А вот это была сущая правда! Ну, или почти. Чарльз Кент, плюхнувшись на продавленную софу, которая, судя по скомканному грязному белью, служила ему одновременно и кроватью, сразу ощетинился. – Значит, вы точно не от матери. Наврали мне! Денег не притащили? Нина, на всякий случай запустившая руку в сумочку, нащупала рукоятку марокканского кинжала, что придало ей уверенности, и ответила: – Как я понимаю, вы ведь сделали это из-за денег, мистер Кент? Тот уставился на нее, а Нина заявила: – Ну говорите же! Или мне прийти сюда с инспектором Рэгланом? Повторяю, он мой хороший друг… Чарльз Кент, чертыхнувшись, заявил: – Чего вы от меня хотите? И вообще, если что-то хотите знать, то платите! Заметив дрожащие руки молодого наркомана, Нина произнесла: – От меня вы не получите ни пенни, потому что спустите их на наркотики, а этого я приветствовать никак не могу. Вы, подобно вампиру, сосете кровь из собственной матери, мистер Кент. Пока есть возможность, вам лучше лечь в клинику! Вскочив, тот начал бегать по комнате. – Не вам меня учить, мисс, это же моя жизнь, а не ваша! Что правда, то правда. – А мать мне сама деньги дает, так почему же не взять? Ну да, дает, после того как он расскажет ей очередную душещипательную историю. – Ваши взаимоотношения с вашей матушкой, мистер Кент, меня мало занимают. Все же советую вам подумать о клинике. Поверьте, ваша наркотическая зависимость до добра никого не доведет: ни вас самого, ни вашу матушку. Итак, мне привести сюда инспектора или вы сами все расскажете? Чарльз, снова бухнувшись на софу, ответил: – Ну, вы же та особа, которая остановилась в «Трех оленях»? Как вас зовут… Он вскочил и стал рыться в груде вещей на столе, выудив, наконец, записку. – Нина Дорн, – прочитал он. – Как меня зовут, мистер Кент, мне отлично известно. Ну, точно Нина и не совсем Дорн, но какая разница! Вот выйдет замуж за своего доктора – и тогда вне всяких сомнений станет Дорн! – Что я вам такого сделала, что вы решили меня отравить, подослав эту глупышку Глэдис? Облизав тонкие губы, Чарльз Кент заявил: – Вас я знать не знаю и в глаза не видел. Просто мне нужны были деньги, а меня попросили об услуге! Ага, об услуге – так теперь называется попытка отравления? – И кто попросил, мистер Кент? Тот, вздохнув, заявил: – Какой-то тип. Он тоже отирается здесь, в Кранчестере, в одном притоне… – Имя, мистер Кент! – потребовала Нина. И тот развел руками: – Понятия не имею! Он подвалил ко мне, спросил, не хочу ли я заработать. Я сказал, что хочу. Кто же не хочет, мисс? Он уже был в курсе, что у меня мать работает в «Королевской лужайке» в Кингз-Эббот. Ну и заявил, что я получу целых пятьдесят фунтов, если сделаю так, чтобы вам в чай попал один порошочек… Нина смотрела на этого молодого наркомана, который рассказывал ей о том, как планировал убить ее за пятьдесят фунтов стерлингов. Впрочем, даже если бы за сто или за тысячу, – разве это что-то изменило бы? – И вы, как я вижу, согласились? – произнесла Нина иронично. И Чарльз Кент, не улавливая подвоха, подтвердил: – Ну а вы бы за пятьдесят фунтов не согласились бы? Нина поняла: если бы она сказал, что нет, то этот субъект ей не поверил бы. – Причем у него весь план уже был разработан. Он знал, где вас найти и что надо сделать. Ну, я не дурак, сам это исполнять не стал, привлек малышку Глэдис. Шепнул ей на ушко пару ласковых слов, потискал в темном уголке, и она была готова ради меня на все… Чарльз Кент был отвратительным субъектом, по которому тюрьма плакала. – Мистер Кент, я хочу услышать имя вашего заказчика! – перебила его Нина. И он осклабился: – Говорю же вам, что видел его в первый раз. Но, судя по всему, он явно свой в определенных кругах, потому что и в притон доступ имел, и знал, кто я такой… И вообще, у него был поднят воротник плаща, а на глаза была надвинута шляпа! Нина не знала, стоит верить Кенту или нет. – Учтите, я могу запросто свести вас с инспектором Рэгланом, и тогда… Она сделала драматическую паузу, но Чарльз только заявил: – Но я вам правду говорю, мисс! А, вспомнил, у него на руке печатка была такая занятная, когда он мне деньги отсчитывал. На ней перевернутая восьмерка была изображена – не понимаю, что это вообще означает… Перевернутая восьмерка – математический символ бесконечности, о чем малообразованный наркоман Чарльз Кент, конечно же, понятия не имел. Тут Нину как током ударило – ведь у Гумберта был точно такой же перстень, только двадцать лет спустя! И тот же знак, что и на пакете с кокаином, который она намеревалась подсунуть Гумберту, – тоже двадцать лет спустя! Но что же получается… но времени размышлять над этим удивительным фактом не было. – И это все? Молодой или старый? Какой у него был голос, мистер Кент? И вообще, мужчина или женщина? Но Чарльз ничего толком сказать не мог – освещение в притоне было плохое, призрачное, да и такими деталями алчный молодчик, заполучивший пятьдесят фунтов за попытку убийства, не интересовался. – Он уверил, что с вами ничего не случится. И что после того, как вы потеряете сознание, вас заберут! Ну хорошо, если это вообще правда, то кто-то пытался не отравить ее, а, усыпив, вероятно наркотиком, похитить. Ее едва не похитили накануне. Больше из Чарльза Кента ничего выжать было нельзя, и Нина, еще раз велев ему настоятельно подумать о лечении от наркозависимости в клинике, покинула его негостеприимную квартирку. Спускаясь по грязной лестнице, Нина услышала голоса и заметила открытую дверь одной из квартир, на пороге которой стоял большой чемодан, а на нем восседал милый светловолосый мальчик лет трех. Когда Нина проходила мимо, то он повернул голову, девушка рассеяно улыбнулась ребенку… и вдруг окаменела. Вокруг левого глаза малыша расплылось родимое пятно в виде кляксы. Нина остановилась как вкопанная, вспомнив, что недавно видела уже подобное родимое пятно – только не у ребенка, а у молодого мужчины. У грабителя банка в Рамздэле, у которого она стянула маску и пистолет, подбросив их Г.Г. и тем самым сумев спасти Лолиту. Только было это не в 1926 году в Англии, а в 1947 году в Америке. – Джек, ты где, стервец? – раздался из квартиры визгливый женский голос, и ребенок, покорно поднявшись с чемодана, побежал по коридору на зов. Ну да, мальчику сейчас три, а вот через двадцать один год он будет возраста того самого молодого грабителя, нашедшего свою смерть около мусорного бака на задворках одной из улиц после налета на банк. Пройдя вслед за малышом в квартирку, Нина увидела еще несколько чемоданов и баулов и растрепанную, молодую еще, однако болезненного вида женщину. – Вам что надо? – уставилась на нее хозяйка квартиры. И Нина, снова бросив взгляд на малыша Джека, возившегося с паровозиком, того самого малыша, который через двадцать один год превратится в юного бандита и будет смертельно ранен после налета на банк, произнесла: – Я из общества помощи нуждающимся… То, что в этой квартире нуждались, было видно невооруженным глазом. Мать Джека, смахнув длинную седеющую прядь, зло заявила: