Саша из трёх последних выходных трудился два, субботу и воскресенье главным образом обрабатывал текучку. У милицейских следователей по трем делам истекли сроки задержания подозреваемых в порядке статьи 122 УПК РСФСР, Кораблёв рассмотрел эти три ареста. Заключение под стражу двоих злодеев, грабителя и баклана, порезавшего соседа, не работавших, злоупотреблявших спиртным, имевших в прошлом проблемы с законом, Саша санкционировал влёт. Третьего, совершившего кражу солений-варений из подвала многоквартирного дома, пожалел. Восемнадцатилетний пацан, месяц назад достигший совершеннолетия, раньше ни в чем предосудительном замечен не был, жил с родителями, учился в ПУ-15 на каменщика. Повоспитывал его Кораблёв и оставил на подписке о невыезде. Ещё он до отупения штудировал милицейские уголовные дела, оконченные производством — остатки от предновогодней штурмовщины, да несколько в просвет между праздниками принесли. Приученный в прокуратуре к порядку и аккуратности при производстве предварительного следствия, Саша поражался, как небрежно сляпаны дела коллегами из органа внутренних дел. Они довольствовались минимумом доказательств, в большинстве случаев собранных во время дежурных суток, по ряду дел обвинение представлялось вообще недоказанным. Юридическая квалификация содеянного преступниками вызывала сомнение в каждом втором случае, формулировки обвинений корябали глаз — в каждом первом. И самое главное: почти всё делалось тяп-ляп и абы как, практически все поданные к столу блины выглядели первыми, тяжёлыми, пригорелыми сверху и сырыми внутри, кушать их не хотелось. Начальник СО Лаврова Людмила Гавриловна, полковник юстиции с двадцатипятилетним стажем, пробивная, как стенобитная машина, громогласно объясняла новоиспеченному и.о. заместителя прокурора при сдаче годовых отчетов: — Александр Михайлович, у нас же конвейер, один — рукав пришивает, другой — пуговицу! Семьсот дел за год мы только в суд направляем, а возбуждаем — две с половиной тыщи! Поэтому не до красоты нам, Сань, нам лишь бы конвейер не останавливался, лишь бы продукцию выдавал! Тогда Кораблёв, экономя драгоценное время, смолчал, зная, что характер не позволит ему мириться со сложившимся халтурным подходом к следственной работе. Поэтому по результатам бдений в выходные дни исполняющий обязанности заместителя прокурора утвердил обвинительное заключение только по одному уголовному делу, в семь напихал закладок для исправления недочетов в рабочем порядке, а одно, в котором нарушения норм материального и процессуального закона оказались вопиющими, возвратил для дополнительного расследования официально. Саша предвидел реакцию Людмилы Гавриловны на «доп» в самом начале года, но зарёкся, что прощать такие косяки не будет. Иначе сядут на шею. Многоопытный Виктор Петрович Коваленко, в общем и целом положительно относившийся к милиции, во времена своего замства частенько повторял, что «мента, куда ни целуй, у него везде — жопа». Присказка была, конечно, не для ушей эстета, но во многом резонная. На сваленную в углу кабинета гору дел, приостановленных производством в связи с неустановлением лиц, совершивших преступления, Кораблёв лишь с ужасом глянул, оставив их чтение на потом. Среди кипы «глухарей» имелось немало дел, раскрытых наполовину, по которым у следователей просто не хватило времени, чтобы довести их до ума. Решения о приостановления следствия по таким «глухарям» следовало отменять, возвращать дела в СО и контролировать ход расследования по каждому, потому как возвращаться к уже пройденному не в характере любого «гомо сапиенс», а уж тем более — стоящего у непрерывно движущегося конвейера и лихорадочно выполняющего операции по вновь совершенным преступлениям. Сделал Саша несколько телодвижений и на другом участке прокурорского надзора: за законностью регистрации заявлений и сообщений о преступлениях. Традиционный способ укрытия преступлений от учёта заключался в принятии незаконных решений об отказе в возбуждении уголовного дела. Перед праздниками Кораблёв притащил из канцелярии в свой кабинет две тяжеленные вязки с милицейскими «отказными», в каждой пачке — по полсотни материалов. Просмотрел он только третью часть одной из вязок. Если исходить из требований, предъявляемых прокуратурой области, отменять нужно было каждое решение по причине неполноты проведённых проверок или плохо выписанных итоговых постановлений. А что может выписать замордованный текучкой опер, окончивший парнокопытную среднюю школу милиции, или сельский участковый, в одиночку обслуживающий два десятка удаленных населенных пунктов? И Саша закрывал глаза на нелепости в квалификации, на безграмотные юридические формулировки и чудовищные грамматические ошибки, на отсутствие объяснений от второстепенных фигурантов по материалам заведомо неперспективным. Но пять решений он отменил с направлением на дополнительную проверку, а из двух материалов недрогнувшей рукой возбудил уголовные дела, оба по кражам. Кораблёв знал, что милицейская верхушка незамедлительно проявит недовольство и по этому направлению. Сначала начальник МОБ, а затем и начальник УВД (тяжёлая артиллерия), примутся уговаривать молодого зампрокурора не портить им показатели, напирая на то, что год начался сложно (можно подумать, были случаи, когда он начинался просто). Саша настраивал себя на жёсткую бескомпромиссную оборону. Необходимо было сразу показать, что верёвки вить из себя он не даст. Прокурорские следователи тоже трудились в праздники. Старательный Вася Максимов провел на рабочем месте две полных смены, многодетный Боря Винниченко — полторы. Максимов писал обвинительное заключение по бытовому убийству, которое было на выходе. Боря, пользуясь затишьем, назначал экспертизы по «двойнику»[132] на Васнецова. Из открытой двери его кабинета доносился тракторный гул допотопной электрической «Ятрани» и пулеметный треск очередей, издаваемых ее рычагами при взаимодействии с бумагоопорным валиком. Даже обалдуистый Гена Каблуков наведался на службу в первой половине воскресенья. Накануне Рождества Кораблёв предупредил его, что если он к Дню прокуратуры не разделается с долгами по материалам, у него возникнут проблемы. Каблуков, имевший в активе почти три года следственной работы и проблемы с дисциплиной, судя по всему, не воспринимал Кораблёва, такого же старшего следователя по должности, как и он сам, в качестве начальства. Гена нагло ухмыльнулся в ответ и спросил: «И чё будет?». — Шашлык из тебя будет, — Саша взгляда не отвел, отозвался твердо. Каблуков, прибежавший вчера на работу с опухшей физиономией, заплывшими глазами и удушливым запахом перегара, пробыл в кабинете не больше часа, и то навряд ли занимался делом. Проходя по коридору в направлении туалета и обратно, Кораблёв слышал, как Гена за дверью громко хабалился по телефону, хвастаясь, как круто он провел праздники с какой-то Фаей и какая классная у неё задница. «Моё дело предупредить, — внушал себе Саша. — В понедельник спрошу у него материалы. Если сдвигов не обнаружится, пусть на себя пеняет». Кораблёв знал, что война с Каблуковым в силу природной наглости противника будет непростой, но не боялся открытия военных действий, полагал, что Гена не устоит системному давлению по всему фронту. Год назад на новогоднем корпоративе, когда все уже были хорошо загашенные, Каблуков в ходе словесной перепалки без предупреждений прилюдно заехал Саше кулаком в нос. Спор между ними шел, как у канадских лесорубов, на производственную тему «кто круче». Кораблёв, у которого от удара из обеих ноздрей кровь хлынула на белую рубашку, кинулся в ответку, но их разняли всполошившиеся коллеги. Для Саши это было кстати. Генка, — хотя тоже никогда серьезно не занимался спортом, — ростом превосходил его на полголовы, был массивен и длиннорук и, кроме того, имел навыки в уличных махаловках. Потом Каблуков многословно извинялся по поводу случившегося, говорил, что у него, мудака, кукушка съехала от того, что водку с шампанским и с коньяком весь вечер мешал. В знак примирения он щедро проставился, Кораблёв выпил мировую. Со временем досада оттого, что ему при всех дали в морду, у Саши притупилась, но мерзкое послевкусие, кислое, будто от сильной изжоги, осталось. Не простил Кораблёв дуболома. После утренней планерки у прокурора Саша сразу прошел к себе в кабинет, не подумав обсуждать с Веткиным и Говоровым программные заявления шефа. Конечно, с провозглашённым тезисом о том, что следователь не должен принимать участия в раскрытии преступлений, он был категорически не согласен. Произнести подобную галиматью мог только человек, не шарящий в следствии. Раскрытие неочевидного преступления, и в особенности убийства, совершаемого, как правило, один на один — процесс сложный, кропотливый и всегда коллективный. Опер со своим кулаком всего не решит. Отошли уже те времена, когда на выбитой сыщиками признанке из десяти корявых строчек можно было направить дело в суд. Роль объективных доказательств возросла многократно, а их обнаружение, фиксация, изъятие, грамотное назначение судебных экспертиз — всё это задачи следователя, нацеленные на одну точку: раскрытие криминала. Потом, следователь в одном ведомстве с прокурором служит, приближен к нему. Переговоры с подозреваемым (обвиняемым), когда тот, предварительно подогретый оперативниками, начинает торговаться за светящий ему срок, куда сподручней вести следователю. Сколько раз за последние шесть лет с Сашиным участием разыгрывался сценарий нехитрый, но действенный, и к разочарованию обывателей, напичканных СМИ страшилками о коварстве сотрудников правоохранительных органов, честный. — Если бы вы, Александр Михайлович, гарантировали мне пять лет, то я бы подумал, может, и вспомнил бы чего… — Пять лет за убийство при опасном рецидиве хочешь? Несерьезный разговор не стоит и начинать. Диапазон возможен от восьми до девяти. — От восьми до девяти?! — Но согласись, это не двенадцать и не тринадцать? Сейчас по новому УК по первой части сто пятой[133] санкция: от шести до пятнадцати. Ну ты лучше меня знаешь. — А прокурор потом не кинет? На суде? — А смысл? Обмануть человека можно только раз. Ну давай представим, что мы тебя кинули. Ты ведь моментом волны пустишь — в острожской прокуратуре двигают фуфло. По всем изоляторам, по всем зонам и пересылкам. Твое дело — не последнее. И как я по другим делам буду работать? Хочешь, я тебе встречу с прокурором устрою? — А он придёт? Старый прокурор Данилов Александр Васильевич в нужных случаях к жуликам в ИВС приходил, не брезговал. Вступая в переговоры, вёл себя достойно, опрометчивых авансов не давал, всегда исходил из объема доказательств по конкретному делу. Если с доказухой была напряженка, соглашался на компромисс: а почему бы и не попросить срок на пару лет меньше, санкция-то позволяет, всё законно. Фанат следствия Коваленко, имевший авантюрную жилку, несмотря на всю свою загруженность, не раз участвовал в рискованных комбинациях, затевавшихся по наиболее заковыристым делам оперативными службами вместе со следаком. Действующий межрайпрокурор в подобные игры играть не сядет по причине незнания правил. Он никогда не испытывал куража, раскрывая запутанное злодеяние, он — цивилист. Ну ему оно и не надо, он принадлежит к другой формации. Но он — прокурор, и будет им в обозримом будущем. По всей видимости, не очень долго — этот пост для него лишь очередная карьерная ступень наверх. Кораблёв определил для себя, что данный отрезок времени следует пережить, ведя гибкую внутреннюю политику, но с сохранением собственного достоинства. По возможности, конечно, хм… После приказа о назначении на должность зама, который, как ему по секрету сообщили в кадрах, прокурор области для пущей торжественности подпишет послезавтра, в профессиональный праздник, тогда же приказ будет и оглашен, наступит некоторая стабильность. Саша избавится от зыбкой приставки «и.о.», и для того чтобы отнять у него новую должность, понадобятся весомые основания, одним росчерком пера этого уже не сделаешь. Возвращаясь ко дню сегодняшнему, Кораблёв рассудил, что за исключением вышеупомянутого заявления шефа о роли следователя в раскрытии преступлений, все его остальные январские тезисы были толковыми. Выход уголовных дел нужно срочно ставить на плановую основу, а то к концу первого квартала пузыри пустим! Официальных нормативов по количеству дел, которые следователь должен окончить производством в течение месяца, не существовало. Но по сложившимся традициям, изустно передаваемым в прокуратуре из поколения в поколение, следователь обязан сдавать по два дела каждый месяц. Требование не самое умное, потому как все дела разной сложности и объема, но считаться с ним приходилось, ибо неписаные традиции, как известно, являются одним из основных регуляторов общественных отношений. Мысленно завернув витиеватую формулировку, Саша в очередной раз удивился свойствам человеческой памяти. Теорию государства и права он изучал на первом курсе университета, одиннадцать лет назад, а строчка из учебника всплыла с такой лёгкостью, будто он вчера её вызубрил. Конечно, следователю нельзя заканчивать одну очевидную мелочевку, тупо сшибая «палки», а трудные дела мариновать в сейфе. Сроки следствия свыше трех месяцев продлевались в области, почти каждая поездка за отсрочкой приносила проблемы. Зональным прокурорам, натасканным, как конвойные овчарки, каждый раз приходилось доказывать, что ты не верблюд. Даже в тех случаях, когда волокитой и близко не пахло. Например: как можно уложиться в три месяца следствия, если убийство удалось раскрыть только через два с половиной месяца после возбуждения дела? Но и такие очевидные даже для непосвященного человека доводы в областной не прокатывали. «Значит, вы пассивно работали на раскрытие на начальной стадии, не проявляли должной требовательности к сотрудникам органа дознания», — следовал дебилоидный ответ. В половине случаев поездки за продлениями оканчивались формулировками: «снизить надбавку за сложность и напряженность» или «частично депремировать по итогам работы за квартал». Хорошо еще, если кварталку резали частично, а не в полном объеме. Таким образом вышестоящая инстанция боролась с волокитой при производстве предварительного расследования на местах. Ладно, справедливости для всех не было, нет, и не будет. Лирику можно до бесконечности разводить, плач Ярославны результатов всё равно не принесёт. Кораблёв вдумчиво изучил схему-шахматку, в которую его аккуратнейшим чертежным почерком были вписаны сведения о делах, находящихся в производстве. Затем придвинул к себе клавиатуру компьютера и быстро набил перспективу на январь. По замыслу каждому следователю предстояло закончить по два дела. Выравнивая строчки и исправляя опечатки, Саша прикидывал, насколько реальны его планы в оставшиеся двадцать дней месяца с учетом выходных. Наиболее стабильной была ситуация у самого молодого Васи Максимова. По бытовому убийству на Эстакаде осложнений не предвиделось: обвиняемый пребывал в полной сознанке, заключения всех экспертиз Вася, подсуетившись, получил еще до Нового года, оставалось лишь ознакомление с материалами дела. Еще Максимову предстояло слепить триста восемнадцатую часть первую: применение насилия в отношении представителя власти. Каблукову исполняющий обязанности зампрокурора наметил под окончание тоже триста восемнадцатую и сто тридцать девятую: незаконное проникновение в чужое жилище. Со вступлением в 1997 году в силу нового Уголовного кодекса, проникновение стало относиться к прокурорской подследственности. Чем руководствовались народные избранники, принимая подобное эпохальное решение, понять невозможно. Состав этого преступления небольшой тяжести был примитивнее табуретки, с ним без труда справился бы любой начинающий милицейский дознаватель, но законодателям со своего бугра видней. Первое время прокурорские, по кадык загруженные расследованием убийств, изнасилований и должностных преступлений, подобной ерундой не заморачивались, но в последний год отношение к названному составу изменилось кардинально. Именно на такой мелочи можно было нагонять количественные показатели, тем более что с назначением нового и.о. Генерального рост цифири сделался приоритетом на всех направлениях деятельности прокуратуры. Кораблёв распечатал на принтере справку и, оставив дверь открытой, прошел в соседний кабинет, к Каблукову. Тот, с закушенной сигареткой, деловитый до невозможности, допрашивал сразу двоих «пэпээсников». Третий, усаженный за шаткий столик в углу, самодопрашивался, морщил вспотевший от умственного напряжения лоб. Остановившись в дверном проеме и поглядывая в сторону своего кабинета, Саша поставил в известность Каблукова, какие дела ему предстоит закончить. Гена, отчаянно щурясь в сиреневом дыму, но не вынимая сигаретки, нарост пепла на конце которой достиг критической величины, изобразил высшую степень удивления: — Алекса-андр Михайлович! А я три дела хочу в суд загнать. Те два, что ты сказал, и вот еще сопротивление доблестным работникам ППС. Ну третьего числа я по дежурству выезжал… — А ты его разве возбудил? — Уже набрал постановление, осталось только распечатать. — И статкарточку в учет отнес? — Отпущу ребят, а то они на строевой смотр опаздывают, и отнесу. Какие проблемы? Номер дела я по телефону у Клавы уже взял — тридцать девять! Присутствие милиционеров остановило Кораблёва от резонного вопроса, каким образом можно производить следственные действия, не возбудив уголовного дела. Саша цыкнул зубом и сказал, чтобы Каблуков вечером занес ему для проверки все три упомянутых дела, и чтобы в каждом из них имелся подробный план расследования. — Угу, — невнятно кивнул Гена, пепел просыпался на грудь его белого свитера, он не обратил на это внимания, со скрежетом разворачиваясь вместе со стулом к «пэпээсникам». — Значит, патрулируете вы по проспекту, а он за остановкой ссыт?! «Так ведь и в протоколе допроса напишет, обалдуй», — подумал Саша, возвращаясь в свои апартаменты. Громкие заявления Каблукова стоили недорого, потом у него сыщется сто причин, одна другой объективней, почему не представилось возможным реализовать запланированное. «Но за язык его никто не тянул, пусть отвечает за свой базар. В нашем деле три всегда лучше, чем два». Тут у Кораблёва промелькнула оригинальная мыслишка насчёт способа повышения исполнительной дисциплины. Он сел за стол и в файл с январской перспективой внес несколько дополнений. В правом верхнем углу он написал: «УТВЕРЖДАЮ. Острожский межрайонный прокурор, младший советник юстиции О. А. Трель». В нижней части под своей должностью и классным чином набил: «ОЗНАКОМЛЕНЫ: Винниченко Б. С. — подпись, Каблуков Г. В. — подпись, Максимов В. С. — подпись». Теперь документ выглядел гораздо солидней. Распечатав последний вариант, а лист со старым отправив в нижний ящик стола для использования в качестве черновика, Саша ещё раз прошелся по колонке дел, находившихся в производстве Винниченко. Она была самой длинной и занимала целых десять клеток. Борино положение близилось к катастрофическому. За ним сидело девять обвиняемых, два его дела относилось к областной подсудности, и оба были групповыми. При одном только взгляде на сроки следствия и содержания под стражей, по трем делам зашкалившие за четыре месяца, Кораблёв ощутил внезапный желудочный спазм. По закону процессуальные сроки свыше шести месяцев продлевались в Генеральной прокуратуре. В последние полгода поездка в Москву в обязательном порядке предварялась приказом о привлечении к дисциплинарной ответственности волокитчика-следователя и надзирающего за ним прокурора района или его заместителя. Трепеща перед недавно назначенным и.о. Генерального, о нечеловеческой лютости которого ходили легенды, областники упреждающим наказанием нижестоящих работников пытались прикрыть свои задницы. Подобный хитрый маневр удавался не всегда. Порой продлёнка, подписанная заместителем Генерального, курирующим следствие, возвращалась с гневным письмом, в котором предлагалось за ненадлежащий надзор за расследованием такого-то дела наказать также начальника отдела прокуратуры области и зонального прокурора. В этих случаях разражалась грозовая буря. Уже наказанного следователя в срочном порядке, нещадно срывая запланированные им мероприятия, выдергивали на оперативное совещание. Следователь на электричке или на рейсовом автобусе преодолевал расстояние почти в сто километров, в течение часа выслушивал истерические вопли начальницы отдела Ворониной Генриетты Саркисовны, солировавшей на правёже, давал обещание исправиться и трогал в обратный путь. Рабочий день был потерян безвозвратно, проблемы, нерешённые ранее, умножались новыми. По возвращению следователь, имеющий толстую кожу, с вокзала двигал на работу, чтобы там, отхватив кусок личного времени размером до полуночи, попытаться наверстать упущенное. Тонкокожий же следователь брал курс на привокзальное кафе «Славянка», где заказывал триста граммов водки, пару пива, салат и горячее попроще. На следующее утро он приходил на службу с тяжёлой головой и стойким отвращением к исполнению служебных обязанностей. По какой-то непостижимой причине начальство отказывалось понимать, что бедолаге следователю просто не хватает времени для того, чтобы быстро и качественно обрабатывать свои семь-десять-пятнадцать уголовных дел. «Как Генриетта на той неделе раскаркалась: «Бездельник ваш Винниченко! Гнать его надо поганой метлой! — оглаживая живот, за стенкой которого не стихали рези, мысленно дискутировал Саша с козлами-начальниками. — Сама на следствии пятнадцать лет назад работала и то недолго, года три, что ли… Потом — в декрет, из декрета — в аппарат. Тогда советская власть была. Чего тогда было на следствии не работать? За целый год пять убийств в городе совершалось, а сейчас — сорок! Да Борьке при всех тараканах в его лысой башке памятник надо ставить при жизни, а не чморить его на каждом шагу!» В итоге Кораблёв в третий раз переписал и распечатал перспективу, изменив приоритеты для старшего следователя Винниченко. По окончательному замыслу Боре следовало навалиться на окончание самых проблемных дел с большими сроками, чтобы не допустить выхода с продлениями в Генпрокуратуру. В январе Винниченко надлежало довести до логического конца изнасилование Власовой. Доказательств по этому делу имелось негусто, но больше их не добавится. Девчонка показания дает, судебно-медицинская экспертиза в целом положительная. Чего еще надо? Проституток закон тоже насиловать не разрешает. И Лобанова с Чулковым, кровь из носа, следовало в суд загонять. Эти перцы сидели за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего. Статья сто одиннадцатая часть четвертая УК РФ. Геморройное попалось дело — свидетелей нет, жулики сначала немного признавались, потом, как водится, пошли в отказ и стали валить на третьего, малознакомого им Мусу, скрывшегося в неизвестном направлении. Но на одежде и обуви обвиняемых обнаружена кровь, совпадающая по групповой принадлежности с жертвой, причем в виде брызг. В общем, вопрос оценки доказательств. «Буду вдохновлять Борю на ратные подвиги. Если все пойдет по плану, в конце недели молодой сотрудник на работу выйдет. Можно будет новые материалы и дела ему кидать. Правда, не все молодой потянет. Но лишние рабочие руки появятся, это уже хорошо. Шеф говорил, что парень ожидается толковый, пока в институте учился, три года общественным помощником следователя был». Продолжая размышлять над тем, как разгрузить Винниченко, Саша решил, что сегодня обязательно ещё раз предложит прокурору похлопотать в областной, чтобы убийство Зябликова и Калинина забрали в отдел по расследованию особо важных дел. Если это удастся, Борины шансы выкарабкаться из кризиса станут более реальными. И по заказухе конфигурация изменится. Приедет важняк в командировку, в производстве у него будет одно дело, и начнёт он по нему эксклюзивно вваливать. Тема небесперспективная, есть с кем работать. На первое предложение Кораблёва про «важный» отдел Олег Андреевич не отреагировал, словно не услышал. На второе, озвученное через день, пообещал выкроить время и позвонить наверх, но как-то вяло пообещал и сразу сменил тему разговора. «Очевидно, он просто не предвидит проблем в этом направлении. Следствием не занимался, вот ему и невдомек. Он думает, что по глухарю можно курить бамбук, пока опера не притащат расколотого до задницы злодея. И что с нас за этот глухарь не спросят? Еще как спросят и очень скоро! Преступление на контроле в Генеральной, спецдонесение по нему писали. Убийство двух лиц из огнестрельного автоматического оружия!» 20 10 января 2000 года. Понедельник. 09.00 час. — 11.30 час. Выбраться из затянувшейся депрессии не удавалось. Ни одно из происходящих событий не приносило удовольствия. Внимательность мужа казалась показной и вызывала раздражение, в отношениях с дочкой просматривалось отчуждение, общение с ней быстро утомляло. Но больше всего воротило от работы, переставшей приносить драйв. Дисциплинировано выполнив задание шефа, Голянкина выдала в первый январский номер материал на двести строк про двойное убийство под броским заголовком «Черный передел или белая стрела?» Развивая идею Эдуарда Мироновича, Вероника знала, что она высосана из пальца. Статья получилась мылкой, изобиловала предположениями и недосказанностями, но тем не менее, судя по отзывам читателей, создавала впечатление, что журналист обладает некими сенсационными сведениями. Между тем фактуры, подтверждающей причастность к преступлению спецслужб, в распоряжении редакции не имелось. Шеф привычно блефовал. Человек, разбирающийся в журналистской кухне, мог подумать, что это бодяга, заказной материал. Только кому придёт в голову заказывать милицию, отстойную, нищую организацию, которую в постсоветские времена не пинает в прессе только ленивый.