– Ну, нервы моего Генри после всего пережитого крайне расшатаны, врачи не могут делать никаких прогнозов… И если Генри, запертый ею в лечебнице, умрет, то деньги унаследует его жена, а титул и фамильное поместье – ребенок, которого она носит под сердцем. – Учтите, миссис Баскервиль, что вдовой вы снова не станете. Поэтому-то мистер Холмс, который все еще негласно занимается баскервильским делом, просил меня поставить вас в известность! Бэрил сердито заявила: – Что вы пугаете меня мистером Холмсом? Да как он может мне помешать? Нина, холодно глядя на беременную убийцу, ответила: – Есть две возможности: или он находит вашего подельника, живого или мертвого, и тогда всем становится ясно, что вы вышли замуж за сэра Генри, не будучи вдовой, что делает ваш брак недействительным, а все претензии – ваши и ребенка – на титул и миллионы ничтожными. Бэрил побледнела. – Или мистер Холмс доказывает, что ваш подельник вовсе не Стэплтон и не кузен сэра Генри, а занявший его место самозванец, и что подлинный Баскервиль, ваш первый муж, убит вами обоими. И тогда ваш брак с сэром Генри вполне законен, однако вы отправляетесь на виселицу за убийство первого мужа! Бэрил побледнела еще сильнее, принявшись кусать губу. Нина посмотрела на нее и добавила: – Поэтому не смейте предпринимать ничего такого, что нанесло бы ущерб здоровью и жизни сэра Генри. Вы немедленно извлечете его из клиники, где его держат по вашему приказанию. Слышите, немедленно! Иначе вынуждена от имени мистера Холмса поставить вас в известность, что он до конца месяца реализует один из только что упомянутых мной вариантов. На красивом, передергиваемом конвульсиями лице Бэрил отразилась внутренняя борьба, и она сказала: – Хорошо. Генри выйдет на свободу… Нина добавила: – Выйдет на свободу, а вы подадите на развод! – Нет! – воскликнула миссис Баскервиль. А Нина жестко заявила: – Да! Вы разведетесь с ним и уедете к себе в Коста-Рику или куда угодно как можно дальше от Англии. И навсегда, поняли, навсегда забудете имя Баскервиль. Мистер Холмс будет держать вас в поле зрения, это я могу вам гарантировать… Бэрил, играя роль леди, поднялась и надменно сказала: – Хорошо, пусть будет так. Но у меня имеется сын, наследник родового титула и миллионов Баскервилей… Нина усмехнулась: – А это точно сын сэра Генри, а не вашего Джеймса? А что, если сэр Генри задастся этим вопросом? Бэрил в ярости нажала на кнопку электрического звонка, причем с дюжину раз, монументальная дверь распахнулась, и появился встревоженный Бэрримор. – Бэрримор, готовьтесь к приезду сэра Генри, он на днях вернется. Я же совершу крайне долгое путешествие за границу, начните немедленно собирать мои вещи! Тот, как и подобает дворецкому из хорошего дома, не задавая ни единого вопроса, с непроницаемым лицом почтительно поклонился: – Как будет вашей милости угодно. Пришла очередная телеграмма от мистера Десмонда, он просит вас принять его, так как ему нужны деньги на реставрацию церкви в приходе в Уэстморленде, где он служит… Бэрил истерично закричала: – Бэрримор, выбросьте эту телеграмму, не хочу ничего слышать о нищих родственниках моего мужа, которые испрашивают у меня подаяния! Мне надоело, я устала, я уезжаю! Нина, не прощаясь, вышла прочь. Что же, похоже, она спасла еще одну жизнь – жизнь сэра Генри Баскервиля, который, не вмешайся она, стал бы жертвой коварства своей алчной жены. Но к пониманию того, где же прячется доктор Шеппард, это ее ничуть не приблизило. Одно понятно: не в Баскервиль-холле. Усевшись в повозку и заметив, что уже вечереет, Нина спросила: – А где у вас имеется если не гостиница, то хотя бы пансион или постоялый двор, Перкинс? Возница, трогаясь, ответил: – В Кумби-Треси, мисс, это к югу отсюда, милях в семи. Там деревня побольше, чем Гримпен-Грин, имеется небольшой пансион «Золотой клюв». «Золотой клюв»? Прямо как аптека Захарии Осборна в Кингз-Эббот! Если это не знак, то разрази ее гром! – Везите меня немедленно в Кумби-Треси, в пансион «Золотой клюв»! – велела Нина, ничего не понимающая, но абсолютно уверенная, что на месте разберется. И снова повозка покатилась по красивым, но таким заунывным местам, и Нина, не слушая болтовню Перкинса, думала о том, что ей стало известно из более чем странного разговора с хозяйкой Баскервиль-холла. Ее взгляд упал на одиноко стоящий большой дом, и тут же донеслись слова возницы: – Вот тут он и шалит, старый Франклэнд. В своем доме, где жил и умер. Свет там по ночам горит, огоньки видны. Ох, не к добру все это, мисс, помяните мое слово, не к добру! Болота у нас – места лихие… И побыстрее бы нам добраться, а то скоро баскервильская собака на охоту выйдет. Что верно, то верно, более чем лихие. Причем и вовсе без собаки, которая к тому же давно мертва. Равнодушно скользнув взглядом по этому большому пустому старому дому, Нина снова углубилась в свои мысли, и в этот момент на крыше дома что-то блеснуло. Неужели привидение шалит? Но нет же, это была всего лишь линза одиноко стоявшего телескопа, в который угодил луч клонившегося к закату солнца. И тут Нина все поняла. Истошно закричав, чтобы возница остановился, девушка снова посмотрела на дом покойного старика Франклэнда, но уже совершенно другими глазами. – Отвезите меня туда, Перкинс! – заявила она. И тот в страхе ответил: – Ну нет, мисс, мы так не договаривались! Ни за что я туда, в логово чертей, не поеду! Они же заживо сожрут и меня, и вас, мисс! Нина же усмехнулась. Так и есть, она нашла место, в котором прятался доктор Шеппард, – где же, как не там, в доме с привидениями, можно вполне комфортабельно пожить, не опасаясь при этом, что огни по ночам привлекут чье-то внимание. Интересно, так все случайно получилось или нарочно? Она имела в виду кончину старого Франклэнда. И поняла, что сомнений у нее нет: чтобы вселиться в его дом, доктор Шеппард вполне мог убить склочного сутяжника. А потом распустить слухи о том, что в доме обитает призрак бывшего хозяина, во что местный народец, как верно заметил доктор Мортимер, весьма темный, после ужасов, связанных с баскервильским делом, с готовностью поверил. – Тогда подождите меня здесь! – произнесла девушка, выходя из повозки и ступая на красную пыльную землю. Перкинс, в ужасе уставившись на нее, произнес: – Мисс, не ходите туда, старый Франклэнд будет ужасно недоволен. Он и при жизни был не сахар, а уж после смерти… Ну да, если кто и будет недоволен, так доктор Шеппард, но к встрече с ним Нина была готова. – Вы точно меня подождете, а не уедете, Перкинс? – произнесла она строго, и возница, заверив ее, что до заката, так и быть, никуда не денется, в страхе смотрел на Нину. Та же, чувствуя, что испытывает странное щемящее чувство, быстро направилась по дороге через вересковую пустошь к дому старика Франклэнда. Доктор Шеппард был, крайне опасен. Однако все, что от нее требовалось, это вызвать дверь – и втолкнуть в нее этого несносного убийцу. И передать его в руки литературных дементоров. Нина приблизилась к обветшалому строению и сначала обошла его – интересно, дома? Если доктор Шеппард был на месте, то он увидел ее издалека и имел возможность приготовиться к ее визиту. Ну что же, она тоже будет крайне рада новой встрече! Поднявшись по ступеням к двери, Нина толкнула ее, уверенная, что та заперта, но дверь была открыта. Впрочем, зачем доктору ее закрывать, ведь опасности для него никакой нет: никто из любопытных соседей не заявится, даже воришки держались от дома с привидениями как можно дальше. Оказавшись в небольшом холле, Нина решила, что скрывать свое присутствие, к тому же, не исключено, от внимания доктора Шеппарда и так не ускользнувшее, не стоит. – Добрый вечер, доктор Шеппард! – произнесла она, прислушиваясь. В доме что-то скрипнуло, и Нина прошла сначала в гостиную, заметив лежащую на столе раскрытую книгу, а потом оттуда и на кухню, где ее взгляду предстали груда немытой посуды и остатки еды. Причем если бы это осталось от покойного старика Франклэнда, то наверняка все уже заплесневело бы или даже покрылось паутиной, однако ничего подобного не было – значит, все свежее. Это доктор Шеппард тут шалил. Легко взбежав по лестнице на второй этаж, Нина громко сказала: – Доктор Шеппард, ну где же вы! Разве вы не рады нашей встрече?