Жань Дундун задала еще несколько вопросов, в общей сложности их беседа продлилась три часа. По дороге в отделение Жань Дундун и Шао Тяньвэй выделили пять моментов, которые могли оказаться для них полезными: 1) Сюй Хайтао никогда не играл в азартные игры; 2) Сюй Шаньчуань никогда бы не занял ему денег; 3) Цзэн Сяолин имела на него влияние; 4) Сюй Хайтао знает толк в дружбе; 5) в детстве любил драться. 38 Жань Дундун вызвала в подразделение уголовного розыска Цзэн Сяолин, при этом устроила так, чтобы девушка встретилась в коридоре с Сюй Хайтао, которого как раз вели на допрос. Едва молодые люди соприкоснулись плечами, как их чувства обострились до предела и оба встали как вкопанные. Сюй Хайтао окликнул ее по имени и застыл на месте, приклеившись к ней немигающим взглядом. У Цзэн Сяолин от испуга выступили слезы. – Будь умницей, – произнес Сюй Хайтао, – не плачь. Цзэн Сяолин изо всех сил попыталась взять себя в руки, ее даже пробила мелкая дрожь. – Идем, – толкнув Сюй Хайтао, обратился к нему Сяо Лу. Но тот по-прежнему стоял недвижим, словно пустил корни. Напуганная выражением его лица Цзэн Сяолин, едва сдерживая слезы, отвернулась от него и побежала по коридору до самого конца, после чего свернула за угол и исчезла. Сюй Хайтао еще какое-то время продолжал смотреть в пустое пространство, которое напоминало длиннющий, без единого окна тоннель, упирающийся в белую стену. Цзэн Сяолин в этом году исполнилось двадцать девять. Отучившись по специальности «Туристический менеджмент», она устроилась в Сицзянский филиал отеля «Майк» администратором на ресепшен. Ее отец, учитель начальной школы, скончался от болезни, пока она училась в университете, а мать держала небольшую лапшичную на улице Цинъянлу. Цзэн Сяолин была милой, старательной девушкой, умела поддержать любой разговор, ее завораживающую улыбку, которая гипнотически действовала на клиентов, коллеги прозвали «убийственной», эта улыбка уже успела превратиться в визитную карточку отеля. Но вот незадача, как бы сладко она ни улыбалась клиентам и какой бы обходительной с ними ни была, она никогда не удостаивалась должного внимания со стороны директора отеля, которая частенько ее поддевала, насмехалась над ней и нарочно ставила ей палки в колеса. Директором Сицзянского филиала отеля была одна из любовниц Сюй Шаньчуаня, Сяо Лю, полное имя которой звучало как Лю Юймэн. Поначалу она воображала, будто является единственной любовницей Сюй Шаньчуаня, но потом выяснилось, что у того была еще и Сяо Инь, а чуть позже она узнала и про Ся Бинцин. После таких открытий до нее дошла суть таких выражений, как «в каждом поколении есть свои таланты» и «каждое новое поколение превосходит предыдущее», она до глубины души прочувствовала, что такое потеря самоуверенности и самоуважения. Сюй Шаньчуань настолько безжалостно рассеял ее иллюзии, что ей не оставалось ничего иного, как просто приспосабливаться. Из-за этого она не только разочаровалась во всех мужчинах, но также стала настороженно и ревниво относиться ко всем женщинам. Именно поэтому всякая, кто была хотя бы чуточку лучше нее, тут же превращалась в условную противницу, особенно это касалось незамужних особ в ее ближайшем окружении, которых она рассматривала как потенциальных любовниц Сюй Шаньчуаня. Так что можно сказать, что Цзэн Сяолин находилась под ее прицелом. Ее лучезарная улыбка рассматривалась как желание соблазнить, а серьезное выражение лица – как проявление высокомерия. Как директору отеля Лю Юймэн было важно, чтобы работницы радушно относились к клиентам, но в то же время она боялась, что улыбка Цзэн Сяолин соблазнит Сюй Шаньчуаня или кого-то еще, словно соблазнять противоположный пол было исключительно ее, Лю Юймэн, привилегией. Она придиралась по всяким пустякам, забрасывая Цзэн Сяолин вопросами типа: почему та отпустила челку? почему вертит в руках шариковую ручку? почему стучит каблуками? почему кондиционер работает слишком сильно? Даже если Цзэн Сяолин за что-то и не отвечала, с подачи Лю Юймэн ответственность все равно всегда ложилась на нее. Как-то раз, когда Лю Юймэн в очередной раз отчитывала в холле Цзэн Сяолин, эту сцену застал Сюй Хайтао, который должен был доставить ее на свидание к Сюй Шаньчуаню. Ему пришлось ждать минут пятнадцать, пока та рьяно размахивала руками, уже и забыв, за что именно ругает Цзэн Сяолин. Голова Цзэн Сяолин опускалась все ниже и ниже, пока не уткнулась в грудь. Не в силах наблюдать такое и дальше, Сюй Хайтао взмолился: – Директор Лю, Сяолин – моя девушка, можно как-то поаккуратнее? Лю Юймэн тут же сменила гнев на милость, словно внутри нее сработал переключатель. Узнав, что парнем Цзэн Сяолин является племянник Сюй Шаньчуаня, Лю Юймэн вдруг очень обрадовалась, ведь теперь, согласно старшинству, выходило, что Цзэн Сяолин могла относиться к Сюй Шаньчуаню исключительно как к дяде. Американский специалист в области социальной психологии Стэнли Шэхтер считал, что любую эмоцию порождает окружающая среда. Его исследовательская группа провела один эксперимент, в котором красивые девушки должны были провести испытание среди студентов-парней, предложив тем составить рассказ по заготовленным картинкам. Причем главным в этом эксперименте являлся не рассказ, а то, в каком месте проводился тест: в уединенном парке, на небольшом каменном мостике или на хлипком висячем мосту. По окончании теста девушки оставили парням свои имена и телефоны, сказав, что те могут позвонить им, чтобы узнать результаты или просто чтобы продолжить знакомство. Цель эксперимента состояла в том, чтобы узнать, какие именно парни проявят инициативу и позвонят девушкам. В результате больше всего звонков поступило от парней, с которыми проводили тест на висячем мосту. Почему? Как объясняет Шэхтер, у этих парней физиологические процессы проходили не так, как в обычных обстоятельствах, другими словами, они испытывали сразу два вида переживаний, а именно ощущение опасности от нахождения на висячем мосту и учащенное сердцебиение, причем сердцебиение они объясняли тем, что рядом с ними находится красивая девушка, поэтому ошибочно приняли это за влюбленность. Чем опаснее обстановка, тем проще влюбиться. В частности, именно это и произошло в случае с Цзэн Сяолин, которая влюбилась в Сюй Хайтао. Ведь он появился в критический момент, когда ее позорила Лю Юймэн, ее выручила всего лишь одна его фраза, благодаря которой в будущем у нее отпала необходимость подстраиваться к Лю Юймэн. На первое свидание Цзэн Сяолин пригласила его сама. Тогда же молодые люди поняли, что очень подходят друг другу. По словам Цзэн Сяолин, им было сложно определить, кто кого любит сильнее. Он приносил ей каждую свою зарплату, она подарила ему свой первый поцелуй; она по собственной инициативе стала называть его родителей папой и мамой, он при любой возможности помогал ее матери в лапшичной; он купил и оформил на ее имя квартиру, она отдалась ему целиком и пообещала, что распишется с ним сразу после окончания ремонта; она массировала ему поясницу, он покупал для нее украшения; вместе с Цзэн Сяолин он брал в путешествие и ее мать, она раз по десять на дню ласково называла его муженьком; она отшила всех ухажеров, он перестал ходить в ночные клубы и снимать девочек… В общем, перечислять доказательства их взаимной любви можно без конца. До того как влюбиться, Сюй Хайтао завидовал своему дяде Сюй Шаньчуаню – тому, как много у того подруг, однако теперь непостоянство дяди стало вызывать у него отвращение, ему сделались неприятны все дядюшкины женщины, кроме тети Шэнь Сяоин. Ему казалось, что все эти якобы влюбленные в Сюй Шаньчуаня пассии сопровождают его почетным эскортом исключительно ради денег – денег, которые могли бы принадлежать ему, Сюй Хайтао. Влюбившись в Цзэн Сяолин, Сюй Хайтао стал на удивление хорошо соображать, теперь он частенько принимался сравнивать себя и любовниц Сюй Шаньчуаня, проводя своего рода литературоведческий анализ. Он жаловался Цзэн Сяолин, что и он, и любовницы Сюй Шаньчуаня являются к тому по первому же зову; и он, и они пребывают в круглосуточной готовности; и он, и они несут определенные обязанности, но при этом они получают в месяц от нескольких сотен тысяч до нескольких миллионов – каждое их свидание, независимо от качества, стоит не меньше десятка тысяч. Его же месячная зарплата не дотягивала даже до их разового вознаграждения. Работая личным водителем Сюй Шаньчуаня и думая о такой несправедливости, он по нескольку раз на дню резко давал по тормозам, как бы давая дяде почувствовать, что творится в его душе. Когда же он тонко намекал Сюй Шаньчуаню на низкую зарплату, тот его еще и отчитывал: – Зачем тебе столько денег? Моя компания принадлежит не только мне, но и всему семейству Сюев, нам каждая копейка дорога. Таким образом он вроде как показывал, что компания принадлежит не только ему, но еще и Сюй Хайтао. – Знаешь, что такое обида? – обращался Сюй Хайтао к Цзэн Сяолин. – Это когда рядом с тобой женщина, а ты не можешь с ней переспать, когда ты каждый день считаешь деньги, но не можешь их потратить, или когда у тебя босс – родной дядя, а ты не можешь рассчитывать на нормальный доход. Находясь рядом с богачом, сам Сюй Хайтао оставался небогатым, другими словами, он, как обиженный родственник, начал своего дядю ненавидеть. Держа в уме теорию Шэхтера, Жань Дундун была уверена, что только что случившаяся в коридоре встреча Цзэн Сяолин и Сюй Хайтао сделает их чувства еще сильнее. Поэтому она обратилась к девушке с предложением оставить для Сюй Хайтао какое-нибудь послание. Цзэн Сяолин тут же попросила передать любимому, что будет ждать его независимо от того, насколько серьезный проступок он совершил, даже если ей понадобится на это вся жизнь. – Если предположить, что он оступился по глупости, вы сможете уговорить его добровольно признать вину, чтобы содействовать раскрытию преступления? – спросила Жань Дундун. Вытягивая одну за другой бумажные салфетки, Цзэн Сяолин принялась вытирать заплаканное лицо. Наконец, подняв голову и расправив плечи, она посмотрела на камеру и, приняв самое приятное выражение, произнесла: – Хайтао, сокрытие ошибки – это двойная ошибка, чем искреннее ты будешь, тем лучше. Люблю тебя. – Сказав это, она послала ему в объектив воздушный поцелуй. Жань Дундун даже несколько растрогалась. «Не зря она изучала туристический бизнес, – подумала она, – и про дела напомнила, и про любовь сказать не забыла. Такой и правда хотелось бы помочь». 39 Проверив сведения обо всех постояльцах, Сяо Фань и Сяо Цюн ничего подозрительного не нашли, зато, когда они изучали записи камер слежения, им попался один загадочный персонаж – худой, небольшого росточка мужчина, в бейсболке, в очках, в маске и перчатках, в черной рубашке, синих джинсах, черных кроссовках, с рюкзаком за спиной. В тот вечер в 20:11 он возник в холле пятого корпуса и по коридору прошел на веранду третьего этажа, потом куда-то спрыгнул и исчез из поля видимости. В 20:25 он появился на том же самом месте, где исчез, пробежал по коридору в обратную сторону, быстрым шагом покинул холл и скрылся за углом. Жань Дундун вместе с подручными поднялась на третий этаж пятого корпуса, где размещались исключительно конференц-залы. Зато прямо за верандой находилась большая открытая терраса, уставленная всевозможными горшками с растениями: в одних росли карликовые деревья, в других – яркие цветы. Как оказалось, тот человек спрыгнул на эту самую террасу. На ней осталось четыре отпечатка от кроссовок тридцать восьмого размера, а вот отпечатков пальцев на перилах не обнаружилось, поскольку неизвестный был в перчатках. На террасе никаких камер не наблюдалось, а до бассейна насчитывалось всего каких-то сто пятьдесят метров. С биноклем неизвестный мог разглядеть Сяо Лу в мельчайших деталях. Все тут же уверились, что именно этот человек и договаривался о встрече с Хайтао. Однако Сяо Лу, просмотрев запись несколько раз подряд, сказал, что никогда с ним не встречался. Жань Дундун показалось, что ей знакома его походка, но она никак не могла вспомнить, где могла его видеть. И тут Шао Тяньвэя осенило: – А вам не кажется, что он чем-то похож на У Вэньчао? У Жань Дундун от удивления отвисла челюсть: – Точно, он! Но как такое возможно? – вырвалось у нее. – Неудивительно, что он меня узнал, – произнес Сяо Лу, – ведь в прошлом месяце я приходил его опрашивать. Могу подвезти вас к нему на кофеек. Они направились в микрорайон Баньшань, рядом с которым находилась «Студия культурных инноваций О». Дверь в заведение оказалась закрытой, тогда Жань Дундун решила связаться с У Вэньчао по телефону, однако номер абонента был выключен. Когда они опросили охранника микрорайона, тот сказал, что заведение закрыто вот уже три дня. Тогда полицейские направились в девятнадцатый корпус, в квартиру, где проживал У Вэньчао. Ни на звонки, ни на стук в дверь никто не отвечал, соседи также сказали, что не видели его три дня. «Взял и исчез? Что это значит? Все это очень подозрительно», – подумала Жань Дундун. Изучив записи с камер наблюдения, они установили, что рюкзак, который он надевал четыре дня назад в четыре часа дня, в точности совпадает с рюкзаком, который они видели на том загадочном типе, что заходил в отель «Синьду». Выйдя из лифта девятнадцатого корпуса, У Вэньчао прошел через микрорайон, вышел из главных ворот и направился прямиком в свою студию. Жань Дундун сверила эти записи с теми, что были сделаны в пятом корпусе отеля «Синьду», показала эксперту, и тот подтвердил, что на всех записях один и тот же человек. Изучив его социальные связи, они установили, что родители У Вэньчао разведены и проживают в уезде Синлун, что находился в трехстах с лишним километрах. Шао Тяньвэй позвонил каждому из них, и те сообщили, что последние полгода с сыном не связывались. После того как Шао Тяньвэй попросил кого-нибудь из них приехать в город, к 19:00 явился отец У Вэньчао. Жань Дундун показала ему ордер на обыск, после чего они вместе осмотрели квартиру и офис У Вэньчао. Оказалось, что в обоих этих местах он полностью вырубил электричество, а также закрутил водопроводные и газопроводные краны. Это означало, что побег был продуман заранее. Вся найденная в квартире обувь соответствовала тридцать восьмому размеру и по всем параметрам совпадала с отпечатками кроссовок, найденными на террасе пятого корпуса отеля «Синьду». Все бумаги в его офисе были свалены в одном месте, сейф – распахнут настежь, внутри зияла пустота; стационарный компьютер находился в спящем режиме, все папки на нем были уничтожены. На кофемашине уже обозначился слой пыли, в чашке остался наполовину недопитый кофе. К тому времени, как они закончили обыски, включая квартиру Сюй Хайтао, часы показывали уже пять утра. Внутри Жань Дундун словно что-то щелкнуло – ее биологические часы подсказывали, что настала пора ехать домой. В последнее время она работала по ночам и возвращалась лишь к утру, так что ночь и день у нее поменялись местами. При этом она заметила, что, когда начинало светать, ее очерствевшее сердце, словно кусочек таявшего льда, вдруг смягчалось. Почему это происходило? Ей пришло на ум одно новомодное выражение – «грусть на стыке дня и ночи», оно означало, что в момент смены темного начала Инь на светлое начало Ян человеком овладевает особое психическое состояние, при котором он ощущает некую точку невозврата. В это время его настроение меняется, а душа наполняется неопределенностью. Жань Дундун казалось, что не она одна переживает эти ощущения, что то же самое испытывают и другие. Понимая, что это наилучший момент для того, чтобы пробить психологическую оборону противника, она решила сейчас же вызвать на допрос Сюй Хайтао. Когда Сюй Хайтао явился в комнату для допросов, небо за окнами уже напоминало белесое рыбье пузо. Он поднял глаза, огляделся и жестом попросил закурить. Шао Тяньвэй протянул ему сигарету, и он затянулся с такой силой, что та тотчас укоротилась на треть, словно вместо дыма он втянул время. Увидев Жань Дундун, он спросил: – Зачем вам понадобилась Цзэн Сяолин? Ведь она вообще не в курсе дела, для чего вы схватили ее? Что вы с ней сделали? – Если человек совершает проступок, то отдуваться приходится не только ему одному, разве что у него вообще никого нет. Сяолин очень вас любит и надеется на ваше благоразумие. – Где она сейчас? – Она сказала, что будет вас ждать, даже если на это уйдет вся жизнь. С этими словами Жань Дундун включила видеозапись, на которой Цзэн Сяолин просила его повиниться и помочь расследованию. Словно послушный ученик, он вытянулся в струнку, стараясь не пропустить ни единого слова. Когда же Цзэн Сяолин передала ему воздушный поцелуй, его глаза покраснели. Опустив голову, он спросил: – Что мне нужно сделать? – Просто говорить правду. Кто вам звонил? – У Вэньчао. – Какое у вас с ним было дело? – Делали ставки на баскетбол. Она мельком взглянул на часы и сказала: – У нас нет времени, чтобы выслушивать ваше вранье. Мы не спали всю ночь, У Вэньчао во всем признался, сейчас мы всего лишь хотим сверить показания. Или же вам придется познать все прелести ночного допроса, организм У Вэньчао этого не вынес. Словно решая какую-то сложную задачу, Сюй Хайтао уставился на свои колени, в голове его без конца крутился образ Цзэн Сяолин. – Сяолин ради вас готова на все, если не к ней прислушаться, то к кому еще? Не стоит ее разочаровывать и заставлять ждать целую вечность. Он почесал затылок, украдкой взглянул на Жань Дундун и спросил: – А вы точно ни к чему ее не принуждали? – Может, еще раз показать запись, чтобы вы убедились, что ее воздушный поцелуй исходил из самого сердца? С этими словами Жань Дундун снова включила запись. Он не моргая уставился на экран, будто проверяя текст на наличие ошибок, и даже когда на глазах его выступили слезы, он по-прежнему не мигая изучал запись. – Сяолин стоит того, чтобы вы ее поберегли, – произнесла Жань Дундун. – Я терпеть не мог Ся Бинцин, едва ее увидел, сразу понял, что от дяди ей требуется только его банковская карта. Но после того, как она познакомилась с У Вэньчао, ситуация изменилась – теперь помимо денег ей понадобилось завладеть еще и дядиным сердцем. В конце концов она стала приставать к нему с просьбами жениться на ней. Пока ей нужны были только дядины деньги, они прекрасно проводили время; когда речь зашла о чувствах, веселья в их отношениях поубавилось; когда же пошли разговоры о женитьбе, тут и вовсе стало не до смеха. В машине они то и дело ссорились, иной раз дело даже доходило до рукоприкладства. Мне часто приходилось подвозить Ся Бинцин до микрорайона Баньшань, по дороге она практически всегда на чем свет костерила дядю, даже мне за семейство Сюев становилось не по себе, я просто мечтал о том, чтобы взять и выкинуть ее из машины. Дядя одаривал ее деньгами явно не для того, чтобы она ругала его или делила семейное наследство. Она же то пыталась на глазах у него покончить с собой, то явилась на встречу с его женой, то устроила целое шоу на его день рождения… Причем все это она тщательно планировала заранее. Главным проектировщиком всех ее затей являлся У Вэньчао. Вы не смотрите, что он ростом не вышел, зато башка у него варит что надо. Я видел съемку того шоу, и меня оно настолько впечатлило, что я решил, когда у меня появятся деньги, устроить нечто подобное на день рождения Сяолин. Всякий раз, когда я довозил Ся Бинцин до микрорайона Баньшань, она отправлялась пить кофе и болтать с У Вэньчао; из-за этого я даже подозревал ее в том, что она наставляет дяде рога. Однажды меня осенило: раз У Вэньчао способен отношения наладить, то с таким же успехом он может их и разладить. Тогда я встретился с ним и пообещал заплатить двойной гонорар, только бы он отшил Ся Бинцин от дяди и тети. Он хотел было отказаться, тогда я предложил ему пятьдесят тысяч. На эту сумму он не отреагировал. Когда я предложил пятьсот тысяч, он кивнул. Но где я мог взять пятьсот тысяч? Естественно, я обратился к дяде, пообещал ему, что, если он одолжит два миллиона, я гарантирую, что навсегда избавлю его от приставаний Ся Бинцин. А два миллиона я попросил потому, что под предлогом этой сделки я хотел содрать с него серьезную сумму. Все равно у него этих денег завались, а зарплату он мне повышать не собирался. К моему удивлению, он принялся на меня орать: мол, как мог я, простой водитель, лезть в личные дела президента совета директоров, это все равно что «небесный пес ест луну» или «муравей закапывает слона». Такие успешные люди, как мой дядя, – сплошь лицемеры, он частенько извращал правду: иной раз попросит меня заказать для своих клиентов блюда в ресторане, причем специально намекнет, чтобы ничего слишком дорогого я не заказывал, но едва гости усаживались за стол, начинал меня критиковать – мол, я заказал черт-те что. Другой раз, наоборот, специально попросит заказать что-то из ряда вон дорогое, а когда кто-нибудь из высокого начальства указывал ему на то, что подобные излишества недопустимы, тут же принимался бранить меня за несоблюдение этикета. Сплошная показуха из раза в раз. Чтобы понять, примет он мое предложение или нет, я специально попросил его одолжить денег. Если раньше я с трудом мог допроситься трех-пяти тысяч, то в этот раз он не моргнув глазом отвалил мне сразу два миллиона, и лишь когда дело дошло до расписки, он спросил, зачем мне понадобились деньги. Я ответил, что на покупку дома. Тогда он сказал, мол, дом так дом, «только ни в коем случае не делай того, о чем ты говорил в прошлый раз». Причем фразу «ни в коем случае» он повторил трижды. Но в этом-то и проявлялось его лицемерие – говорил он одно, а подразумевал совершенно другое; о том, что хотел сделать, – умалчивал, а то, что не хотел, – озвучивал. Получив деньги, я встретился с У Вэньчао и поинтересовался, каким образом он собирается избавить моего дядю от Ся Бинцин. Он сказал, что не хочет вдаваться в детали, как говорится, я плачу – он исполняет. Я предложил оплатить авансом половину суммы, он согласился. Интересно, что в тот период дядя продолжал общаться с Ся Бинцин, более того, они помирились и миловались друг с другом как раньше – через зеркало заднего вида я частенько видел, как они целовались. Прекрасно понимая, что они вот-вот расстанутся, дядя стал относиться к ней особенно хорошо, причем выглядело это вполне искренне, я даже перестал понимать – притворяется он или ему действительно жаль потерять ее? Однако, зная его, я все же считал, что он лицемерит. Он вводил Ся Бинцин в заблуждение, прикидываясь, будто дорожит последними с ней свиданиями, хотя опять же нельзя исключать, что в его притворстве была и капля искренности. И вот однажды дядя поинтересовался, купил ли я наконец квартиру. Я ответил, что пока нет. «А куда ушли деньги?» – спросил он. «Надо завершить одно дело», – ответил я и тут же получил увесистую пощечину, он мне тогда чуть челюсть не вывихнул. После этого он меня предупредил, что Ся Бинцин вот-вот станет моей родственницей и, если с ее головы упадет хотя бы один волосок, он навсегда разорвет со мной все отношения. Я понял, что он не шутит, и тотчас поспешил к У Вэньчао, чтобы расторгнуть контракт. Однако он сказал, что контракт уже подписан, в противном случае он покажет его Ся Бинцин. «Немедленно все останови, – настаивал я, – аванс можешь не возвращать, сойдемся на том, что я просто не оплачу остаток». Услышав такое, он тут же согласился, мол, так и быть, сделаю исключение. Еще бы – ничего не делать и задаром получить двести пятьдесят тысяч, считайте, он хорошо заработал на моем благородстве. Долгий рассказ утомил Сюй Хайтао, он замолчал и взял стакан с водой. Напившись, он сказал, что все, что мог, выложил. – Вы говорили или, может быть, как-то намекали У Вэньчао, что Ся Бинцин надо убить? – спросила Жань Дундун. – Нет, – ответил он, – я лишь просил сделать так, чтобы Ся Бинцин больше не докучала моим дяде и тете. – А вы видели сам проект У Вэньчао?