— Что будешь делать, если Знайка расколется? — пользуясь редким моментом пребывания на свежем воздухе, Сергей Альбертович, задрав крупную породистую голову, подставил лицо солнечным лучам. — Не расколется. — Будем надеяться. Но давай прокатаем худший вариант — он показал на тебя, как на посредника. — Твои действия? — Плюну ему в рожу на очняке, — ощерился зубами из бериллиевой бронзы Зингер. — Заеб*тся доказывать. — Почему? Его показания, плюс показания риэлтора… — Вадик в несознанке, — Гера посчитал возможным перебить старшего. — А по моим сведениям, он созрел для сотрудничества с ментами. Они бизнес его душат. Некуда ему деваться. — Катаев поборол искушение расстегнуть пальто. Мартовское солнышко — обманчиво. А в компании с сырым порывистым ветерком ещё и опасное. Не заметишь как просифонит! — Вечером я его приободрю… — Зингер оглянулся. Шкафообразная фигура кувалды топталась возле капота джипа, от которого они успели удалиться на изрядное расстояние. «Тачку оставил открытой, мудила, — ругал себя Митрохин. — Сунет Коляныч под сиденье гостинец в тротиловом эквиваленте. Замедленного действия. Улечу, блин, на Луну без ракеты и скафандра!» — Приободри, — согласился Сергей Альбертович. Нарастающая нервозность Зингера не осталась незамеченной. Доводить его до края в планы Катаева не входило. Поступки человека, зажатого в угол, просчитать невозможно. — А Вова — орёл! — хозяин «Наяды» сменил тему. — И перед Дато Боржомским оправдался, и менты ему предъявить ничего не смогли! — Орё-ол! — зло повторил за Катаевым Митрохин. — Только не тот, который летает, а тот, что говно клюёт! Должны его закрыть! Должны! Всё против него! Рынок — его делянка, на ней — мертвяки! За разговором мужчины достигли опушки леса. Здесь Сергея Альбертовича заинтересовал дятел — чёрный, в ярко-красной шапочке — который, перемещаясь вокруг толстого ствола сосны, ловко, как стамеской, счищал клювом кору. Слившиеся в очередь гулкие удары повторялись эхом, на снег бесшумно и плавно облетала сухая шелуха. — Смотри, какой красавец! — в Катаеве пробудился мальчишеский азарт. Потревоженный дятел перелетел вглубь массива, гендиректор повернулся к Зингеру: — Давно хотел поинтересоваться, Герман. Были вы с Вовой дружбанами не разлей вода. А теперь ты его на портянки порвать горазд. Чего так? Гере на любимую мозоль наступили, он заклокотал от ярости: — Таких друзей — за хер да в музей! У этого Вовы от жадности колпак сорвало! Вваливаю на него как нигер за грёбаную десятку в месяц. Кинет как нищему на паперти и та-ащится. Ждёт, что вокруг него на цырлах плясать будут! Благоде-етель! Через жлобство евонное пацаны, считай, все поразбежались. Кому охота за бесплатно батрачить? А сам хапает и ртом и жопой! Барыга! Голимый барыга! Если бы не вы, Сергей Альбертович, разве бы я «гелика» потянул… Так и ездил бы на ржавом ведре! Вспомнив приличный с виду, хотя и в годах, четырёхдверный седан Volkswagen Jetta, на котором в недавнем прошлом рассекал по городу Митрохин, Катаев подумал, что честным трудом заместитель Клыча за всю свою жизнь не заработал даже на бампер от народного автомобиля. Вслух Сергей Альбертович сказал совсем другое, то, что бальзамом легло на душу собеседнику: — Кругозора у Володи не хватает. Он наглухо застрял в начале девяностых. А на дворе новые времена. Уже нельзя тупо отнимать и делить. Нужно производить продукт. С тобой, Герман, мы дела будем по другому поведём. Объединишь всё калачёвское наследие под одной крышей, вольёшься в мою корпорацию в качестве руководителя дочернего предприятия. Солидным человеком станешь. В боковом кармане дублёнки у Зингера приглушённо заныл мобильник. Торопливо выхватив телефон, Гера глянул на дисплей и пробормотал: «Помяни чёрта». — Наш общий друг? — с лукавым ленинским прищуром спросил Катаев. — Угу. — Так ответь. — Привет, братское сердце, — захрипел Митрохин в трубку. — Не, не в городе… В Андреевск полетел. Подарок Янке купить. Ну да, семь вёрст — не крюк… Ха… Чё тихо так? Да я пожрать остановился в кафухе… Когда буду? Чё-то срочное? Не, к семи крутанусь… Как в городе буду, прозвонюсь, пересечёмся… Ну давай… Нажав на кнопку «отбой», Зингер зло процедил: «Гондон штопаный». — Форс-мажор? — указывая взглядом на мобильный, поинтересовался Сергей Альбертович. — Как? — не понял Митрохин и длинно сплюнул вбок. — Не, это Вова звонил. Запонадобился я ему срочно. Загрузить хочет на праздник. Пусть визжит, орёт как резаный, восьмого никуда не поеду. До автобусной остановки оставалось метров пятьдесят. — Герман, у меня к тебе ма-аленькая просьба, — Катаев перешёл к действительной цели встречи, ради которой пришлось четверть часа дефицитного времени убить на тары-бары с одноклеточным. — Слушаю. — Завтра двое ребятишек подъедут с Москвы от серьёзного человека. Проинспектировать бизнес нашего друга. Им надо помочь сориентироваться на местности. Выступить в роли экскурсовода. — На сколько дней тур запланирован? — Да чего в нашей дыре особо смотреть? Первый день — заезд, знакомство с городом. Второй день — презентация и сразу отъезд. Митрохин с напрягшимся лицом покусывал толстую нижнюю губу, кумекая, правильно ли он понял Сергея Альбертовича. — Связной телефон всегда при тебе? — по требованию Катаева Зингер ещё осенью приобрел мобильник с сим-картой, зарегистрированной по паспорту умершей безродной старушки. — Всю дорогу, — Гера хлопнул себя по груди, там, где внутренний карман. — На этот номер тебе и позвонят. Как гости достопримечательностями налюбуются, телефон и симку разобьёшь молотком. Осколки развеешь по ветру. Понял? — Не дурак. — Тогда я рад за тебя, Герман. Поздравь Яночку свою с наступающим праздником весны. Мне пора, электорат не любит непунктуальных кандидатов. Катаев подобрал длинные полы пальто и уселся в автомобиль. Водитель-телохранитель с места втопил, культовый внедорожник за положенные секунды разогнался до сотни. Зингер только прикурить успел, а джипаря уже и след простыл за поворотом. «Откуда эта ондатра траченая про Янку разнюхала?» — из всего услышанного упоминание имени подруги озадачило Митрохина больше всего. 4 6 марта 2000 года. Понедельник. 11.00 час. — 12.00 час. Перед металлическими воротами, обе створки которых украшали выпуклые красные звезды, затормозил «УАЗ-469» с гражданскими номерами. Дневальный, скребком счищавший наледь со ступеней КПП, бросил орудие производства и побежал к незнакомой машине, поправляя повязку на рукаве мешковатой шинели. Сидевший на командирском месте Яковлев распахнул тёмно-вишнёвые корочки с золотым тиснением: — ФСБ! Аббревиатура таинственной организации, произнесённая уверенным, не предполагающим возражений голосом, сработала как пароль, несмотря на то что госномер «УАЗика» не значился в списке автотранспорта, подлежащего пропуску на территорию воинской части. Солдатик разогнул толстую проволоку, скреплявшую проушины на воротах, и поочередно с усилием оттащил створки. Когда автомобиль, зарычав, тронулся, он на всякий случай отдал честь. Оперуполномоченный по особо важным делам прибыл к начальнику особого отдела учебной дивизии, дислоцировавшейся в городе. В штабе Яковлеву пришлось повторно предъявить удостоверение, на сей раз — рослому сержанту в ладно подогнанном обмундировании. — Вас проводить, товарищ капитан? — сметливый дежурный успел прочесть в документе звание посетителя. — Я знаю дорогу, — располагающе улыбнулся опер. Нужный кабинет находился на втором этаже, в конце коридора. Специфика работы приветствовала удобно расположенный по соседству запасный выход, по которому можно было, не привлекая внимания, завести или вывести интересующего военную контрразведку конфидента. Особист пребывал в томительном состоянии абстиненции. Оторвав от стола взъерошенную голову, он обреченно сообщил энергично вошедшему в помещение Яковлеву: — Тимур, я издыхаю. — А чего не предупредили, Алексей Алексеич? Я бы пивка захватил! — фээсбэшник преисполнился искренним сочувствием. — Да чего там твоё пиво? С него только ссать будешь криво, — начальник особого отдела выдал сентенцию и ладонью потёр слезящиеся, красные, как у польского кролика глаза. — Составишь компанию ветерану миротворческих сил в Югославии? Он достал из-под стола початую бутылку «Графини Уваровой». — Как хорошему человеку отказать? — Комитетчик знал, что в противном случае должного взаимодействия не сложится. — Ключ в двери поверни, не сочти за труд, — подполковник сопроводил свои слова поясняющим движением руки. Разлил он крупно, сразу по полстакана, но Яковлев торговаться не стал. Чокнулись, сказали сакраментальное: «Быть добру», опрокинули. Особисту пришлось сделать усилие над организмом, для того чтобы тёплая, злая водка прижилась. Фээсбэшник взял из плетёной корзиночки пару крекеров, отправил в рот. Иная закуска отсутствовала.