Когда та скрылась из виду, мисс Ганнет, скорчив постную, столь похожую на Каролинину мину, точь-в-точь ее голосом, с ее интонациями и даже с тем же стеклянным взглядом продекламировала: – Могу ли пригласить вас на чашечку цейлонского чая с мышьяком, милочка? И с кексиками, посыпанными цианистой пудрой. И с канделябром по затылку. Вы, милочка, будете до смерти довольны! Настал черед Нины звонко хохотать, после чего она с восхищением заметила: – Ну точно она! Вам только на сцене выступать. Явно польщенная, Фелиция вздохнула: – Джеймсу так нравилось, когда я копировала голос и повадки Каролины, он так задорно смеялся… И заплакала. Нина прижала ее к себе, зная, что говорить что-то в утешение просто глупо. Как бы она себя вела, если бы у нее забрали доктора – ее доктора Дорна? Даже думать об этом не хотелось. На пороге своего дома мисс Ганнет произнесла: – Знатно вы с ней разделались, мисс Дорн. Такого Каролина вам не простит, я же отлично ее знаю. Нина ответила: – Я прибыла сюда не для того, чтобы заслужить прощение мисс Шеппард. Думаю, знаю, какой ответ вы хотели мне дать, когда я спросила вас о том, кто же убил Роджера Экройда. И вашего жениха, доктора Шеппарда… Мисс Ганнет усмехнулась: – Да, вариант только один, и я поняла это практически сразу: это Каролина! Только вот доказать ничего нельзя, она слишком ловка… И всхлипнула. Нина, потрепав ее по плечу, сказала: – Ну, месье Пуаро, я вам обещаю, позаботится об этом. Или не Великий Усач, а она сама. Мисс Ганнет, порывисто обняв ее, произнесла: – Ах, приходите ко мне пить чай при случае, милая мисс Дорн! Разрешите мне абсолютную бестактность? Думаю, что да! Можно я буду называть вас Ниной? Меня зовут Фелиция! В чем, в чем, а в проницательности и знании местных реалий мисс Ганнет, то есть Фелиции, отказать было нельзя. В гостинице «Три оленя», холл которой венчали три препарированные оленьи головы (Нине было ужасно жалко несчастных зверушек, но о защите животных в 1926 году никто еще не помышлял), перины были жесткие и неудобные, а еда, что утром, что днем, что вечером, малоудобоваримая, пресная и невкусная. Однако судя по тому, как активно сновала прислуга, поднося добавку, даже эта пища пользовалась большим спросом у явно не избалованных кулинарными изысками многочисленных постояльцев сего почтенного заведения, основанного, как гласила табличка над тремя оленьими головами, в 1888 году. В год рождения доктора Шеппарда, как автоматически отметила Нина. Был ли это знак или случайность? Она не знала. Еще не знала, но была уверена, что непременно узнает. Помимо отвратительной, но всем, кроме нее самой, пришедшейся по вкусу еды, в «Трех оленях» имелись еще газеты месячной давности, надменная хозяйка и говорливая кухарка. Единственным утешением было то, что чай подавался превосходный – но утешением это было небольшим. Поэтому после своего первого (но, как понимала Нина, не последнего) завтрака в «Трех оленях» она решила отправиться в разведку боем. Нет, к Каролине она наведываться не намеревалась, несмотря на то что та пригласила ее, личную секретаршу Эркюля Пуаро, к себе в гости. На чаек. Девушка помнила, что говорил доктор, ее доктор: Каролина – идеальная кандидатка в убийцы Роджера Экройда и своего брата, доктора Шеппарда. Уж очень идеальная. Бродя по улочкам Кингз-Эббот, Нина пришла к выводу, что согласна с Дорном. Ну да, особой Каролина была более чем неприятной, так что даже хотелось, чтобы она оказалась убийцей. Но у любого убийцы, даже у маньяка наподобие Джека Потрошителя, был мотив. А какой мотив был у Каролины Шеппард? В голове у Нины вспыхнула, но тотчас погасла какая-то важная мысль. Что-то относительно мотива Каролины? Нет, каким-то странным, непостижимым образом это было связано именно со знаменитым, так и не разоблаченным убийцей лондонских проституток Джеком Потрошителем. Неужели Каролина могла быть причастна и к этому? Хотя нет, вряд ли, ведь когда еще имели место эти убийства, в каком, собственно, году? Наверняка много десятилетий назад, когда Каролина, если даже уже родилась, была еще девчонкой. Но кто сказал, что убийцей проституток не могла быть девчонка? Нина вспомнила, с какой важностью Каролина подчеркивала тот факт, что в Лондоне не бывала. Неужели она напала на след – и Каролина Шепард, эта сухая и надменная старая дева, убила не только Роджера Экройда, доктора Шеппарда, но и несчастных лондонских шлюх? И ее, Нины, миссия заключалась именно в разоблачении Джека Потрошителя – в этом случае, конечно, Каролины Потрошительницы? Нет, абсолютно невероятно, абсолютно! Или все же не так абсолютно? Каролина никак не могла быть причастна к этим кровавым злодеяниям – но почему тогда Нине пришел в голову этот легендарный серийный убийца? Нина поняла, что ноги привели ее к большому импозантному особняку из желтого камня. Вывеска гласила, что она находится перед коттеджем под названием «Королевская лужайка». Ну да, в романе там обитала миссис Феррар, возлюбленная Роджера Экройда, отравившая своего супруга-алкоголика, к тому же ее поколачивавшего. О том и проведал доктор Шеппард, начав ее шантажировать, что и положило начало интриге, завершившейся убийством доктором Роджера Экройда, жившего в особняке под названием «Папоротники». Вот только Роджера Экройда, как теперь отлично знала Нина, доктор Шеппард не убивал. Но убивала ли деревенского миллионера сестра доктора Каролина? Заметив в окнах обширной гостиной движение, Нина поняла, что в доме кто-то обитает, и, изучив почтовый ящик, заметила знакомые имена. Роджер Экройд, капитан Ральф Пейтен и миссис Ральф Пейтен. Ну да, она снова столкнулась с отличием действительности от романа – выходило, что и сам ныне покойный Роджер Экройд (так кто же его, черт побери, все-таки отправил на тот свет?), и его наследник и племянник, и жена оного, леди-горничная, проживали в «Королевской лужайке», а не в «Папоротниках». Размышляя о том, знак ли сие и влияет ли это каким-то неведомым образом на ее расследование, Нина поняла, что следует нанести визит. Раз уж она все равно тут оказалась. Потому что нельзя концентрироваться только на одной версии – что убийцей являлась Каролина. Потому что у домашних Роджера Экройда было гораздо больше причин для убийства, чем у сестры местного доктора. В особенности у его непутевого племянника, унаследовавшего дядюшкины миллионы. А как, собственно, по книге Роджер Экройд нажил их? Напрягая память, Нина припомнила – ну да, Роджер Экройд был крайне успешным фабрикантом вагонных колес. Интересно, а в реальности он тоже на этом разбогател? Нина стукнула дверным молотком в дверь, и та через несколько мгновений открылась – и Нина увидела строгую, утянутую во все черное даму средних лет с гладкой прической. Наверняка экономка мисс Рассэл, та самая надменная особа, о которой вела речь мисс Ганнет, ну, та, у которой внебрачный взрослый сын-наркоман, к тому же связанный с криминалом. И чем не кандидатка в убийцы? Только почему дверь открыла именно экономка, а не горничная? А, ну да, ведь горничная теперь из разряда прислуги перешла в хозяйки. Интересно, как мисс Рассэл относится к тому, что ее бывшая подопечная стала ее работодательницей? Вряд ли, судя по кислому выражению лица, с большим восторгом. – Доброе утро, – произнесла Нина, вступая в холл, – меня зовут Нина Дорн, и я – личный секретарь месье Эркюля Пуаро! При упоминании имени легендарного сыщика массивная мисс Рассэл как-то даже уменьшилась в размерах, с нее даже слетела спесь. Неужели боится только одного упоминания Пуаро? Ну да, являясь мамашей сына-преступника, к тому же наркомана… Ну да, это же по роману, а вдруг в реальности у нее не сын, а дочь. И она не представительница криминального мира, а, скажем, монашка! – Да, мисс? – произнесла в некотором испуге экономка, и Нина, довольная произведенным эффектом (нет, что ни говори, а приятно пользоваться чужим именем, которое в этой деревушке, похоже, нагоняет ужас), спросила: