— Не было брата Шейна, ах, да, — вскинула голову Марта, выпрямив спину, — на закрытие выставки не пришла ассистентка Шейна Мика. *** Прежде чем стать ассистентом фотографа, Мика изучила основы фотографии и работы с аппаратурой, имела собственное портфолио. Она носила рюкзак Шейна, меняла объективы, подавала камеры. Как правило, не взаимодействуя с моделями и не вмешиваясь в происходящее. Мике нравилось быть вторым фотографом. Она не стремилась на передовую, любила снимать, но не хотела вести бизнес, общаться с клиентами. Мика мечтала творить, но при этом оставаться в тени. Ответственность, умение делать хорошие кадры, небольшая креативность и жуткая аккуратность — неоценимые преимущества Мики. Шейн снимал обязательные безопасные кадры, а Мика всегда держала наготове пустую карточку, приносила воду и записывала все до мельчайших подробностей. Длинноногие картинки приходили и уходили, все было терпимо. Мика старалась не обращать внимания на все больше разгоравшийся пожар страсти внутри себя. Пока не появилась Эмма. Шейн выделял ее из толпы своих любовниц, уделяя ей какое-то особое внимание. Эта серая худощавая швабра с огромными синяками под глазами смогла проникнуть в сердце Шейна. Мика ненавидела ее, его, их. Обернувшись на раскрытую дверь своей спальни, она еще раз взглянула на ряд аккуратно приклеенных фотографий с изображением Шейна. Она влюбилась в него с первого взгляда. Мика боготворила этого талантливого человека. Красивый внешне и еще более интересный внутри. Он делал фото, от которых сердце Мики замирало. Он флиртовал с ней. Улыбаясь, интересовался ее жизнью, настроением и здоровьем. В такие минуты Мика порхала по съемочной площадке, будто у нее выросли крылья. А потом он выбрал пустоголовую девчонку. Но ничего, Мика придумала, как сделать ему так же больно, как он сделал ей. Она знала, как отомстить. Подойдя к раковине на кухне своего маленького довольно убогого одноэтажного домика, оставшегося в наследство от родителей, Мика включила воду и взяла мыло. Тщательно намыливая руки, Мика с прискорбием заметила, что кровь отмывалась с трудом. Алая, липкая субстанция неохотно сходила с рук. Ну что ж, придется воспользоваться щеткой, Мика наклонилась к ящику кухонного стола. Глава 7 Марта скинула сумку с плеча, замерев в дверном проеме. В зале, где планировалась съемка нового проекта, стояла гробовая тишина. Необычно и странно. Шейн сидел в центре комнаты, аккуратно снимая крышку аккумуляторного отсека фотоаппарата. Их взгляды встретились. — Искупал любимую игрушку, — ответил он на немой вопрос Марты, сняв накладку на видоискатель и отлепив резинку под большой палец. Улыбки не было, только проникновенный взгляд. Быстрый, дерзкий, но глубокий, как синее море. Марта молча поставила запеканку на стол. Каждый ее шаг в туфлях на высоких каблуках отдавался громким эхом по комнате. — Отравлена? — он положил полуразобранный фотоаппарат и переплел пальцы рук, опираясь на бедра. — Не говори глупостей, Шейн. — Мадемуазель Броссар, — он сказал это очень тихо, уверенно и хладнокровно, выстраивая между ними стену, — вы не получили сообщение? Я разослал всем, что съемки не будет — убит человек. Шейн больше не смотрел ей в глаза. Ожидая, когда коллега покинет комнату, фотограф приподнял брови, потирая большие пальцы рук друг о друга. Есть ли что-то страшнее равнодушия? Для Марты худшим наказанием был не крик и даже не оскорбления, вылетавшие изо рта собеседника в состоянии аффекта. Больше всего девушка боялась безразличия. Терпеть не могла, когда с ней не разговаривают. Она сказала Шейну, что ей плевать на него, вот он и ведет себя соответственно. — То, что случилось с Эммой — просто ужасно, Шейн, — подошла Марта ближе. — Ей было восемнадцать, — он наконец-то поднял глаза. — Я чувствую свою вину. Я должен был проводить ее до дома. Плюс, — он повернул голову, — то, что это моя фотография, выворачивает наизнанку. Марта стояла на расстоянии вытянутой руки от сидящего на стуле Шейна. Что-то изменилось. Пропало стандартное желание отвернуться, отодвинуться, удержать дистанцию рядом с коллегой противоположного пола. Она разглядывала его, пытаясь понять, что происходит. — Мне очень жаль, Шейн. Никто не заслуживает такой ужасной смерти. Это просто уму непостижимо. — Хватит. — Что? — Называть меня по имени, — синие глаза вспыхнули, его дыхание участилось. Марта вздрогнула, мужской взгляд нагло скользнул по фигуре. — Это твое имя, — ответ был сухим. Шейн вздохнул, поднимаясь со стула и оставляя Марту перед пустым предметом мебели. Она облизнула пересохшие губы, медленно разворачиваясь. Им стало неуютно вдвоем. Вот что изменилось. Как будто они шли по тонкому канату и одно неловкое движение могло уничтожить обоих, столкнув в пропасть. — Сколько здесь? — отломил он кусок запеканки. — Два или три углевода, можно не учитывать. Закинув пару ломтиков в рот, Шейн уронил кусок на пол. Присел на корточки. Вытащив из сумки салфетки, Марта опустилась рядом, подбирая остатки с пола. Оказавшись слишком близко, он замер, всматриваясь в ее лицо: — Что тебе от меня нужно? Марту окутало его теплым, мужским запахом. Вот чем он их берет. Вначале манит, потом отталкивает и так по кругу. Потрясающе. Марта взглянула на его губы. Воспоминание, не дававшее ей покоя все это время, снова вернулось. Он будто прочел ее мысли и гордо приподнял подбородок, усмехнувшись: — Хьюберт не отругает? Впервые за все это время он улыбнулся, но так, что лучше бы не улыбался. Марта выпрямилась. А Шейн, похоже, не планировал соблюдать приличия, снова прогулявшись наглым взглядом по ее телу. — Итак, у нас дилемма, — испепеляя взглядом, начал Шейн. — Хорошая девочка Марта встречается с милым парнем по имени Хьюберт, и все у них отлично, — Шейн развел руками в стороны, — но неожиданно ее без разрешения целует плохой мальчик Шейн и девочке, очевидно, это очень понравилось, потому что теперь, глядя на него, она изнывает от желания. Марта покачала головой: — Я ухожу. Ты — сексоголик, Шейн. Для тебя — это как антидепрессант. Не все ли равно Анна, Майя, Венера? Эмоциональная сторона вопроса, чувства, привязанность? Нет, не слышали. Марта направилась к выходу, и он пошел за ней. — Много ты знаешь. — Широко улыбаясь, хмыкнул. — Спрашивается, как такое могло произойти? — поставил он руку возле входной двери, не давая ей выйти. — Дай пройти, — схватилась за его руку Марта, и тут же пожалела, ощутив всю крепость его мышц. — Может быть мальчик по имени Хьюберт не умеет целоваться? Она испуганно взглянула в его глаза. Откуда он узнал правду? Ведь все именно так и обстоит. Долбанный фотограф с манией величия. Тем временем Марта не заметила, как именно оказалась прижатой спиной к стене. — Это была случайность, я ухожу, — покачала головой. — Сюжет плохого анекдота, ей-богу. — Есть только один способ проверить, — сделал шаг вперед Шейн, посмотрев на нее исподлобья. На шее Марты весел длинный шелковый шарф. Направляясь сюда, она никак не ожидала и даже представить себе не могла, что, надев эту разноцветную тряпку, подписала себе приговор. Шейн намотал концы шарфа себе на кулак и резким движением притянул Марту к себе, свободной рукой обхватив девушку за талию. И если в прошлый раз на людях все могло сойти за случайность и эмоциональный порыв, то теперь — это было весьма осознанно. Горячий, глубокий и очень жадный поцелуй обжег ее губы. Марта почувствовала, как слабеют ноги. Не в силах сопротивляться, она схватилась за сильные мужские плечи, буквально повиснув на них. Внутри что-то вспыхнуло и разорвалось сладким ощущением наслаждения: грудь моментально заныла, требуя к себе внимания, низ живота прострелило блаженной мукой, голова закружилась. Он протолкнул язык ей в рот, лаская, целуя, сводя с ума. Марта не могла открыть глаза. Ей показалось, что она летит в пропасть: глубокую, темную пропасть абсолютного желания. Она очень сильно хотела Шейна, которого считала мудаком. И это было ужасно, отвратительно и несправедливо. Он мял ее бедра, еще крепче прижимая к себе. И Марта не сдержалась, ответила, лаская его рот не менее жадно и горячо. Она пришла в себя только когда почувствовала, что Шейн задирает ей юбку, стягивая трусики вниз. — Все! Хватит, — она оттолкнула его, вскрикнув. Раскрасневшийся и тяжело дышащий Шейн, облизнулся, сделав шаг назад с улыбкой на лице. Слишком гордый, чтобы настаивать. Марта взглянула в синие глаза: — Я думаю, мне стоит взять отпуск. — Как будет угодно, — поклонился Шейн. Марта пошла вперед, пошатываясь на дрожащих ногах. — Ах да, передавай привет Хьюберту. Марта притормозила в дверях и, не оборачиваясь, показала ему средний палец. Длинные рыжие волосы растрепались, укрыв спину и плечи. — В следующий раз, Рапунцель, я поцелую тебя в шею, да посильнее, чтобы следы остались сочные и яркие, — еще раз облизнулся Шейн, скрещивая руки на груди. *** Дешевая незамысловатая меблированная комната в третьесортном мотеле. Железная кровать с продавленным, давно потерявшим свой цвет, матрацем. Протертые безвкусные обои с узором из цветущих роз и белых полевых цветов, местами с темными жирными пятнами. Доминик Пети лежал на кровати, пуская в потолок сизые колечки густого сигаретного дыма. Натали убила бы, увидев воочию она эту картину. Но сейчас ему было плевать. Он лежал таким образом довольно давно. Не смотря телевизор, не заходя в интернет и не отвечая на телефонные звонки, наслаждаясь своим триумфом. Доминик понятия не имел, что происходит в мире. Он упивался победой, мечтая увидеть лицо Шейна, когда тот узнает, что именно он сделал с его любимой девушкой. Эмма нежная, вкусная девочка. Ее бархатистая кожа буквально источала огонь. Алые губы и огромные беззащитные глаза. Это оказалось даже легче, чем он думал. Наивные дурочки такие сладкие. Наконец-то он чувствовал себя отомщенным. Шейн очень удивится, когда узнает правду. Своим талантом он затмил всех, с кем учился, заставив друзей чувствовать себя жалкими ничтожествами. Доминик фотографировал свадьбы, когда должен был сотрудничать с журналами мод. Рядом с Райтом меркли все попытки прорваться на Олимп. Даже Натали он трахнул первым. Именно друг познакомил их когда-то. Но ничего, теперь все позади. Доминик наконец-то отомстил. План просто идеальный. Еще одно серое колечко дыма полетело в потолок. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌