Втроём за полчаса сочинили легенду, будто Витёк объявлен в розыск за разбойное нападение РОВД города Пскова. На данной географической привязке настоял Капустин, служивший срочную в знаменитой семьдесят шестой воздушно-десантной дивизии. Каким ветром его занесло на северо-запад, Витёк обещал придумать сам. — В конце концов, я вообще могу отрицать, что там кружил. С понтом, в несознанке, — примеривался к роли агент. — Чего?! — шевельнул белёсыми усищами майор. — Ты должен на своём примере настраивать объект на сотрудничество со следствием, разъяснять эти, как их, чёрт… Смягчающие обстоятельства! А не набушмачивать его, он и без тебя в отказе. Биографию Сидельникову решили оставить подлинную. Шифровать агента при работе дома дело рискованное, запросто может признать кто-то из знакомых каторжан, да и из сотрудников тоже. Капустин снабдил Миху образчиком письма и тот, прихватив Витька, отправился к себе на третий этаж набирать на компьютере документ прикрытия. А майор спустился в изолятор, проверить как обстановка. Увлекшись комбинацией, Маштаков утратил чувство времени и спохватился лишь после того, как за Сидельниковым захлопнулась дверь камеры. Ахнув, Миха поддёрнул вверх левый рукав кофты. Часы показывали половину четвёртого. Жена давно вернулась с работы, а Дашка — из школы. Представить реакцию Татьяны на брошенный в раскуроченном виде сливной бачок и нефункционирующий туалет было несложно, но страшно. Часть четвертая 1 3 марта 2000 года. Пятница. 10.00 час. — 11.00 час. Надоевшая зима загостилась в центральной России. На дворе — третье марта, а ни намёка на положенное по календарю время года — сумрачно, студёно, вьюжно, снегу только прибывает. Один плюс — световой день заметно подрос. Улучив минуту перед началом совещания, Саша Кораблёв торопливо курил у приоткрытой фрамуги. Вид из окон кабинета начальника криминальной милиции ограничивался двором УВД. Вадим Львович Птицын переехал в новые апартаменты позавчера, в день подписания генералом приказа о его назначении на вышестоящую должность. Обустроиться не успел — в углу одна на другой стояли неразобранные коробки с пожитками, телевизор не работал. За год, пока кабинет начальника КМ пустовал, что-то случилось с антенной, Sharp не показывал даже первую программу. Чувствовавший себя некомфортно без работающего телевизора Вадим Львович ворчал в адрес зампотыла, не способного в течение двух суток решить пустячный вопрос и добрыми словами поминал свой старый «Рекорд», не в пример капризному малазийцу принимавшему сигнал от куска проволоки. Несмотря на это, видно было, что подполковник доволен — вершина, на которую он в течение многих месяцев совершал трудное восхождение, покорилась. — Десятого состоится мероприятие по известному поводу. Твоё присутствие обязательно, — с самым серьёзным видом объявил Птицын Кораблёву. — Место? Время? — Саша, сделав последнюю порывистую затяжку, затушил сигарету о жестяной, покрытый наледью карниз, и прицельно бросил окурок в сугроб. — В восемнадцать часов, в банкетном зале ресторана «ВИП — клуба». — Хороший выбор, — машинально тронув обручальное кольцо на безымянном пальце, кивнул Кораблёв. Последние полтора месяца его жизни были перенасыщены событиями, самое волнительное из которых — свадьба. Ощущение себя женатым человеком к Саше до конца не пришло. Просыпаясь по утрам в одной постели с любимой женщиной, он испытывал сложные чувства, в которых нежная радость мешалась с сожалением об утраченной свободе. Молодожёны поселились у Соболевых, такое условие поставила Оля. Непривычная обстановка стесняла Кораблёва, но он утешал себя мыслью, что это явление временное. Тесть заверил — вопрос получения Сашей собственного жилья решится в третьем квартале со сдачей элитной «башни» на улице Коммунистической. При этом Валентин Борисович заметил, что после того как любимый зять пошёл на повышение, появились реальные шансы отхватить не однокомнатную квартиру, а «двушку». — Прокурорам полагается дополнительная жилая площадь, — многозначительно выделяя первое слово, повторял Соболев. Кораблёв в ответ вздыхал — как бы с этим повышением шею не сломать. Не успел он адаптироваться на должности зама, как на него нежданно-негаданно свалилось исполнение обязанностей прокурора города. В начале февраля Трель ушёл на больничный с остеохондрозом и выходить на работу не торопился, проходил курс лечения в областной клинике. Долгое отсутствие Олега Андреевича породило слухи, что в город он не вернётся, якобы решается вопрос о его переводе в прокуратуру Московской области. Валентин Борисович с присущей ему таинственностью за закрытой дверью кухни сообщил: по сведениям из заслуживающих внимания источников, Сашина кандидатура на верху примеряется к должности межрайпрокурора, которая освободится не сегодня-завтра. Кораблёв отвечал, что это беспочвенный трёп, он заместителем-то без году неделю работает и не состоит в кадровом резерве. Но в недрах души шевелился таки червячок амбиций, а в голову наведывалась шальная мысль: «Не боги горшки обжигают, не глупее я других». Совещание по двойному убийству инициировал исполняющий обязанности прокурора как координатор правоохранительных органов. Собраться стоило давно, но каждый раз кого-то из должностных лиц, чьё участие виделось обязательным, не пускали другие неотложные дела. Зато сегодня кворум был обеспечен более чем. В полном составе присутствовали местные: прокуратура, МРО, уголовный розыск, УБОП. Как обещали, подъехали областники: начальник отдела криминалистики Пасечник и Сапега — замнач убойного отдела УУРа. Оба по своим служебным обязанностям курировали раскрытие наиболее резонансных преступлений. Необычным казалось присутствие фээсбэшного оперативника Яковлева. Комитетские инициативно проявили интерес к делу, намекнув, что обладают интересной информацией, которой в скором будущем смогут поделиться. Активность ФСБ объяснялась недавней регистрацией гендиректора ООО «Наяда ЛТД» Катаева кандидатом в депутаты Законодательного Собрания области. Острожские комитетчики получили за созерцательную позицию по шапке от начальства, напомнившего, что недопущение проникновения оргпреступности во власть относится к первоочередным задачам органов госбезопасности. Птицын для себя решил, что, напрашиваясь на совещание, Яковлев элементарно хочет овладеть информацией, собранной по делу милицией, но возражать не стал. Фээсбэшники имели оперативные позиции в территориальных ОПГ, полностью исключать возможную помощь с их стороны было нельзя. За свою практику Вадим Львович помнил пару-тройку случаев результативного взаимодействия с чекистами. Когда собравшиеся разместились за длинным столом для совещаний, Кораблёв, севший справа от занявшего председательское место хозяина кабинета, огласил единственный пункт повестки дня и произнёс вступительное слово. — Предлагаю обсудить проблемы по делу, пути их решения и перспективы расследования в целом. Лично я испытываю тревогу. Срок следствия продлён до трёх месяцев, срок содержания обвиняемого под стражей близится к двум месяцам. Тот объём доказательств, которым мы располагаем, недостаточен для направления дела в суд, тем более в областной. Прошу высказаться представителей всех служб. Традиционно начнём со следователя. Борис Сергеевич, пожалуйста. Боря Винниченко, нарядившийся в честь совещания в поношенную синюю форму с топорщившимися на плечах погонами младшего советника юстиции, прокашлялся и начал читать по бумажке: — Тридцатого декабря прошлого года в двадцать часов тридцать минут возле дома номер десять по улице Васнецова обнаружены трупы… — Борис Сергеевич, — мягко вклинился и.о. прокурора, — фабула присутствующим известна. Перечислите имеющиеся доказательства причастности обвиняемого к убийству и мероприятия, запланированные для сбора новых улик. Озадаченный следователь поскрёб щеку. Сегодня он был свежевыбрит и источал агрессивный запах контрафактного парфюма. После Нового года Кораблёв прилагал все усилия, чтобы разгрузить Борю. Новых дел тот не получал, из имевшихся закончил три, в том числе в отношении Рязанцева, которое прекратил за отсутствием в действиях оперуполномоченного состава преступления. Тем не менее в производстве не разгибавшего спины Винниченко оставалось семь дел, по всем неумолимо текли сроки. — Дык, доказательств практически нет, — наконец заговорил Боря. — Сам Красавин ничего не признаёт. Биология на его одежде следов крови не выявила. На автомате отпечатков пальцев, пригодных для идентификации, тоже не найдено. — К-как э-это н-нет д-д…д-доказательств?! — возмутился Сутулов, — А п-по…пока-азания Н-нефёдовой?! Продавщица с Фёдоровского рынка Людмила Нефёдова, знавшая обоих убиенных, пояснила, что в день преступления в семнадцать часов видела, как у посадской бани в машину Калинина садился невысокий парень лет тридцати, в очках, одетый в пуховик и шапочку-«петушок», с тяжёлой спортивной сумкой в руке. Нефёдова уверенно опознала Красавина, а затем подтвердила свои слова на очной ставке. Имевший в то время статус подозреваемого Красавин упавшим голосом напомнил женщине, что бог — не телёнок, всё оттуда видит, но та не стушевалась. Важность показаний Нефёдовой была бесспорна. Они стыковались по времени с данными, полученными от мальчишек, обнаруживших трупы, и подтверждались заключением судебно-медицинской экспертизы, согласно которому смерть мужчин наступила около восемнадцати часов. В выстраиваемую схему вполне укладывались и показания Светы Зябликовой, слышавшей, как накануне убийства муж договаривался по телефону с неким «Серым» о встрече на следующий день именно у посадской бани и именно в пять вечера. Показания Нефёдовой выглядели безукоризненными и этим настораживали Кораблёва. Обычно граждан в свидетели на аркане не затащишь, а тут картина прямо противоположная. Выкроив полчаса в своём жёстком графике, Саша побеседовал со свидетельницей с глазу на глаз. Та оказалась приличной тётенькой, несколько вульгарной, но не без привлекательности. Держалась естественно. На вопрос, не боится ли мести бандитов, ответила, что своё отбоялась. Добавила: «Пусть найдут сначала». Нефёдова была прописана в общежитии экскаваторного завода, этот адрес она указала в протоколе допроса, фактически проживала на съёмной квартире. После личной встречи Кораблёв успокоился. Ох, и взвился бы он до неба, узнай, что Нефёдова — тайная любовь Димки Смоленцева, который и подвёл её к убойщикам. — Борис Сергеевич, — поправил подчинённого Саша, — доказательства у нас имеются, иначе Красавин не сидел бы. Его пальчики в квартире риелтора, откуда звонили на мобильник Зябликова, одно из доказательств. Проблема в достаточности улик. Мы не в США живём, где на косвенных осуждают только в путь. Что у нас с экспертизами? Весь комплекс назначен? Простой вопрос вновь вызвал у Винниченко затруднение. — Ну это… по переходящим микрочастицам я ещё назначил… Контактировала ли одежда Красавина с сиденьями из машины, — сообщил он после мхатовской паузы. — Когда будет готово заключение? — Кораблёв сделал над собой усилие, чтобы не проявить раздражение от заторможенности следователя. — Сиденья только в понедельник увезли. Машины всё не было… — Винниченко поднял глаза к потолку. — Владимир Борисович, плохо сопровождаете, — и.о. прокурора выразительно посмотрел на Сутулова. Тот вскипел от несправедливости в свой адрес: — Да н-нам Б-боря т-только в п-пя…пятницу с-сказал! А в п-понедельник м-мы н-нашли «Газель» и у-у…увезли! — Не в пятницу сказал, а в четверг вечером, — уточнил следователь. — Я-а н-не за-а-авгар, м-машинами н-не к-командую! — Сутулов вспыхивал, как порох. — Отдельно отношения выясните, — пресёк Кораблёв межведомственные препирательства и обратился к начальнику отдела криминалистики: — Виталий Назарович, нельзя будет в НИЛСЭ нашу экспертизу протолкнуть без очереди? Пасечник, плотно сбитый, жгучий брюнет лет сорока со значением кивнул: «Решим» и вставил свои пять копеек: — Александр Михайлович, после микрочастиц одежду злодея нужно везти в Нижний. Пусть химики поищут продукты горения пороха на манжетах и на передней части куртки, а на подкладке — следы металлизации. В Нижнем хроматограф[184] современный, не чета нашему; и эксперты сильные. Саша подумал, что вряд ли убийца неделями таскал автомат под пуховиком, но возражать не стал: — Лишним не будет. Перешли к Красавину. После задержания он дал под протокол, что в Остроге сроду не бывал, а на тридцатое декабря вообще имеет алиби. Он помогал своему другу Ховрину хоронить отца, присутствовал на выносе, на кладбище и на поминках. Перечислил с десяток человек, которые могут подтвердить его слова. Ховрин, он же Хавронья, был на криминальной арене Андреевска не последним братом-акробатом. Лидер группировки; в лихие девяностые — мощной, впоследствии — потрёпанной, на настоящем этапе — немногочисленной, но дееспособной. В девяносто пятом РУБОПу удалось приземлить Хавронью за вымогательство. По делу проходило ещё пятеро, в том числе и Красавин. Нарезали им — ранее не судимым, спортсменам — от трёх до шести усиленного режима. Сейчас они пооткидывались, кто — звонком, кто — условно-досрочно. Эта прожжённая публика и подрядилась подтверждать алиби кента. Два дня Винниченко с рубоповцами на выезде крутили-кололи лжесвидетелей. Вернулись измотанные, но кое с каким результатом — двое чертей пожиже признали, что на похоронах Знайку не видали. Правда, шестеро других упирались, как ослы: «Был Знайка, крышку нёс, на поминках напротив меня сидел, надрался в мясо». — Наши с Хавроньей этой работают, — сообщил Давыдов. — Внушают, чтобы он свою пехоту образумил. Пока на себя беды не накликал. Птицын одобрил тактику областного аппарата РУБОПа: — Правильно, нагибать надо координатора. Если у Ховрина своего интереса в нашем убийстве нет, почему ему не пойти на компромисс? Ему не предлагают Красавина топить, пусть просто не мешает следствию. Начальник ОУРа доложил о результатах внутрикамерной разработки фигуранта: — Источник под ним работал квалифицированный, контакт установил. По камере Знайка буровит тоже самое: «Был на похоронах», возмущается ментовским беспределом. Но настроен сидеть, говорит: «Судимому всё равно не поверят». Боится — расколется подельник. В действительности в агентурном сообщении, составленном замначальника ИВС Капустиным по информации агента «Космонавт», значилось: фигурант опасается, что менты могут заставить его приятеля Иголкина говорить как им надо. Борзов заменил одно слово и несколько опустил, в результате чего информация приобрела другой смысл, укрепляя присутствующих в мысли, что они на единственно правильном пути. Уставший молчать холерик Сапега тряхнул густой копной смоляных кудрей: — А я месяц назад предлагал его на «тройку» перевести на неделю. В «тройке» работа поставлена. Каждый день оперчасть по пять явок с повинной штампует. Кораблёв поморщился, мысленно задав областному товарищу вопрос: «А сколько из этих явок оказывается фуфлом?»