— Состава преступления в действиях Маштакова не может быть, потому как он не принимал никакого юридического решения. Собственно, в его производстве и материал-то не находился. Проверку дознаватель проводила, как её там, Восьмёркина или Семёркина, которая добросовестно направила материал по подследственности. А вот уже следователь прокуратуры Каблуков, самостоятельное процессуальное лицо, вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Как ты слышал — ещё три дня назад. Все вопросы к товарищу следователю. — Он сделал это на основании подтасованных Маштаковым фактов, — судя по интонации, фээсбэшник настроился упрямствовать. — Ничего не препятствовало уважаемому Геннадию Викторовичу вызвать эту, как её… Сиволапову лично и убедиться в объективности её позиции, отраженной в документах, предоставленных сотрудниками органа дознания, — заместитель прокурора заговорил как по писаному. — Не согласен. У Маштакова есть мотив. Ему выгодно, чтобы не возбуждались глухари по сексуальным преступлениям, это линия группы по тяжким. Потерпевшая про это чётко заявляет… «За мотив песню завёл, кина американского насмотрелся», — тоскливо подумалось Кораблёву. — Тимур Эдуардович, а давай, — Сашин тон сделался азартно-напористым, — я опрошу тётеньку ещё раз, и на первой же минуте она поведает, что ни фамилии, ни инициалов, ни тем паче должности и звания милиционера в штатском, который общался с ней тридцать первого декабря, она не знает и никогда не знала! Возникает вопрос — откуда все эти детали, придающие достоверность, взялись в протоколе опроса? А через пять минут беседы, стыдливо потупившись, она сообщит, что под рядом существенных моментов вообще подписалась под давлением приятного молодого человека в красивом галстуке, не захотев огорчать сотрудника ФСБ… — Настрой понятен, — комитетчик ловко завладел лежавшим перед заместителем прокурора документом, присобачил его «крокодильчиком» к остальным и сунул в папку. — Завтра поеду в управление, пусть мужики посоветуются в областной прокуратуре, есть тут состав преступления или нет. — Да на здоровье, времени свободного у тебя вагон! — Саша не выдержал, сколько можно расшаркиваться. Яковлев, застегивая молнию, сузил глаза: — Сдаётся мне, такое видение объясняется особым отношением к геноссе Маштакову. Кораблёв улыбнулся, удивляясь, что накатившая волна злости отступает, он чувствовал свою правоту. — Да хоть Маштаков, хоть Пупкин, хоть Залупкин. Здесь больше чем на дисциплинарку, при условии доказанности написанного, не тянет. Я тебе об этом открытым текстом докладаю, — ударение он сделал на последнем слоге как герой шолоховского романа «Поднятая целина». — Что касается конкретно Николаича, скрывать не буду — как профи я его уважаю. Я много от него почерпнул, когда начинал работать. Думаю, и вам не мешает кое-чему у Николаича подучиться. — Чему, интересно?! Водяру жрать неделями по притонам?! — фээсбэшник презрительно поджал верхнюю губу, отчего лицо его потеряло привлекательность. — Да он один преступлений больше всего вашего доблестного отдела вместе взятого раскрывает в разы. Автомат с заказного убийства на прошлой неделе изъял. Крыжишь сводки-то? Читал? Много вы нарезного автоматического оружия сыскали? А ведь тоже, наверное, задачи такие имеете, — Кораблёв говорил спокойно, но понимал — обидно. Его подмывало припомнить анекдот, рассказанный прокурорским долгожителем Веткиным, про то как в середине восьмидесятых кэгэбэшники поймали в городе шпиона. Иностранный студент одного из областных вузов по ошибке вместо московского электропоезда сел на электричку, следовавшую в противоположном, горьковском направлении. В пути прочухал, что едет не туда, и сошёл на первой крупной станции, коей оказался Острог. В ожидании поезда на Москву студент пошел прогуляться по окрестностям жэдэ вокзала. Профланировал по Революционной улице до «круга», вышел на мост и, встав на его середину, стал фотографировать окрестности, зацепив забор и высившиеся за ним корпуса режимного механического завода. Поведение гражданина, который, судя по цветастой одежде и чёрному цвету кожи, был явного несоветского происхождения, вызвало подозрения, бдительные граждане просигнализировали куда надо, примчались кэгэбэшники и фотографа повязали. Заверения горе-путешественника и интердекана ВУЗа в том, что негр всего лишь растяпа, что для шпионских происков в закрытый город, куда была заказана дорога даже гражданам соцстран, послали бы кого-нибудь побелее, не прокатили. Студента со скандалом депортировали в родную африканскую страну, а отличившиеся кэгэбэшники получили награды, чуть ли не государственные. От озвучивания данной истории Саша удержался, побоялся последнюю каплю капнуть. Насупленный Яковлев поднимался, запахивал «аляску». — Стучать себя копытом в грудь, доказывать, кто чем должен заниматься, не стану. Поверь на слово — у федеральной службы безопасности несколько иные задачи, чем у ментов. — Кто бы сомневался, — Кораблёв примирительно протянул комитетчику руку. — Во сколько вы в футбол играть начинаете? — В шесть, — буркнул Яковлев. — Тоже завтра сходить, что ли, размяться? — Не знаю, чего ты забросил, — судя по промелькнувшей лукавинке в глазах, фээсбэшник прикидывал, что в неформальной обстановке будет сподручно продолжить обработку заместителя прокурора. Когда Яковлев ушёл, Саша снова закурил, задумавшись над тем, стоит ли предупредить Маштакова насчёт того, что над его бедовой головой сгущаются тучи. 22 21 января 2000 года. Пятница. 10.30 час. — 12.00 час. Валера Петрушин несколько раз чирикнул зажигалкой, но огня не добыл. Несильно ругнулся, сильно потряс прозрачный стеклянный цилиндрик, снова крутнул большим пальцем зазубренное колёсико, прижимая его к кремню. Просыпалась струйка бледных колючих искр, но огонь не вспыхнул — в резервуаре закончился газ. — Зёма, одолжи огниво, — Валера, не вынимая из-под усов сигареты, медленно обернулся к невысокому парню, спешившему по тропе под трубами воздушной теплотрассы. Парень указательным пальцем вернул к переносице съехавшие очки в металлической оправе, хлопнул себя по карману, вытащил коробок, громыхнул, проверяя — не пустой ли, протянул. Флегматичный Петрушин, приблизившись к парню вплотную, обессилено потянулся за спичками. От Валеры распространялось удушливое облако перегара. Парень — типичный технарь-работяжка, в синем пуховике и вязаном «петушке» — понимающе посочувствовал: — Тяжко? Петрушин молча кивнул, одышливо отдуваясь. В момент, когда их руки соприкоснулись, опер быстро шагнул парню за спину, левой рукой цепко схватил его за запястье с тыльной стороны, создавая рычаг, а правой подхватил за локоть и рывком завернул его к шее. — Ой, бля! — парень резко присел на снег, сморщился от боли. От хоккейной «коробочки» напрямик, по щиколотку проваливаясь в снег, на помощь Валере рванул Ковальчук. А со стороны мусорных баков в аналогичном направлении нёсся фасонистый мужчина в чёрном кожаном пальто, длинные полы которого развевались за ним, как крылья. Он бежал по чищенной пешеходной дорожке и поэтому достиг цели первым. Сразу сгрёб трепыхавшегося очкарика за плечо, с усилием оторвал от земли и точно пробил в солнечное сплетение. Парень обмяк, рухнул на колени, уронил голову. — Не рыпаться! Уголовный розыск! — рыкнул фасонистый. — Подполковник милиции Сапега! Подоспевший Юра Ковальчук застёгивал на запястьях парня наручники. Козырный Сапега, поправляя съехавшую набок высокую ондатровую шапку, незаметно огляделся. По всем признакам, внимания общественности их действия не привлекли: на календаре — рабочий день, на часах — нераннее утро, на градуснике — минус десять. Да и место непроходное, район завода «Химмаш», самая окраина Андреевска. Правда, от ближнего подъезда бабушка-старушка тщилась разглядеть, что за подозрительная возня происходит у теплотрассы, но обзор ей закрывали толстые спаренные трубы, утеплённые стекловатой и рубероидом. Из-за угла дома, переваливаясь на ухабах и колдобинах, выползала древняя «Волга» ГАЗ-24. Мрошники прибыли на задержание в областной центр с Палычем, других вариантов Птицын не смог им предложить. Пока экстремальное транспортное средство, ревя двигателем и чихая глушаком, приближалось, Петрушин вытащил из пачки сигарету взамен оброненной в пылу схватки, поднял с тропы коробок, щелчком оббил с него снег и со второй спички прикурил. Глубоко затянулся, посмотрел на этикетку коробка, после чего пихнул его в карман пуховика парня, которого Ковальчук держал за скованные за спиной руки. «Волга» подъехала, Ковальчук, увлекая за собой задержанного, полез на заднее сиденье. За ними, подбирая полы замечательного пальто, втиснулся Сапега. В салоне он не преминул воспользоваться интимностью обстановки и два раза сильно двинул парня локтем под рёбра. — Ну чего, Знайка?! — франтовато подбритые смоляные усики Сапеги встопорщились, как у кота. — Поехали из тебя Незнайку делать! Палыч, с тревогой наблюдавший, что Петрушин намеревается занять командирское место, подал голос: — Может, один в «семёрку» сядет? Управленческая, приличная с виду серая «ВАЗ-2107» с хромированной решёткой радиатора дожидалась через два дома подле киоска «Роспечати». На ней прибыл подполковник Сапега, целый замнач убойного отдела УУРа. Сапега, ощупывавший в это время карманы зажатого между ним и Ковальчуком очкарика, распорядился: — Валера, прокатись на моей, почувствуй себя человеком. По дороге подполковник желал нагнать жути на пленного. Петрушин бухнул дверью, Палыч дотянулся до ручки, подёргал, убеждаясь, что замок сработал. Понимая важность момента, а также из субординации, предложить одному из оперативных сотрудников пересесть вперёд водитель не решился. Зато поинтересовался, трогаясь с места: — В управление? — Чего мы там забыли? — искренне удивился Сапега. — В другое местечко наведаемся, в тихое. Не возражаешь, Знайка? За вопросом, носившим явно риторический характер, последовал очередной резкий тычок в живот, отчего парень утробно икнул. «Волга» прицепилась к хвосту «семёрки», которая, покружив с четверть часа по «Химмашу», остановилась у грязно-жёлтой панельной пятиэтажки. — Десантируемся, — скомандовал подполковник. В крайнем подъезде на первом этаже располагался опорник. Ключами от него заблаговременно озаботился Сапега, до недавнего времени руливший криминальной милицией Советского района Андреевска, на территории которого они сейчас орудовали. Через пару минут все, кроме Палыча, оставшегося в машине, находились в опорном пункте, представлявшем из себя до чрезвычайности запущенную однокомнатную квартиру. Приехавший на «семёрке» старший опер был под стать Сапеге распальцованным — в модной утеплённой куртке из нубука, с золотой «гайкой» на пальце. В помещении он ориентировался, знал где выключатель, как входная дверь изнутри на щеколду закрывается. Сразу наглухо задернул шторы, толкнул задержанного на стул, указал Ковальчуку на стоявшую в углу полуторапудовую гирю: «Зафиксируй клиента». Юра переставил спортивный снаряд, расстегнул у наручников один браслет и защёлкнул его на добела вытертой рукоятке гири. Кисть пленного оказалась на уровне проножки стула, бедолагу перекосило на левый бок. Сапега, отдёрнув занавеску, осторожно провёл пальцем по подоконнику, посмотрел на почерневшую подушечку, брезгливо поморщился. Выдернул из ящика стола несколько чистых листов бумаги, разложил за шторой. После этого, едва касаясь ладонями, снял свой высоченный головной убор и бережно поставил его на застеленный кусок подоконника. Под рыжей с серыми подпалинами ондатрой у подполковника обнаружилась другая шапка — жгуче-смоляных, густейших, вьющихся волос. Капитально он смахивал на цыгана, только не из тех грязных, что на селе наркотой барыжат, а на бутафорского, из знаменитого ансамбля Николая Сличенко. — Вот теперь можно перекурить, — удовлетворенно объявил ромалэ Сапега и раскрыл портсигар, из которого выудил тонкую коричневую сигаретку. Ковальчук осмотрелся. Меблировка была стандартно убогой — шаткий письменный стол, четыре с половиной разнокалиберных стула, шкаф, потерявший где-то двери, заваленный служебной и неслужебной макулатурой, продавленный короткий диванчик, обитый кожзамом. По обшарпанным стенам красовались пришпиленные кнопками графики дежурств участковых, ксерокопии объявлений «Их разыскивает милиция» с невнятными фотками, выцветший старорежимный вымпел «Коллектив коммунистического труда», глянцевые плакаты с позирующими культуристами. «Луи Фериньо, Рич Гаспари, Андреас Мюнцер», — читал Юра надписи под изображениями бодибилдеров, напоминающих мутантов из фантастического фильма. Управленческий оперативник изучал паспорт, обнаруженный при доставленном: — Красавин Сергей Владимирович, одиннадцатого июля семьдесят второго гэрэ, уроженец города Андреевска, военнообязанный, зарегистрирован по адресу… Ещё у парня имелось сто рублей с мелочью, два ключа на стальном кольце, нераспечатанная пачка «Магны» в слюде, коробок спичек и оплаченная квитанция за электричество за декабрь по месту его регистрации. Ничего компрометирующего, изобличающего в преступлении. Опытного подполковника Сапегу это не смутило. Определив своё кожаное пальто в вывернутом и сложенном виде на спинку дивана, он заговорщически сообщил задержанному: — Привет тебе от Клыка, Знайка! Не забыл ещё кентуху? Бледное лицо Красавина осталось невозмутимым, зато Ковальчук возмутился мысленно: «Не от Клыка, а от Клыча! Нахватался Чапаев верхушек, думает — на халяву киллера расколет!»