, вновь переключая внимание на человека, который все так же ухмыляется. Его опрометчивое высокомерие не знает границ. Тео прорывается сквозь меня: – Какого черта, Брант? Нет. Ничего, блин, подобного. Мы не оставим его так просто развлекаться. Ухмылка Уайетта становится еще шире, когда он бросает взгляд на Джун. – Уже нет благодаря нарушителям вечеринки. Я отстраняюсь, и Тео бросается вперед. – Тео! – наконец кричит Джун, бросаясь к месту драки. – Прекрати, черт тебя побери! Я хватаю ее за руку и оттаскиваю назад, чтобы она случайно не пострадала. – Садись в машину, – говорю я, глядя, как оранжевое пламя отражается в ее растерянном взгляде – как у олененка Бэмби. – Сейчас же, Джун. Она моргает, раздумывая мгновение, затем вырывает руку из моей хватки. Ее выражение лица проходит стадии от раскаяния до презрения. После этого она просто уходит обратно. Один из друзей Уайетта разнимает двух парней, и я делаю то же самое. Уайетт стирает с губы капли крови, смеясь сквозь затрудненное дыхание. – Я думаю, вы нарушили закон, офицер, – усмехается он. – Блин, а я-то хотел нарушить целостность твоего лица. Уайетт издает невеселый смешок, затем поворачивается, уставившись на меня. Губы расплываются в ухмылке. – Малышка Джуни уже совсем взрослая, да? – Он бросает взгляд мне за плечо, туда, где скрылась Джун, а потом выплевывает язвительный комментарий, говоря громче, чтобы она его услышала: – А сиськи у нее прямо как у настоящей порнозвезды. У меня мгновенно учащается пульс, мышцы напрягаются. Я чувствую, как ярость начинает струиться по моим венам. Тео чувствует, как я распаляюсь, поэтому быстро выставляет руку передо мной, останавливая меня от нападения. Я сглатываю. – Что ты только что сказал? – Сказал, что у твоей сестры классные сиськи. Внутри меня все пульсирует, побуждая действовать. Защитить Джун. Уберечь Джун. Защитить Джун любой ценой. Я встречаюсь взглядом с Уайеттом: он просто смотрит на меня в ожидании, словно умоляя сделать первый шаг. Он хочет, чтобы я сделал этот шаг. Я его цель, и он знает мою слабость. Я делаю шаг вперед, эндорфины бурлят в предвкушении драки. Но Тео снова останавливает меня. – Не надо, брат… этот ушлепок того не стоит. – Уайетт насвистывает себе под нос. Тео отталкивает меня назад, одной рукой хлопая по груди, а другой хватая за плечо. Он знает, что я не даю волю своему гневу: он знает мою историю, мое детское обещание. Он защищает меня так же, как я защищаю Джун. – Уведи отсюда Пич. Я с ним разберусь. Я перевожу взгляд на Тео, у меня ходят желваки и появляется напряжение в горле. Я слегка киваю и отодвигаюсь. – Она не моя сестра, – роняю я Уайетту, а затем поворачиваюсь и подхожу к Джун, которая безучастно стоит на песке в нескольких футах от меня. Уайетт смеется, с ледяным презрением выкрикивая: – Да-да, тебе бы очень хотелось, чтобы она не была твоей сестрой. Я замираю, встретившись взглядом с Джун, жилы на моей шее начинают пульсировать. Ее грудь вздымается при каждом резком вдохе, а щеки пылают. Что, черт возьми, это значит? Решив проигнорировать этот выпад, я устремляюсь вперед, переключая внимание на мою машину, припаркованную на краю пляжа. Я прохожу мимо Джун и, не глядя в ее сторону, снова повторяю: – Садись в машину. Она неохотно следует за мной. Я открываю дверь своей потрепанной Corolla, которая каким-то образом сумела пережить пять суровых зим Среднего Запада. Я коплю деньги на более надежный автомобиль – что-нибудь с полным приводом. Может быть, Highlander. Это одна из причин, почему я еще до сих пор не съехал из дома Бейли. Хотя я получил приличную работу на кухне в популярном ресторане за городом в прошлом году и мог бы позволить себе собственное жилье, я все еще не решаюсь на такой шаг. Из-за финансов. Да, отчасти так оно и есть. В этом штате не так просто прожить ввиду высоких расходов на проживание и запредельных налогов на недвижимость. Я должен убедиться, что я на сто процентов готов к полной финансовой независимости. Это разумный подход. Но когда Джун открывает дверь и плюхается на сиденье, слишком уж сильно дергая ремень безопасности, я понимаю, что это не единственная причина. Это даже не основная причина. Я медленно выдыхаю и замираю, неуверенно поднося ключ к замку зажигания. Вокруг нас повисла звенящая тишина, такая же тягучая, как влажность, окутывающая кожу. Я смотрю на нее. Она все еще тяжело дышит, ее щеки стали пунцово-красными, руки скрещены на груди в защитном жесте. Аромат сирени и лимонных леденцов доносится до меня, и, черт возьми… это просто возмутительно, насколько же она красива. Когда мне было шестнадцать, я был неловким и нескладным, а Джун – воплощение красоты и грации, благоухает весной и цитрусами. Она выглядит как ослепительная девушка, а не как маленькая девочка с хитрой улыбкой и золотыми колечками волос, которую я вспоминаю с такой нежностью. Я знал, что мне будет тяжело, когда парни начнут обращать на нее внимание, но я и представить себе не мог, что мне будет настолько тяжело.