– Закончила? Линь Чуньхуа промолчала, губы ее дрожали – она явно хотела что-то добавить, но изо всех сил сдерживалась. Все как обычно: едва разговор достигал кульминации, как она тут же закрывала рот. И пускай ее упреки сыпались на Жань Бумо один за другим, словно серия петард, при тщательном анализе оказывалось, что все это не более чем вода, ни дать ни взять – припев из песенки «Удалец»: «Хэй-я, и-я, хэй-хэй-хэй-хэй-и-я». Ничего шокирующего и травмирующего она не говорила, к примеру, про любовниц Жань Бумо не упоминала никогда. Даже Жань Дундун поняла, что мать что-то скрывает. Мало того что Линь Чуньхуа пыталась сберечь репутацию Жань Бумо, прежде всего она боялась задеть чувства Жань Дундун. И пускай дочь уже выросла, обзавелась семьей, ребенком и вот-вот должна была развестись – а значит, ранить собственную дочь, – Линь Чуньхуа по-прежнему боялась травмировать свою кровиночку. – Ты же видишь, сколько лет я терплю твоего отца? Еще Лао-цзы[9] учил нас проявлять снисходительность. Не стоит разводиться из-за каких-то ссор, нет таких супругов, которые бы не ссорились. – А мы и не ссоримся. – Раз не ссоритесь, к чему разводиться? Тебя же люди на смех поднимут, ведь у твоего мужа есть все – и внешность, и образование, и талант, и прекрасный доход, – чем он тебе не угодил? Я так горжусь, что мой зять – доктор наук! Как можно взять и избавиться от него, словно от старых туфель? – Чувства остыли, к чему себя мучить? – То есть для тебя чувства важнее, чем семья? А о чувствах Хуаньюй ты подумала? Да если бы мы в свое время не боялись огорчить тебя, то уже давно бы развелись, – пытался вразумить дочь Жань Бумо. – Только не нужно сравнивать себя и меня, мы совсем разные. Если вам по душе вечно сглаживать острые углы, то мне – нет. – Ну, тогда разводись, твоя мать больше всего в жизни жалеет о том, что не развелась. Один был против ее решения, другой – за, так что никакого вразумительного совета от родителей она не получила, хотя, в сущности, она его от них и не ждала, ей просто нужно было поставить их в известность, чтобы потом у них не отпала челюсть. На следующий день она связалась с адвокатом Чжуном и попросила его поговорить с Му Дафу о разделе имущества и других формальностях. Му Дафу от разговора с адвокатом Чжуном отказался. Он сидел напротив, словно немой, и как бы тот ни старался, Му Дафу так и не открыл рта, ни дать ни взять – глухая стена, в результате адвокату Чжуну пришлось откланяться. На третий день, уложив Хуаньюй спать, они встретились в кабинете для беседы. – Мы ведь делим одну постель, – начал он, – неужели мы не в состоянии поговорить о чем-то напрямую? К чему присылать адвоката? – Ты тоже можешь прислать адвоката. – Лучше все решить лично. Мы сами обустраивали нашу любовь, и разводиться тоже должны сами. Есть в жизни дела, которые не перекладываются на других, я имею в виду поспать, сходить в туалет, совершить убийство, посеять смуту. – То есть если мы решим это лично, то на развод ты согласишься? – А можно все-таки не соглашаться? За все эти годы я и так тебе никогда ни в чем не отказывал. – Так и знала, что ты начнешь меня отговаривать. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. – А если стану отговаривать, ты поменяешь решение? – Нет. – К чему вообще устраивать всю эту тягомотину? Я же слишком хорошо тебя знаю. – Надо же, какой покладистый, наверняка уже есть запасной вариант? – Спасибо за заботу, такому, как я, не составит труда найти замену. – Что ж, тогда с кем останется дочь? – У тебя все равно нет времени, будет лучше, если со мной. – Не согласна. – Хорошо, пусть остается с тобой. – Ты так запросто отказываешься? Неужели ты совсем ее не любишь? Ему словно безжалостно вонзили нож в сердце, но, несмотря на боль и обиду, он не стал препираться, а лишь покачал головой. С тех пор как Сюй Шаньчуань отказался от своих показаний и замначальника Ван отстранил Жань Дундун от дела, Му Дафу постоянно переживал, что она утратит над собой контроль и выкинет что-нибудь эдакое. Это могло быть все что угодно, но он никак не ожидал, что она предложит развестись. Вполне возможно, что развод являлся лишь поводом, а подсознательно это был элементарный выплеск эмоций. Ей требовалось выплеснуть эмоции, и при этом ее совершенно не заботили чувства дочери и мужа. Для него это был мощный удар, но она этого не осознавала, казалось, что только причиняя ему зло, она сама может испытать облегчение. Это напоминало извращенную форму кокетства – в душе она его вроде как и любила, но на словах говорила обратное, умом вроде как и понимала, что он хороший, но на словах обвиняла во всех грехах. Он это чувствовал, а потому молчал. Молчал, потому что не хотел устраивать спор вокруг дочери, боясь, что чем больше они будут муссировать эту тему, тем сильнее будет страдать их дочь, а меньше всего ему хотелось, чтобы при разводе та превратилась в козырную карту. По его молчанию она догадалась, что переборщила, ей даже стало стыдно, поэтому про себя она перед ним извинилась. Она хотела это сделать во всеуслышание, но вместо этого сказала совершенно другое: – Что с имуществом, как будем делить его? – Все, что у тебя на карте, можешь взять себе, мои сбережения пусть отойдут Хуаньюй, из двух квартир одну бы я забрал себе. Устраивает? – Он с надеждой смотрел на нее, ожидая, что она опомнится. – Вообще-то другая квартира оформлена на Хуаньюй, – нарочно стала напирать она, желая увидеть его реакцию. – Хорошо, тогда мне не нужно ничего. Ради тебя и Хуаньюй я готов отказаться от чего угодно. – Если бы не развод, я бы и не узнала, какой ты щедрый. «Мы прожили вместе десять с лишним лет, и ты этого не знала?» – подумал он, но вслух ничего не сказал. Внутри него росло разочарование, в то же самое время его охватила какая-то легкость после сброшенных пут. И все-таки ему сложно было поверить в происходящее. – Ты можешь назвать причину развода? – спросил он. Вместо ответа она передала ему два распечатанных листа с подробным анализом ее ощущений в разные периоды их отношений, таких как «жвачка», «коктейль» и «режим полета». Он дважды внимательно прочитал текст, после чего сказал: – Все очень верно подмечено, но ты не учла, что на отношения также влияют время и физиология, причем избежать этого не в силах никто. Чем старше мы становимся и чем дольше живем друг с другом, тем сильнее притупляются наши чувства. – Тогда считай, что я идеалистка, для меня важно стремиться к идеалу, а не довольствоваться тем, что есть. Для меня главное – любишь ли ты меня и люблю ли тебя я. Сейчас ответ на оба этих вопроса – отрицательный, поэтому никакой необходимости жить вместе я не вижу. – Но такой супружеской жизни, о которой мечтаешь ты, не бывает. – Уверена, что бывает, просто я еще не встретила такого человека. Он едва не рассмеялся в ответ. Ему не терпелось прямо сейчас взять и уладить все формальности с разводом, но, понимая, что в последнее время жена жила на лекарствах и была явно на нервах, ему следовало дать ей время, чтобы остыть. – Ты ведь говорила, что займешься разводом, когда раскроешь дело, к чему такая спешка? Он вздрогнула, вспомнив, что и правда говорила такое. – Мы пока просто составим соглашение. – Тогда нужно добавить пункт, что разведемся мы только после того, как ты раскроешь дело. На какую-то секунду она заколебалась, но лишь на секунду, потому как была уверена, что раскроет преступление в ближайшем будущем, пусть даже ее и отстранили. Она села за ноутбук и принялась набирать черновик «Соглашения о разводе». Спустя час она его распечатала, он увидел пункт, по которому одна из квартир отходит к нему, то же самое касалось и половины их финансовых накоплений. «Я же не совсем эгоистка», – заметила она. «Мыслит она вполне здраво», – подумал он. Они по очереди поставили на документе подписи и скрепили их отпечатками пальцев. Действовали они совершенно хладнокровно, словно не происходило ничего особенного, можно было подумать, что этот контракт их вообще не касался. Глава 5 Предлог 35 Сидя в машине, она видела, что все окна в загородном доме Сюй Шаньчуаня темные, ярким светом горели лишь два уличных фонаря перед железными воротами, их окружало облако мошкары, которое ближе к самым лампам сгущалось. На улице по-прежнему стояла невыносимая духота, Жань Дундун так хотелось опустить стекло, но, боясь быть обнаруженной, она оставила лишь маленькую щелку. С тех пор как Сюй Шаньчуань отказался от показаний и был отпущен на свободу, она все больше подозревала именно его. На лобовое стекло упала капля дождя, за ней последовало еще несколько, в считаные секунды на машину обрушился целый шквал звонких ударов. От земли поднялась волна зноя, в которой смешались самые разные запахи, включая запах бетона, лака и растений. В приоткрытую щелку просочился дождь, а заодно – и струя приятной прохлады. Недавнее напряжение вдруг спало, настроение тотчас улучшилось – душа словно расправилась после долгого сна. Белевшие в свете фонарей косые струи дождя становились всю гуще и гуще, из-за этого сами фонари стали напоминать два массажных светящихся шарика. Ворота заслонило водяной завесой, в ближайшее время дождь кончаться явно не собирался, однако она и не думала отступать: во-первых, было бы обидно, что какой-то пустяк перечеркнет все ее труды, а во-вторых, ей просто не хотелось возвращаться домой. Каждый день после работы она садилась в машину, под предлогом слежки дожидалась рассвета, после чего возвращалась домой и отсыпалась. Му Дафу к этому времени уже уходил – или по своим делам, или в университет. С тех пор как она подписала соглашение о разводе, ей больше не хотелось встречаться с мужем, эти встречи вызывали у нее такую же неприязнь, как встречи с классным руководителем в школе, или разговор с начальником на работе, или необходимость сидеть в первом ряду на собрании. Ее взгляды тоже понемногу менялись: раньше она всегда мечтала побеждать, а сейчас мечтала о поражении, словно только поражение могло привести ее к успеху. Ей казалось: чем больше на ее долю выпадет трудностей, чем больше она пострадает физически и душевно, тем больше у нее будет шансов раскрыть преступление, словно победы мог удостоиться лишь проигравший, а счастья – лишь вконец измученный страдалец. Пока она размышляла в таком ключе, душа ее наполнилась очередной порцией стойкости перед лицом испытаний. Эта стойкость была вполне себе ощутимой и напоминала подвешенный в груди мешок с песком, который образовался из-за неурядиц на работе, развала семьи и других проблем. Дождь продолжал колотить по стеклу, и в какой-то момент она наконец проснулась. Оказывается, она уснула, причем глубоко. Это что-то новенькое! Скорее всего, ее состояние было связано с погодой. Но она тут же поняла, что виной тому кое-что поважнее, а именно потеря бдительности. Как же она могла потерять бдительность? Может, просто утомилась, а слежка оказалась всего лишь поводом? Она затруднялась ответить на этот вопрос. Вдруг снаружи, заслонив все окно со стороны пассажирского сиденья, возникла фигура в дождевике. Она тотчас решила, что это какой-то злодей – насильник, грабитель, преследователь. Пока она прикидывала, как ей поступить, фигура подалась назад, и она увидела лицо. У нее вырвался вздох облегчения, и она открыла дверцу. – Не напугал? – спросил Му Дафу, снимая дождевик и протискиваясь внутрь. – Как ты узнал, что я здесь? – спросила она, быстро обдумывая, что сказать дальше. – Я уже пятый день наблюдаю за тобой. – Не может быть! Я же такая осторожная, как я могла тебя не заметить? – Это называется думать о главном, забывая об остальном, другими словами, ты уже давно выработала привычку не замечать меня. – И зачем ты за мной шпионишь? – Ты уже какой вечер подряд не ночуешь дома, я же переживаю, вот и позвонил Шао Тяньвэю, чтобы узнать, где у тебя дежурство. Он сделал запрос Лин Фан, и та сказала, что ты здесь.