Впереди кораблёвской «девятки» по полосе мотался от обочины к осевой «Москвич 412» ядовито-зеленого колера, не позволяя обойти. Когда Саша, прибавив газу, пошел на обгон, водитель «Москвича», дедок в очках с толстыми стеклами, тоже притопил. Кораблёв, водитель с десятилетним стажем, хорошо знал, что первый признак идиота за рулем — прибавлять скорость, когда тебя обгоняют. Впереди на горке показался встречняк — груженая фура, за ней — ещё одна. Саша не стал рисковать, сбавил скорость, дав деду оторваться, и снова пристроился за ним. Так за этим ископаемым «Москвичом» он и пилил километра два до самых Соломинских Двориков, где на развилке сделал левый поворот на Острог. Площадка перед стационарным постом ГИБДД пустовала. Кораблёв глянул на часы, они показывали двадцать минут четвертого, дежуривший на посту наряд убыл в город сдавать смену. Саша возвращался из областной прокуратуры не солоно хлебавши. То ли Олег Андреевич, реализуя свой иезуитский план, настроил вышестоящих товарищей против своего и.о. зама, решившего посоветоваться по делу Рязанцева, то ли по природе своей они были такими злобными. Конструктивного обсуждения не получилось, Кораблёва банально опустили ниже плинтуса. Для начала над ним поглумился зональный прокурор отдела по надзору за следствием, дознанием и ОРД[92] Хоробрых Андрей Леонидович. Брезгливо пролистав длинными суставчатыми пальцами пухлый том уголовного дела, пробежав по диагонали постановление о привлечении Рязанцева в качестве обвиняемого и протокол его допроса, Хоробрых, глядя сквозь сидевшего напротив Кораблёва, тихим, пропитанным зловещими интонациями голосом поинтересовался целью приезда собеседника. Саша ответил, что они с прокурором разошлись во мнениях по поводу перспективности дела. Олег Андреевич считает, что оно пройдёт в суде, а он сомневается. Его сомнения поддерживает и старший помощник прокурора Веткин Александр Николаевич. Фамилию Веткина Кораблёв назвал специально, Александр Николаевич работал в системе давно, в областной его знали многие. Однако для Хоробрых не существовало авторитетов среди тех, кто занимал нижестоящие должности, в общении с ними из всей палитры красок он различал только чёрный цвет. — А когда вы дело возбуждали, вы с нами советовались? — безгубый рот Хоробрых находился в постоянном движении. Настрой его определился с первых минут аудиенции. Битых полчаса скрипучим негромким голосом он сверлил в Сашиной голове дырку, растолковывая азбучные истины о разграничении функций между районными прокуратурами и областной инстанцией. Из этих нравоучений следовало, что ни при каких обстоятельствах работники нижнего звена не должны перекладывать свои прямые и непосредственные обязанности по объективному расследованию уголовных дел на сотрудников областного аппарата, в обязанности которых входит осуществление надзора за принятыми — в этом месте он со значением воздел острый указательный палец к потолку, — принятыми! — процессуальными решениями. Кораблёв крепился изо всех сил, кляня себя за то, что приехал. Тратить время, которого и так катастрофически не хватало, силы, нервы, а также собственный бензин на то, чтобы его банально поимели, было идиотизмом высшей степени. Воспитание молодого и.о. заместителя прокурора не закончилось общением с зональником. Хоробрых отконвоировал Сашу в кабинет начальника отдела Ворониной Генриетты Саркисовны. Кораблёв шел по коридору за сутулым зональным прокурором с тяжелым сердцем. Воронину отличал истеричный характер, самой употребляемой фразой в её лексиконе было: «лишить ежемесячной надбавки за сложность и напряженность». Генриетта Саркисовна, женщина с худым нервическим лицом, выглядевшая гораздо старше своих сорока с совсем небольшим, вместо «здравствуйте» метнула восточными глазищами молнию в возникшего на пороге ее кабинета Кораблёва. — Опять Острог! Только с Коваленко вашим разобрались! Когда же у вас порядок наступит?! Правильного ответа на этот вопрос Саша не знал, поэтому счёл нужным промолчать. Хоробрых монотонно, как пономарь, доложил ситуацию по уголовному делу, с которым без согласования приехал Кораблёв. Начал старший прокурор отдела с того, что еще накануне по данному делу истек срок содержания обвиняемого под стражей. — Кто расследовал? — у глаза Ворониной дернулся живчик. — Винниченко, — сказал Саша. — Как надоел этот разгильдяй! Этот неряха! Десять лет работает следователем и ничему не научился! В народное хозяйство гнать таких бездельников надо! — бушевала Генриетта Саркисовна. Кораблёв смотрел на нее и думал, что нудила Хоробрых гораздо опасней, чем эта климактеричка. Саша воспользовался приемом, рекомендованным ему Веткиным, он отстранился от происходящего и мысленно отключил звук. Вопли, изрыгаемые Ворониной, пропали. Осталась только измученная, явно не имеющая нормальной личной жизни тетка, беззвучно разевающая рот, в котором мелькали неровные желтоватые зубы и покрытый белесым налетом сизый язык. — Напишите объяснение по поводу допущенных вами нарушений закона! — последние звуки, изданные на особенно высокой ноте, смогли прорваться сквозь защитную сферу. Кораблёв учтиво попрощался с начальником отдела, прошел в кабинет к Хоробрых, где аккуратным почерком написал объяснение из трёх строчек о том, что обязанности заместителя прокурора он исполняет с четырнадцатого декабря прошедшего года, и что срок содержания под стражей обвиняемого Рязанцева А. В. истёк четвёртого января текущего года. Потом он не спеша оделся, посмотрелся в зеркало, спустился по лестнице, вышел из здания, сел в свою «девятку» и закурил. — Козлы! — ожесточенно выкрикнул он, сделав первую затяжку. Несколько минут Саша яростно матюкался. Выбравшись из города на трассу, он вдавил в пол педаль акселератора. Он так и не мог определиться, какое решение следует принять по делу Рязанцева. Его бросало из одной крайности в другую. То он мысленно рубал шашкою, зарекаясь, что сто пудов вернет эту тухлятину на допрасследование. Развивая мысль, он формулировал в голове конкретные убедительные доводы, препятствующие направлению уголовного дела в суд. Внезапно его пробивало, какие последствия повлечет этот демарш. Кроме того что он мгновенно попадет в немилость к прокурору, который на примере с Коваленко показал, как он поступает с теми, кто не желает с ним мирно сосуществовать, его нанижут на вертел областные щелкоперы. Незаконное содержание под стражей — серьезнейшее нарушение, замечанием или простым выговорешником здесь не отделаешься, только строгач! И никто не заступится, не скажет, что парень жужжал последние две недели как электровеник, раньше десяти вечера с работы не уходил. Бессменно дежурил в качестве ответственного от руководства, выезжал на все происшествия, подпадающие под приказ Генерального, составлял и сдавал годовые отчеты, проверял милицейские дела, которых под конец отчетного периода в прокуратуру нанесли больше тридцати… А разве кто прошлые заслуги вспомнит? Шесть полных лет он отпахал следователем, и всю дорогу на хорошем счету! Никто доброго слова не промолвит в его защиту, в течение часа щелкоперы спроворят приказ о наказании, подсунут прокурору области, — а тому в кайф подчиненных плющить, — и по факсу скинут для ознакомления. Объяснение уже написано, процедура соблюдена. При желании можно даже организовать проверочку в порядке статьи сто девятой УПК РСФСР, на предмет установления, не содержится ли в действиях исполняющего обязанности заместителя межрайонного прокурора признаков должностного преступления, повлекшего существенное нарушение конституционных прав гражданина… Кораблёв тряс головой, отгоняя черные мысли, убеждал себя, что зря заводится, что до проверки в отношении него не дойдет, однако дурные предчувствия упорно продолжали лезть в голову. По пути к прокуратуре он завернул к городской администрации. Надо было выяснить, что случилось у его девочки. Парковка у серого здания, бывшего горкома КПСС, обсаженного голубыми елями, ожидаемо оказалась забитой автомобилями разных марок. Пришлось пробираться дальше по улице и притулиться на обочине, у сугроба. Там Саша извлек из подставки купленную вчера красивую игрушку — мобильник — и набрал единственный пока имеющийся в записной книжке номер. — Да, — Олин голосок, раздавшийся из решеточки динамика, показался обиженным. — Привет, зайчонок, — тепло произнес Кораблёв, думая, какой второстепенной ерундой он забивал себе мозги целых полдня. — Я рядом. Не сможешь выглянуть на минутку? — Конечно. Его «девятка» стояла багажником к зданию, поэтому Саше пришлось повернуться на сиденье, чтобы наблюдать через заднее стекло за выходом. Вскоре из массивной двери на крыльцо выскользнула знакомая стройная фигурка в накинутой на плечи шубе. Оля осматривалась по сторонам, выискивая взглядом автомобиль жениха. На улице уже прилично стемнело, поэтому Саша дважды мигнул фарами и коротко посигналил. Девушка заметила его и сбежала со ступенек. Чтобы меньше ей было месить по снежной квашне, Кораблёв осторожно сдал назад, сокращая расстояние. Гибкой змейкой прошмыгнув в приоткрытую дверь, Оля обвила жениха руками за шею и поцеловала. Касание губ было долгим, одурманивающим и волшебно-мягким, от ненавязчивого лилейного аромата парфюма закружилась голова. Не оставляя объятий, девушка быстро рассказала о недавнем происшествии в супермаркете «Грошик». Говоря, она несколько раз тяжело вздохнула, совсем как ребенок, доверивший взрослому свои беды. Дослушав, Саша отстранился, чтобы увидеть Олино лицо. — Ты чего? Не смотри, я некрасивая, — трогательно надула она губки, отворачиваясь. Свежих слёз Кораблёв не увидел, но припухлость вокруг глаз была заметной, значит, до этого она все-таки плакала. — Не понимаю, как этот проклятый батончик оказался в моём кармане, — всхлипнула девушка. Саша слышал о таких подставах в больших городах. — Подельник охранника незаметно подсунул. Было такое, что тебя толкнули или прижали там как бы случайно? — Ой, да! Когда я входила, в овощном отделе очередь стояла, вот к ней меня притерли… Ты думаешь, тогда?! — Оля прикрыла рот ладошкой. — Суки! Гондоны! — Кораблёв ударил руками по рулевому колесу. За все время знакомства он впервые выругался в Олином присутствии. Выпустив первую порцию пара, Кораблёв выспросил у невесты приметы охранника. Внутри его продолжало клокотать, словно в вулкане. Проблема, происшедшая с любимым человеком, ускорила процесс брожения дрожжей от утреннего унижения в прокуратуре области. Подкатывало желание немедленно лететь в этот гребаный «Грошик» — придумают же название — сгрести за грудки ушлёпка-охранника и разбить в кровь его хориную морду. Но выдохнув носом, Саша сумел унять прилив агрессии. Во-первых, он не имел привычки и навыков драться, во-вторых, и в главных, от подобной выходки будет только хуже. Милиция собрала материал, составила протокол, в Олиных действиях, если основываться на собранных доказательствах, налицо состав мелкого хищения, ее взяли, что называется, с поличным. Но опускать руки, мириться с провокацией нельзя, надо раскручивать эту шарагу. Они, пацаки, еще не знают, с кем связались. — Ты чего молчишь? — девушка коснулась Сашиной руки. — Думаю. Ты Валентину Борисовичу рассказала? — Не успела, он на совещании. — Собираешься? — Обязательно. — Правильно, умница. Надо всегда говорить правду, — Кораблёв белозубо улыбнулся, потом подмигнул невесте: — Иди, зайчишка, дорабатывай, меня тоже на службе заждались, вечером встретимся. Оля прильнула к нему с поцелуем: — Я люблю тебя, Санечка. — А я тебя еще больше… Несколько минут спустя Саша, стоя у входа в торговый зал супермаркета «Грошик», проводил рекогносцировку на местности. Охранника, плюгавого альбиноса, он по описанию узнал сразу — такого дрища не перепутаешь. Преисполненный важности тот стоял, заложив руки за спину и расставив ноги шире плеч, около стеллажа с ячейками, в которых покупатели оставляли свои сумки. Ячейки были оборудованы самыми примитивными запорными устройствами, отомкнуть которые можно при помощи гвоздя. На боку стеллажа висело объявление: «За сохранность имущества, оставленного в камере хранения, администрация магазина ответственности не несет». «Все в лучших отечественных традициях, — хищно усмехнулся Кораблёв. — С поклажей не пускают, краж боятся, а за оставленные по их же требованию вещи граждан отвечать не желают». Толкнув преграждающую штангу турникета, он вошел в зал. Над планом действий Саша заморачиваться не стал, решив, что будет ориентироваться по ходу пьесы. У свободной кассирши он деловито поинтересовался, где можно найти заведующую. Его приличный прикид, дипломат в руке и серьезное выражение лица внушили кассирше доверие. Она без лишних расспросов указала пальцем на дверь левее стеклянной витрины с элитным алкоголем. Кораблёв поблагодарил и прошел в нужном направлении, оказавшись в квадратном, скудно освещенном подсобном помещении. Там он быстро осмотрелся и без стука вошел в маленький кабинет без окон. За столом сидела коротко стриженая брюнетка средних лет в синей синтепоновой куртке. Оторвавшись от экрана монитора, она встретила посетителя по-острожски любезно: — Что вам надо, мужчина?! Вы чего врываетесь, как к себе домой?! Она говорила в нос, будто у нее полипы. Саша отработанным небрежным движением распахнул перед лицом женщины красную книжечку служебного удостоверения: — Прокуратура! Вы заведующая?! Женщина приподняла нарисованную смоляную бровь: — Вообще-то, я менеджер отдела. А в чем, собственно, дело? В скромной меблировке кабинета имелся еще один стул, на который Кораблёв присел без приглашения. Свой дипломат Саша по-хозяйски выложил на стол, подвинув им лежавшие с краю бумаги. — В моем производстве находится заявление гражданки Соболевой О. В. на действия ваших сотрудников, которые незаконно ограничили свободу заявительницы и обыскали ее. Саша смотрел на менеджера в упор, многозначительно постукивая пальцами по красноватому, под крокодиловую кожу боку дипломата. Женщина стушевалась: — Это недоразумение. Наши охранники хорошо знают свои права, обыскивать им категорически воспрещено. — Не знаю, заявительница пишет, что ее подвергли досмотру, причем это сделал мужчина. Кто у вас сегодня дежурит? — Артем. Он опытный работник, на подобное не способен, — брюнетка, очевидно, имевшая немалый опыт работы в торговле, оправилась от первого напора. — Пригласите его сюда, — Кораблёв решил обойтись без волшебного слова. Менеджер отдела на секунду задумалась, потом произнесла: «Ага», поднялась из-за стола и вышла. Саша обвел глазами помещение. Спартанскую обстановку рабочей каморки скрашивал большой глянцевый плакат с Майклом Джексоном на стене. Из подсобки донеслись приближающиеся шаги и перебивающие друг друга голоса, персонал «Грошика» на ходу обсуждал нештатную ситуацию. Брюнетка вошла, гундосо тараторя: