Кстати, что привело его сюда? – Здравствуйте! – пролепетала, замечая, как все любопытные взгляды обращаются ко мне. – Как поживаете? Совершенно растерялась, глядя на этого представительного мужчину. Вчера мы разговаривали так открыто и тепло, что сейчас я невольно задумалась: поддержать такой же шутливый тон или общаться официально, вес-таки мы не у него дома. – Рад, что нашел тебя так быстро, – он приблизился, и, встав слева, положил руку мне на плечо. – Нам нужно поговорить. Серьезность в его голосе заставила меня напрячься. Я тут же почувствовала, что живот скрутило от дурного предчувствия. Машинально приложив к нему руку, слегка надавила. Не волнуйся, маленький, мама с тобой. – Идем, я знаю, где мы сможем поговорить без посторонних глаз. Он повел меня по коридору на второй этаж, туда, где располагались кабинеты преподавателей и деканат. Ноги отяжелели, но я продолжала переставлять их, послушно следуя за отцом Ромы. Сердце то и дело сбивалось с ритма, стоило мне подумать, чем вызвана такая встреча. Неужели что-то случилось с Ромой? При одной мысли об этом сердце до боли сжалось. Нет. Его отец слишком расслаблен. Значит, Рома в порядке. Это все я проговаривала мысленно, надеясь, что его визит просто дань вежливости. Но внутренний голос подсказывал, что это не так… – Мы ненадолго, – Кремлёв-старший толкнул дверь, впуская меня в кабинет декана, и зашел следом. Сергей Аркадьевич, декан социально-экономического, поднялся, приветствуя нас, и тут же вышел из кабинета. Значит, они успели договориться заранее. А вот эта мысль неприятно кольнула мозг. И я снова машинально погладила живот, стремясь защитить пока еще крошечную, но уже вполне реальную маленькую жизнь. – Валерия. Я пришел, чтобы сказать вам кое-что, – Александр Романович указал на кожаный диван, призывая меня присесть. Я опустилась на самый край, мечтая оказаться подальше отсюда. Хотя кабинет выглядел вполне обычно: светлые стены, огромный стол из темного дерева, справа на нем сложенный ноутбук. Вдоль одной из стен шкафы с папками, у второй – диван, а над ним всевозможные рамки с грамотами и сертификатами. Я бывала тут несколько раз, но еще ни разу не нервничала так сильно. Казалось, еще чуть-чуть – и сердце выскочит из груди. Ну сколько можно тянуть? – Как давно вы знаете моего сына? – меня не удивил такой поворот беседы, хотя я предпочла бы поговорить о ничего не значащих вещах, как вчера. – Несколько месяцев, – я взглянула в глаза Кремлёва-старшего, и стало ясно, от кого Рома унаследовал этот необычный цвет радужки. – А в чем дело? С Ромой что-то случилось? Выпрямила спину, тревожно глядя на собеседника. Кремлёв-старший вдруг неуловимо изменился: плечи ссутулились, лицо исказила гримаса боли, но он тут же взял себя в руки и надел маску деловой вежливости. Но голос все еще принадлежал несчастному человеку. – Я должен сказать тебе. Должен предупредить. Чтобы ты знала, на что идешь. Смена выражений лица заставила меня заволноваться еще больше. Да что, в конце концов, происходит? – Мой сын – наркоман. Слова произвели эффект взорвавшейся бомбы. На секунду в кабинете воцарилась гнетущая тишина, пока слова не проникли в мой мозг. Едва я осознала, что он сказал, тут же соскочила с дивана и сжала кулаки. – Вы лжете! – Рома много раз оставался у меня ночевать, да и виделись мы часто, я бы обязательно поняла, если бы он вел себя странно. – Этого не может быть, с чего вы взяли? Снова рука на живот, и надавила, заставляя успокоиться мою крошку. Но в пояснице уже появилась ноющая боль, которая распространялась на весь низ живота. – Валерия, послушай меня! – он тоже встал и перешел на «ты», но я даже не заметила этого. Отступила, продолжая пристально следить за каждым движением собеседника. Выискивая в его лице признаки лжи. – Я слишком мало времени уделял воспитанию сына, и не заметил, когда это случилось впервые. И теперь жалею об этом. Я все так же пристально смотрела на его лицо, и в ужасе поняла: он не лжет. – Нет. Я не верю! – мотала я головой, пытаясь выдрать из мозга мысль, что наш с Ромой ребенок зачат, когда… – Да. Он и сейчас продолжает принимать наркотики, – выставила руку ладонью вперед, создавая преграду между мной и словами этого человека. – Как вы можете говорить такое? Вы же отец! Это неправда! Кремлёв-старший подошел ближе, отбрасывая мою кисть, а я ощутила, как режущая боль в животе усилилась. Собеседник схватил меня за плечи и встряхнул. – Лера, очнись! Рома лечился в клинике, недавно прошел курс и вернулся из Калифорнии. Но один из его друзей сказал, что мой сын снова начал принимать дурь! Он болен, Лера! Болен! – он уже почти орал мне в лицо, а я зажмурилась, чувствуя, как раскалывается голова и соленые капли заливают лицо. – Вы лжете! – на выдохе, ощущая, как последние крупицы кислорода покидают легкие. – Лжете! Кремлёв-старший прижал меня к себе, а я рыдала, уже не замечая той боли, что сводила живот. Рома не мог! Он не такой! Он здоровый и сильный. И он никогда при мне не принимал наркотики. И никогда не стал бы обманывать, зная, что я беременна. – Я познакомился с тобой только вчера, – голос Кремлёва доносился издалека, словно я находилась внутри какого-то кокона, а отец Ромы пытался докричаться до меня. – Но я понял, что такая чудесная девушка как ты должна знать правду… Я молчала, продолжая всхлипывать от сотрясавших тело рыданий, а собеседник говорил, говорил… – А что, если вы решите пожениться и завести детей? – я вздрогнула, и рука, гладившая меня по голове, на долю секунды замерла. Он понял. – Дети, зачатые наркоманом, могут родиться с отклонениями. Ну и что. Я готова помочь ему справиться с этим. Готова рискнуть ради него. Едва эта мысль возникла в голове, я тут же ощутила облегчение. Да, я смогу! Что бы ни случилось, я буду рядом с ним! Всегда! – Я помогу ему, – мой слабый голос заставил Кремлёва-старшего отстраниться и заглянуть мне в глаза. Странное выражение на его лице тут же сменилось раздражением. – Ты не понимаешь! Когда он принимает наркотики, он неадекватен! Он участвует в драках, оргиях и вообще делает то, что нормальный человек никогда не позволил бы себе, – он произнес это с долей раздражения. Словно объяснял что-то глупому ребенку. – Собственно, для чего я все это начал… – Кремлёв-старший разжал объятия, и я замерла, глядя, как он подошел к столу и взял лежащий на нем белый конверт. – Вот взгляни. Смотрела на конверт, а внутри все переворачивалось. Не хотелось брать. Не хотелось смотреть. Хотелось уйти из кабинета и никогда больше не видеть лица Кремлёва-старшего. – Бери! – он раздраженно толкнул мне конверт и отошел к окну, повернувшись ко мне спиной. А я смогла лишь обессиленно опуститься на диван и распечатать белую бумагу. Руки дрожали так, что мне не с первой попытки удалось вынуть содержимое конверта. Глаза щипало от слез, но я упрямо продолжала дергать стопку фотографий, пытаясь достать их. В конечном итоге, плюнув на все, я просто порвала конверт и тут же отшвырнула лежащие в нем фотографии. Рома. На них был мой Рома. Руки против воли потянулись к фото, и я сквозь боль в сердце начала перебирать снимки. Вечеринка. Куча парней и девушек. Полуголые, пьяные, с безумными глазами. На фотках Рома был то с одной, то сразу с несколькими. И это не самое страшное. Глаза сами закрылись, пытаясь оградить меня от этого, но я упрямо заставляла себя смотреть. Тот, кто делал эти снимки, был либо идиотом-извращенцем, либо таким же наркоманом, как присутствующие на вечеринке люди. Оргия. Девушки, парни, все уже голые, безумные, озверевшие. Тела блестят от пота и… – Господи… Фотографии выпали из рук, и я прижала ладонь ко рту. Боль внизу живота стала уже привычной, но один резкий спазм заставил меня согнуться пополам. – Эти фотографии сделаны неделю назад. Я нанял детектива, чтобы он следил за сыном, пока тот в отъезде. Кремлёв-старший говорил, а я не верила. Не верила, что Рома, зная о моей беременности, делал все это… Неделю назад. Он уезжал по делам, примерно на четыре дня.