Петрушин выложил на стол одна на другую две пачки «Есаульских»: нераспечатанную и полупустую, сверху пристроил зажигалку. Молча сняв верхнюю одежду, убрал ее во встроенный шкаф. Он не выносил, когда люди лыбились без причины, демонстрируя показные приязнь и жизнерадостность. «Чего ты, галка, с утра зубы тут сушишь? С понтом, рада мою похмельную морду видеть?» — Валера закурил, пришло время. — В…в-вот, В-валерий Г-гербертович, у н-нас гл…г-главный по э-этому у-убийству, он т-тебе в-все и ра…ра…расскажет, — переведя стрелки на напарника, Сутулов свалил на утреннюю сходку к начальству. Он считался в отделении за старшего, хотя они с Петрушиным и состояли в равных должностях. Межрегиональное отделение лишилось ставки начальника в девяносто четвёртом году, когда угорел на трёх эпизодах мошенничества хороший парень Ваня Пшеничный. Сутулову, выпестовавшему у себя под носом коррупционера, едва не дали под жопу коленом. Отделавшись понижением, он сначала радовался, но потом, когда испуг прошёл, поддав, начинал нудеть, что зря согласился написать рапорт о переводе на нижестоящую должность, теперь ему сроду не получить «подполковника». Валера признавал над собой номинальное начальство Сутулова. Как-никак, тот имел за плечами Горьковскую высшую школу МВД и пятнадцать лет оперативной работы. — Разрешите? — Валера выметающим жестом обозначил Голянкиной намерение занять своё законное рабочее место. — Конечно, конечно, — журналистка выскользнула из-за стола. Усевшись, Петрушин оторвал листок от перекидного календаря, вытер им сырой полумесяц, оставшийся от кружки Голянкиной на оргстекле, покрывавшем столешницу. Затолкал листок в переполненную мусором пластмассовую корзину. Туда же вытряхнул пепельницу. — Валерий Гербертович, — корреспондентка пристроилась сбоку на стуле для чистых посетителей. Пьяной урле и прочим бродягам, частым гостям сорок девятого кабинета, предназначался стоявший в углу низкий из-за отсутствия ножек диванчик, обтянутый вытертым кожзамом непонятного цвета. — Валерий Гербертович, — Голянкина смотрела умильно, — а мне Владимир Борисович сказал, что вы можете сообщить несколько слов по поводу динамики раскрытия двойного убийства. Петрушин очень медленно повернул крупную голову в сторону журналистки. Выражение лица его оставалось непроницаемо-мрачным. Он поднес к усам сигаретку, затянулся и равнодушно переспросил: — А чего Владимир Борисович сам не рассказал про эту, как ее… динамику? — Так вы же работаете по этому преступлению! — По нему много кто работает, — Валера придвинул к себе пепельницу, сплюнул в неё, после чего макнул в слюну окурок, который коротко прошипел. — Тогда хотя бы подтвердите или опровергните информацию о причастности к этому убийству авторитета по кличке Клыч? — Голянкина впилась глазами-буравчиками в лицо опера, пытаясь не пропустить его реакцию на услышанное. Но с Валерой Петрушиным такие дешёвые номера не проходили, он остался погружённым в природную флегму. Можно даже было предположить, что он задремал, причем надолго. У непоседы журналистки не нашлось контрманипуляции против толстокожего Валеры, она вскочила, стала закручивать вокруг шеи длинный вязаный шарф с бахромой. — Спасибо, капитан, вы очень любезны! Вот вам свежий номер нашей газеты с программой. Ещё вот чайку можете попить или кофейку, я принесла вам тут, не побрезгуйте… До свидания! Пойду к вашему начальству… А что делать? — Попутного ветра, — Валера остался сумрачен. Но как только за Голянкиной стукнули двери, сначала — кабинета, потом — тамбура, он поднялся, прошел к тумбочке, втиснутой между столом Сутулова и диваном для жуликов, и воткнул в розетку вилку электрочайника. Вынул из нарядной коробочки пакетик чая Akbar, сосредоточенно сопя, размотал нитку, опустил «утопленника» в кружку. Потыкал указательным пальцем в золотистые пакетики кофе «Петровская Слобода». «С паршивой овцы хоть шерсти клок», — рационально подумал. Заварив чай, Петрушин от конца к началу пролистал «Уездное обозрение». Прочитал столбик анекдотов, ни один из которых не сподвиг его на улыбку. Из гороскопа узнал, что Ракам на следующей неделе нужно сосредоточиться на карьере, а физические нагрузки могут оказаться для них стимулом к самодисциплине. В части карьеры Валера отнесся к прогнозу скептически, но что касается физических нагрузок, тут звезды зрили в корень. В субботу он планировал расчистить снег у ворот гаража и скинуть его с крыши. Листая газету дальше, Петрушин наткнулся на большую статью под названием «Чёрный передел или белая стрела?». Из заголовка публикации и фотоколлажа, на переднем плане которого омоновец в камуфляже и маске крутил руки стриженному наголо братку с толстой цепурой на шее, явствовало, что она посвящена криминальной теме. Валера углубился в чтение. «Увиденное напомнило мне сцену из крутого гангстерского боевика. Кузов обнаруженной на тихой окраинной улочке “девяносто девятой” был изрешечен пулями. Размеры входных отверстий красноречиво свидетельствовали о том, что в руках преступников был целый арсенал оружия разных калибров, от пистолетов до автоматов. На передних сиденьях автомобиля в изломанных позах застыли трупы двух молодых мужчин, буквально изрешеченные пулями. У обоих имелись ранения головы — следы контрольных выстрелов в упор. Действовали, безусловно, профи. Проводившие осмотр сыщики признались мне, что даже им, видавшим виды, не по себе от особой жестокости двойного убийства. Трудно поверить, что эта страшная находка обнаружена не где-нибудь в кварталах Гарлема, а на улице нашего с вами провинциального среднерусского городка. И не когда-нибудь, а в канун Нового тысячелетия. Нам стало известно, что правоохранители пока придерживаются единственной версии: бандитские разборки. При этом они руководствуются, в первую очередь, данными о личностях убитых, судимых за ряд тяжких преступлений и освободившихся из мест лишения свободы в ушедшем году. Отнесемся уважительно к нелегкому труду оперативников. Подобная версия имеет право на существование и должна быть всесторонне проверена. Однако в распоряжение нашей редакции попали уникальные сведения о совершенно иной подоплеке убийства года. Оговорюсь, что в настоящее время это не более чем предположение, но замалчивать его — аморально. Так вот, имеется гипотеза, что данное преступление совершено членами так называемой “Белой стрелы”, тайной организации, созданной сотрудниками спецслужб для устранения силовым путем наиболее одиозных представителей криминалитета. Являлись ли убитые З. и К. членами организованного преступного сообщества или они были обычными спортсменами, попавшими в начале лихих девяностых в беспощадные жернова правосудия, и намерена выяснить редакция нашего печатного органа. Отлично понимая, каким опасностям мы подвергаем себя, выходя на тропу войны с криминалом, тем не менее, мы сознательно начинаем собственное независимое журналистское расследование происшедших событий. О результатах расследования мы будем незамедлительно ставить в известность наших читателей на страницах газеты. Пожелайте нам удачи в бою. Продолжение следует…» П. Никандров. «Смотри-ка, раньше ей фамилия “Н. Прохоров” была, а сейчас “П. Никандров” стала. Замуж, что ли, снова вышла? Ну, Голянкина! Ну, наплела мокрощелка!» — Петрушин, всерьёз не воспринявший прочитанную ересь, снисходительно усмехнулся. Горячий чай восстановил тепло в Валериной груди. Самочувствие его было вполне приличным, и даже неизбежность ненавистной писанины почти не портила настроения. Нахождению в тонусе способствовало осознание того, что сегодня крайний день, короткая смена. А вечерком они с Вовой собирались закатиться в одно хитрое место, отметить наступающее Рождество Христово. Ванька Пшеничный проставлялся в честь своего устройства на хорошую работу. Петрушин сложил газету на заметке «Черный передел или белая стрела?» и, привстав, метко бросил на стол напарника. В половине десятого в кабинет пришел Сутулов, был он хмур и озабочен. — Затрахали! — первое слово он выпалил, не заикнувшись, зато следующие выталкивал из себя в несколько приемов, с искривленным от напряжения лицом. — У н-нас с-свое на…начальство есть! Н-ни в одном ра…р-районе не п-помыка…каю-у-ут так у-у-убойщиками! — Чего случилось? — Валера, видя, что Сутулов закуривает, толкнул к нему пепельницу. Нервно затягиваясь, майор рассказал, что Птицын, который ещё даже не назначен начальником криминальной милиции, и под большим вопросом: будет ли назначен, наехал на него на сходке чисто по беспределу. Обвинил, что сотрудники МРО, которые должны идти первым номером в раскрытии сложного резонансного убийства, пытаются загрести жар чужими руками. В частности, РУБОПа и розыска. Информации у МРО — ноль целых, хрен десятых. — Т-твою и-информацию, Ва… Валера, он с-сказал, ч-чтобы т-ты н-на г-гвоздик в т-толчке по…повесил! — кипятился Сутулов, раздувая побелевшие ноздри. Еще и.о. начальника КМ предъявил «мрошникам» претензии по поводу того, что те до сих пор не выяснили, в каком адресе установлен стационарный телефон, по которому, как следовало из распечатки, Зябликову звонили вечером накануне убийства. Оправдание Сутулова, что распечатку они надыбали только вчера после обеда, в качестве уважительной причины принято не было. В результате МРО была дана «цэуха» сегодня же получить в районном узле связи сведения о телефоне, своими силами провести установку по месту его нахождения и побеседовать с вдовой Зябликова, которая могла слышать интересующий разговор. — Т-так ч-что, Ва…Валера, езжай в РУС с за…запросом. Я — к С-Светке Зяблик-ковой п-почапал… — Зашибись, — сказал Петрушин, — я ж аналитикой собирался заниматься. Мне ж Птицын всю плешь проел, что в ОПД — бардак. На это Сутулов сообщил, что с документами Валера вполне сможет поработать восьмого числа, в субботу, объявленную Птицыным рабочим днем. — Я в субботу не могу! — Кроме уборки снега в гараже у Петрушина был запланирован поход на хоккей. На открытой площадке стадиона «Металлист» в тринадцать ноль-ноль «Гальваник» принимал лидера областного чемпионата — григорьевский «Символ». Валера, по молодости отыгравший пять сезонов за «Гальваник», не имел права пропустить принципиальную встречу. А в воскресенье с утра ему предстояло по графику заступать на суточное дежурство. — В-вот т-ты ему с-сам и с-скажи, — посоветовал Сутулов. — Чей-то я? Ты — у нас бугор, тебе и флаг в руки, — барометр настроения Петрушина повернул на «пасмурно». Опустив глаза, он заметил, что подушечки пальцев и ладони у него испачканы чёрным. Сообразив, откуда дровишки, принялся оттирать руки концом заскорузлой, с нови не стираной занавески. — Почитай, Вова, на досуге газетку. Там твоя подруга расписала всё под дуб и под ясень… «Белая стрела» Зябликова с Калининым замочила, а мы тут уши ломаем. Только поосторожней, газетка пачкается шибко. Закурив, Валера стал прикидывать, кто ему подпишет запрос в узел связи. К Птицыну идти было влом, и без его радио голова шумела. За собственной подписью сведения могут не дать, кто для начальника РУСа старший опер… От Бори Винниченко полдня будешь добиваться бумажки. Остановился Петрушин на кандидатуре начальника розыска. Написав от руки на листе формата А4 запрос, Валера поднялся к Борзову, тот подмахнул не глядя. В канцелярии секретарь шлепнула на документ угловой штамп, в который вписала исходящий номер. Когда Петрушин вернулся в свой кабинет, Сутулов бушевал по поводу прочитанной заметки: — К-какой а-арсенал?! К-какие к…к…к-контрольные выстрелы? К-кто ей, п-прошмандовке ра…рассказывал? Её т-там и б-близко н-не б-было! Н-ноги ее т-тут б-больше н-не будет! Петрушин, вынимая из шкафа тяжёлое пальто на овчинной отстегивающейся подкладке, поинтересовался, с ехидцей кривя чёрные усы: — А кто нам, Вова, чайку тогда подгонит? В РУС, расположенный на другом конце города, на улице Чехова, Валера отправился на троллейбусе. Закрепленная за МРО служебная «пятёрка» с прошлой весны ржавела в гараже неисправная. С транспортом в отделении не заладилось сразу после того, как отняли ставку водителя. Мудрое начальство присоветовало закрепить автомобиль приказом за одним из оперативных сотрудников. Выбор пал на Юру Ковальчука как на самого молодого. Но тот воспротивился всеми фибрами, предвидя, чем закончится этот замысел. Он будет всех целыми днями катать как личный шофер, обслуживать машину, заправлять её, мыть, при этом об уменьшении нагрузки на основном участке работы не велось и речи. Предполагалось, что раскрытием убийств на своей «зоне» он будет заниматься в свободное от исполнения обязанностей водителя время. Юра не согласился, поэтому «мрошники» стали водить «пятерку» по очереди, благо у всех имелись водительские права. В начале марта в выходной день Вова Сутулов поехал в деревню проведать тещу. За Ильино на скорости его кидануло в ледяную колею, пробило колесо, машину занесло и крутануло на боку. Из гнезда вместе с массой вырвало аккумулятор, который прошиб топливный фильтр. Под капотом загорелась проводка, чудом Вова не пострадал сам. Теперь нужно было менять всю проводку, аккумуляторную батарею, катушку зажигания и реле стартера, плюс еще кузовные работы… Сутулов, несмотря на то, что был виноват на все сто, отказался ремонтировать машину за свой счет, сказав, что дочка Абрамовича его не спонсирует. Так как в момент ДТП он был трезвый, он чувствовал себя уверенно, знал — за такое не увольняют. Начальство денег не выделило, резонно заявив: «Сами расхерачили почти новую машину, сами и делайте». Поиски спонсоров зашли в тупик. Тогда Вова предложил скидываться с каждой зарплаты на ремонт. Петрушин и Ковальчук поворчали с неделю, но без колес эффективность работы убойщиков снизилась, по меньшей мере, вдвое, и они, скрепя сердце, с двух получек отжалели по три сотни, сам же Вова кинул с барского плеча на ремонт штуку. На эти деньги они купили аккумулятор и еще кое-что по мелочи. Потом начались отпуска, потом Сутулов сходил на «больничный», за ним — Ковальчук. Тема постепенно затухла. Ходить клянчить транспорт в розыск было неприятно, каждый раз Борзов с подколами интересовался, когда наконец они свой «икс-пятый» сделают. Иногда Валера задумывался: а не использовать ли в служебных целях личный «Урал М-67» с коляской, но поразмыслив, отказывался от этой затеи, так как она не вписывалась в его схему посещения «аптеки». В районном узле связи Петрушину понадобилось всего полчаса, для того чтобы получить официальную справку о том, что телефон с абонентским номером 3-42-64 установлен по адресу: город Острог, улица Сергея Лазо, дом 3, квартира 17 и находится в пользовании Кокошина Вадима Алексеевича, 1959 года рождения. С чувством выполненного долга Валера двинулся частным сектором по протоптанной меж сугробов извилистой тропке в сторону парка культуры и отдыха механического завода. При входе в парк располагался кабачок «Услади друзей», который Петрушин не уважал из-за дороговизны, но других конкурентоспособных заведений поблизости не имелось. На часах было десять часов сорок пять минут. Пройдя в «Услади друзей» стандартную процедуру, Валера решил прогуляться пешком до следующей остановки. Мысль его работала продуктивно. Фамилия Кокошин ничего не сказала старшему оперу. Услышь раньше хоть раз такую смешную, словно из стихотворения Корнея Чуковского, фамилию, он запомнил бы ее наверняка. Как это там в «Мойдодыре»? «Он с Тотошей и Кокошей по аллее проходил…» Зато дом номер три по улице Сергея Лазо Петрушин представлял отчетливо. Эта четырехэтажная «сталинка» располагалась в Северной части города, на его «зоне», прямо напротив школы-гимназии. От неё до места обнаружения расстрелянной «девяносто девятой» было десять минут ходьбы прогулочным шагом под горку. Убийца, хорошо знакомый с Зябликовым и Калининым, мог попросить подбросить его до дома. Действительный адрес киллера жертвам известен не был, они могли знать только район его проживания. Необременительная просьба показалась им естественной. Близость укрытия имела для преступника большое значение. Он сильно нашумел и имел при себе автомат, с которым почему-то предпочел не расстаться сразу. Ему нужно было срочно залечь на грунт. Квартира на Сергея Лазо идеально подходила в качестве пути отхода, её можно было достичь в считанные минуты, прежде чем поднимется шум в случае быстрого обнаружения трупов. В то же время этот адрес достаточно удален от места убийства, чтобы не попасть в сектор, который будет подвергнут милицией поквартирному обходу. Достигнув улицы Сергея Лазо, Валера уже не сердился на и.о. начальника КМ, который прогнал их с Вовкой на улицу, освободив тем самым от необходимости заниматься бестолковой аналитикой и утомительной писаниной. Благотворное воздействие на настроение Петрушина стопаря, выпитого в кабачке «Услади друзей», продолжалось. План действий пришел на ум легко, опер одобрил его и утвердил. Вразвалочку Валера прошёлся мимо третьего дома по противоположной стороне улицы вдоль серого здания школы-гимназии, построенного еще в начале двадцатого века. Внутри этого учебного заведения, считавшегося в городе элитным, Петрушину бывать не приходилось. Он в свое время закончил восемь классов в девятнадцатой школе, расположенной в «Черёмушках», на рабочей окраине. Там же сейчас учился его сын. В гимназии, по всей видимости, только что прозвенел звонок на перемену. Из тяжелых дверей выпорхнула шумная стайка девчонок, класс шестой-седьмой. Валере с высоты своих сорока лет сложно было определить действительный возраст гимназисток: развитых телесно, модно одетых и накрашенных. Кроме одной, светленькой, все были в обтягивающих джинсах. Блондиночка в короткой расклешенной юбке, едва поспевала за подругами, рискованно семеня на высоких шпильках по наледи. Забежав за угол здания, гимназистки встали в кружок и дружно закурили. Петрушин, подружившийся с сигаретой в двенадцать лет, мимоходом отметил, что в свое время они с пацанами тоже, набираясь взрослости, дымили в школе на переменах, но при этом прятались от взрослых реально. А из девчонок в их восьмом «гэ» курила только одна, оторва Марина Твердохлебова, выросшая в полупритоне, и сгоревшая в тридцатник от палёной водяры. Судя по вывеске «Операции с недвижимостью», красовавшейся на фасаде дома номер три, на месте магазина «Обувь» теперь функционировала какая-то риэлтерская фирма. Валера прошел во двор дома, имевшего два подъезда. С учётом наличия в правом по фасаду крыле здания нежилого помещения, искомая семнадцатая квартира должна была располагаться во втором подъезде на втором этаже. Если это «однушка» или «двушка», окна её выходили во двор. Подойдя к обитой деревянной рейкой двери подъезда, Петрушин обнаружил на ней преграду в виде кодового замка. Это не обескуражило старшего опера. Осмотрев замок, он увидел, что металлические кнопки с цифрами 2, 4 и 8 затёрты больше остальных семи. Их конфигурация образовывала равнобедренный треугольник. Нажав одновременно на нужные кнопки, Валера услышал желаемый щелчок запорного ригеля. Оперативник потянул дверь на себя, и она, оборудованная пружиной, подалась с послушным усилием. В подъезде были высоченные потолки, в проплешинах отвалившейся штукатурки которых местами виднелся решетчатый каркас дранки. Неторопливо поднявшись на второй этаж, Петрушин подметил, что около двери семнадцатой квартиры, в отличие от остальных трёх, выходивших на площадку, отсутствовал коврик для ног. Это могло говорить о том, что в квартире не проживали или о нерадивости хозяев, а могло — ни о том, ни о другом. Дверь была грубой, из листового металла-«пятерки», небрежно выкрашенного серой краской, оборудованной гаражным замком. Глазка дверь не имела, что было Валере на руку. Разумеется, в пути следования он не забыл проверить почтовый ящик квартиры, который оказался пуст и запорного устройства не имел. На деформированной табличке со списком жильцов сквозь мутные наслоения побелки ему удалось разобрать: «Кв. 17 — К…р… енко И. П.» Судя по фактуре таблички и шрифту, она была изготовлена в канувшие в лету благословенные застойные времена, поэтому принимать во внимание указанные на ней данные смысла не имелось. Петрушин, неслышно ступая, приблизился к семнадцатой квартире и прижался ухом к прохладному металлу двери. Тишина внутри жилища приближалась к абсолютной. Валера вывернул из внутреннего кармана пальто ежедневник в затёртом ледериновом переплёте с вложенной в него авторучкой, и уже не таясь, поочередно нажал на кнопки дверных звонков в восемнадцатую, девятнадцатую и двадцатую квартиры. За бронированной дверью последней моментально отозвался басовитый собачий лай, заставивший Петрушина инстинктивно отступить в центр площадки. — Кто там? — поинтересовался старушечий голос из двери квартиры под номером восемнадцать. — Кабельное телевидение! — громко произнес Валера. — Откройте, пожалуйста. Заскрежетали замки: один, второй, третий. Одновременно распахнулась дверь квартиры напротив, в проеме возник трёпаный жизнью мужичок от сорока до пятидесяти, в тренировочных с пузырями на коленях и застиранной армейской рубашке. Аккуратная старушка в платочке высунула нос из дверной щели восемнадцатой квартиры. В двадцатой продолжала бесноваться псина. — Хм, это самое, мы тут планируем в марте ваш дом каблировать, — объяснил Петрушин мужику и бабушке. — Обхожу вот жильцов, выясняю кто желает, а кто — нет. Желаете вы к кабельному телевидению подключиться? Двадцать две программы. Задав вопрос, Валера держал ручку, занесенной над раскрытым ежедневником, с понтом делая записи. Старушка закачала головой, запричитала: — Двадцать две программы, господи сусе, рази их пересмотришь…