– Нет. – Сюй Шаньчуань говорил или как-то намекал, что Ся Бинцин следует убить? – Нет. Отвечал он молниеносно. Тогда Жань Дундун посмотрела на него в упор и спросила: – Сюй Шаньчуань знал, что вы собираетесь устранить Ся Бинцин? Наклонив голову набок, он подумал: «Она ведь понимает, что я вру». До него словно дошло, что слишком быстрые ответы вызывают ощущение того, что он хитрит. Поэтому секунд десять он выдерживал паузу, после чего ответил: – Нет, не знал. – Почему тогда он предупредил, чтобы с головы Ся Бинцин не упал ни один волосок? – А кто его знает. – Из нашего разговора следует, что косвенно вы уже признали, что под так называемым «проектом» имелось в виду убийство Ся Бинцин. Он заволновался и повысил голос: – Это когда я такое признавал? – Вы признали, что Сюй Шаньчуань не знал, что вы собираетесь устранить Ся Бинцин, а это значит, что вы все-таки собирались ее устранить. – У меня возникали такие мысли, но я точно не говорил об этом с У Вэньчао, – испугался он. – Не верите – пригласите на очную ставку У Вэньчао. – Вы уверены? – спросила Жань Дундун. – Уверен. 40 Отца У Вэньчао звали У Дунхун. Высоченный, под метр восемьдесят, он также имел приятную внешность. Поскольку он здорово играл в баскетбол, его определили на работу в управление налоговой службы. В своих кругах его вместо У Дунхун называли Супертрехочковым, а все потому, что количество попаданий его трехочковых бросков составляло свыше сорока процентов. Посылая мяч двумя руками, он делал резкое движение кистями, после чего мяч описывал изящную дугу и частенько даже из центра площадки попадал аккурат в корзину. До начала соревнований он устраивал перед зрителями показательное шоу и срывал такие аплодисменты, которые по силе превосходили те, что раздавались во время всей последующей игры. Несколько баскетболисток из налоговых служб разных уездов прямо-таки боготворили его и наперебой одаривали то спортивной формой, то кроссовками, то часами, уже не говоря о том, что постоянно присылали ему свои фотографии и любовные письма, однако в ответ он предлагал им только дружбу. Ему не хотелось связывать жизнь с кем-то из своей же сферы, он мечтал найти по-настоящему умную девушку, поэтому выбрал учительницу английского языка Хуан Цюин. Хуан Цюин – кроме того, что ростом вышла метр семьдесят, – так еще и говорила на английском свободнее, чем на родном диалекте. У Дунхун рассудил так: если его, Супертрехочкового, соединить с девушкой-супермозгом, в чьей голове крутятся тринадцать тысяч английских слов, то потомство выйдет что надо, однако, вопреки ожиданиям, У Вэньчао рос щупленьким и маленьким; когда он оканчивал начальную школу, он был всего лишь метр тридцать. Столь серьезное нарушение генетических постулатов совершенно разочаровало У Дунхуна, он негодовал и на жену, и на сына, и, как следствие, на свою судьбу в целом. Пока У Вэньчао был ребенком, У Дунхун постоянно работал над тем, чтобы сын вырос высоким и крепким, – к каким он только докторам и диетологам ни обращался, куда только ни ездил, включая клиники Шанхая и Пекина. Поначалу У Вэньчао слушал отца и с наступлением зимних или летних каникул отправлялся с ним по всякого рода специалистам. Но во втором классе средней школы У Вэньчао вдруг взбунтовался – переворошив кучу литературы про тех, кто не выдался ростом, он заявил: – Раньше я считал, что другие меня презирают, но сейчас я понял, что меня презирает собственный отец. Что с того, что я низкого роста? У Наполеона и Лу Синя рост был всего метр пятьдесят восемь, у Эйнштейна и Ленина – метр шестьдесят четыре, у Пикассо – метр шестьдесят два, у Вольтера – метр шестьдесят, у Бальзака – метр пятьдесят семь, у Александра Македонского – метр пятьдесят, ну и кто из них уступает тебе? У Дунхун растерялся и, заикаясь, промямлил: – Они пусть и карлики, зато крепкие, а на тебя посмотришь – не знаешь, в чем душа держится. – На самом деле ты презираешь даже не меня, а себя самого, – ответил У Вэньчао. Эта фраза окончательно сломала У Дунхуну мозг, так что с тех пор он больше никогда не обсуждал с сыном ни его рост, ни вес. И пускай теперь У Вэньчао с отцом были квиты, однако из-за того, что У Дунхун слишком долго принижал сына, он посеял в его душе ощущение неполноценности. Вместо того чтобы общаться со сверстниками, У Вэньчао запирался в комнате и играл в компьютерные игры, он не занимался спортом, не разговаривал с родителями и скрывал от них все, вплоть до простуды, температуры или драки с одноклассниками; в результате это привело к социофобии. – Что будем делать? – спросил У Дунхун у Хуан Цюин. – Я отвечала за его ум, а ты – за физические данные, он более чем умный, так что я свою миссию не только выполнила, но даже перевыполнила. Этой фразой она намекнула на то, что муж-то со своей задачей не справился. Тому стало настолько тошно, что у него вдруг закрались подозрения: а его ли это сын? Чем больше он сомневался, тем более резонными ему казались сомнения и тем больше он убеждал себя в том, что это правда. Тогда он вырвал у сына пять волосков, высушил их, завернул в салфетку и тайком съездил в административный центр, где сделал анализ ДНК. Результаты оказались неутешительными, теперь у него имелось железное доказательство того, что У Вэньчао – его собственный сын, причем, что называется, без всякого подмеса. Сначала он хотел прямо на месте разорвать результаты теста, но все-таки сдержался – пускай тест и подтвердил его несостоятельность как ответственного за высокий рост потомства, он все же являлся доказательством их с сыном кровного родства, и это для его измученного подозрениями сердца стало настоящим бальзамом. Поэтому заключение он привез домой и спрятал в одной из книжек. Между тем Хуан Цюин, которая вечно подозревала мужа в том, что он скрывает от нее деньги, частенько искала его сберкнижку. Как-то раз она напоролась на то самое заключение, и ее доверие к мужу окончательно рухнуло. Они разругались в пух и прах и, потеряв контроль, высказали все, что думали друг о друге. У Вэньчао, став свидетелем этой ссоры, узнал также, из-за чего она произошла. Теперь к ощущению неполноценности прибавилась еще и ненависть, сперва – к отцу, потом – к матери. Мать, не в силах вынести недоверие мужа, оформила развод, но при этом ничего не сказала сыну, который учился тогда в школе средней ступени, даже не поинтересовалась его мнением, хотя бы символически. Он о разводе узнал, хотя родители вместо слова «развод» выдумывали какие-то диковинные формулировки типа «период перезагрузки», «психотерапевтическое раздельное проживание», «подозрение на выгорание в отношениях» и т. п. Однако это было еще не самое худшее. Всякий раз, когда он считал, что случилось «худшее», оказывалось, что перед лицом все новых и новых ударов судьбы такие мысли были преждевременными или даже наивными. Очень скоро и У Дунхун, и Хуан Цюин обзавелись новыми семьями, причем вместо того, чтобы называть это повторным браком, для У Вэньчао они придумали такие формулировки, как «второй выбор», «корректировка личных отношений» или «реорганизация чувств». Уже на следующий год Хуан Цюин, словно намеренно пытаясь взбесить У Дунхуна, родила карапуза, который по всем признакам обещал дорасти до метра восьмидесяти. В свою очередь У Дунхун тоже постарался не ударить в грязь лицом – новая жена, которая была моложе его на пятнадцать лет, родила ему дочку, чьи гены явно говорили о том, что та дорастет до метра семидесяти трех, и это стало своего рода звонкой оплеухой в адрес Хуан Цюин. Почему после развода у каждого из них появился крупный ребенок, в то время как до этого они смогли родить лишь такого доходягу, как У Вэньчао? Для них это было непостижимо, но благодаря своим новым детям они скинули с себя всякую ответственность за прошлое недоразумение. На кого же тогда ложилась эта ответственность? Выходит, что только на У Вэньчао. Выйдя сухими из воды, они переложили весь груз ответственности на его плечи, и ему пришлось тащить этот груз по жизни уже одному. Он принял и признал эту ношу, но самое ужасное заключалось в том, что его родители, упиваясь новыми семейными радостями, все больше и больше забывали про него. Чтобы проверить, насколько он им стал не нужен, он специально оставался ночевать на улице – в результате отец думал, что сын ночует у матери, а та думала, что он у отца, никто его не искал. Из его сознания исчезло такое понятие, как семья, а израненная душа все сильнее покрывалась по ночам коростой печали. Поступив в университет, У Вэньчао больше в уезд Синлун не возвращался, он никогда не звонил родителям, хотя те ему, бывало, и позванивали, и даже присылали деньги на проживание. Однако вместо того, чтобы полагаться на их финансовую помощь, он открыл ориентированный на студентов интернет-магазин, а также занялся составлением дизайн-проектов для нескольких рекламных компаний. После окончания университета его финансовые накопления достигли двухсот с лишним тысяч юаней, на которые он и открыл «Студию культурных инноваций О». 41 Ни одна из камер слежения в аэропорту, на вокзалах, а также основных перекрестках У Вэньчао не зафиксировала; куда же он мог подеваться? Следственная группа, организованная вернувшейся к расследованию Жань Дундун, досконально изучила возможные варианты и пришла к выводу, что У Вэньчао город не покидал. Однако, проверив местные бары, гостиницы и съемные квартиры, его следов они также не обнаружили. Наконец на пятый день в девять утра техническая группа поймала сигнал его мобильного телефона, который исходил недалеко от моста у китайско-вьетнамской границы в городке Дунсин. Жань Дундун тотчас связалась с подразделением уголовного розыска Дунсина и попросила коллег, чтобы те выследили указанного абонента, установили его личность и произвели арест. Но к тому времени, как те прибыли к мосту, зафиксированный здесь десять минут назад сигнал мобильника уже успел переместиться к центру моста, где проходила граница с Вьетнамом, он сдвигался все южнее, пока вдруг совсем не исчез. Неужели У Вэньчао сбежал во Вьетнам? На таможне никаких записей о том, что он пересек границу, не оказалось, на камерах, установленных на китайской стороне моста, он тоже не появлялся. «А что, если границу пересек только его мобильник?» – подумала Жань Дундун. Она проверила, кто из знакомых У Вэньчао мог жить в Дунсине, и обнаружила, что там находился один из его бывших одногруппников, который в настоящее время занимался приграничной торговлей. Полицейский Лян нашел этого одногруппника, и тот рассказал, что буквально позавчера получил от У Вэньчао экспресс-доставкой мобильный телефон, к которому прилагалась записка: «Чтобы избавиться от девушки, просьба переправить этот телефон во Вьетнам. Главное – включи его, когда будешь пересекать границу». Этот одногруппник тотчас позвонил У Вэньчао, но абонент находился вне зоны обслуживания. Когда он набрал номер еще несколько раз, его вдруг осенило, что «абонент», которому он звонил, находился прямо перед ним. Видимо, у товарища возникли проблемы на личном фронте. Одногруппник предположил, что У Вэньчао решил избавиться от бывшей девушки, создав у нее впечатление, что он якобы уехал за границу. Этот одногруппник и сам, бывало, разрывал отношения подобным образом: клал на телефон деньги, чтобы их хватило примерно на неделю, и потом дарил кому-нибудь из вьетнамских друзей. Бывшие девушки, несколько раз напоровшись по телефону невесть на кого, окончательно выкидывали его из сердца, а сам он благополучно менял номер и затевал шашни по новой. Воспользовавшись таким простым приемом, одногруппник У Вэньчао вчера утром пересек по своим делам границу и заодно передал телефон У Вэньчао одной вьетнамке средних лет. Полицейский Лян тут же сфотографировал и переправил Жань Дундун записку от У Вэньчао и конверт, в котором пришел его телефон. Жань Дундун оценила, насколько изворотливым оказался У Вэньчао; его изворотливость лишний раз доказывала прямую причастность к преступлению. Она вышла на курьера экспресс-почты, и тот рассказал, что три дня назад, когда он доставлял почту в дом №65 по улице Чаоянлу, его остановил У Вэньчао, с которым они оформили формальности по экспресс-доставке прямо под ближайшим деревом. Жань Дундун вместе с экспертами отправились на указанное место – никаких камер слежения в округе они не обнаружили, похоже, и тут он все тщательно продумал заранее. Благодаря экспертам уничтоженные на компьютере У Вэньчао файлы уже на семьдесят процентов были восстановлены. Жань Дундун просмотрела их содержимое. Помимо видеофайлов с участием Ся Бинцин, ее особое внимание привлекла фотография, на которой была запечатлена Хуан Цюин с маленьким У Вэньчао на руках. Младенец У Вэньчао, посасывая мизинец, снизу вверх взирал на мать, а та с легкой улыбкой смотрела на его личико. От этой фотографии распространялось столько же тепла и нежности, сколько от известной картины итальянского художника Леонардо да Винчи «Мадонна с Младенцем». И хотя эта фотография была надежно запрятана в подкаталоге другого подкаталога, иначе говоря, находилась под тройной защитой, Жань Дундун ее все-таки раскопала. Ей показалось, что такой способ хранения фотографии как нельзя лучше соответствовал тому, что чувствовал этот парень: на первый взгляд он свою мать ненавидел, но в глубине души стремился к ней всем сердцем. Тогда Жань Дундун решила съездить в уезд Синлун – повидаться с его матерью, Хуан Цюин. Хуан Цюин проживала на третьем этаже седьмого корпуса, расположенного на территории школьного кампуса. Ее квартира занимала площадь в сто двадцать квадратов и одной стороной выходила на покрытые пышной растительностью горы, а другой – на спортплощадку, рядом с которой находилась самая большая улица города. Увидав на пороге Жань Дундун, Шао Тяньвэя и Сяо Лу, новый супруг Хуан Цюин поздоровался, после чего, взяв сына, деликатно удалился к родителям. Хуан Цюин уставилась на полицейских пустым взглядом, по ее щекам покатились слезы. Не в силах стоять на ногах, она бессильно опустилась на стул, даже не дождавшись, пока усядутся гости. – Это моя вина, – начала она, – это я причинила ему обиду. Если бы я не развелась, он бы не совершил такого проступка. Ведь сам по себе он добрый, в детстве ни одного муравья не раздавил. Во всем меня слушался, даже покупая мороженое, спрашивал разрешения. А какой был смышленый! Едва заметит, что отец обращает внимание на кого-нибудь из женщин, тотчас предупреждает: мол, мама, будь внимательнее. Он меня очень любил, помню, завидит издали, мчится навстречу и кричит: «Мама!», а потом со всего маху как уткнется в грудь, аж в сердце отдавало. Но когда я снова вышла замуж, он перестал меня замечать, ничего от меня не принимал – ни еды, ни одежды. Возненавидел меня, за столько лет ни разу сам не позвонил. – Нет же, – перебила Жань Дундун, – он очень вас любит – и любил все эти годы. С этими словами она вынула мобильник и показала ту самую фотографию, на которой Хуан Цюин держала на руках сына. Не в силах произнести ни слова, Хуан Цюин беззвучно заплакала. – Это единственная семейная фотография, которую мы нашли в его компьютере, – пояснила Жань Дундун. Прошло минут пятнадцать, прежде чем Хуан Цюин наконец успокоилась. – Он не убийца, – сказала она, – поверьте, он настолько слабый, что и курицу не в силах убить. – А мы и не говорим, что он кого-то убил, – откликнулась Жань Дундун, – мы ищем его исключительно для того, чтобы прояснить кое-какие детали. Если он свяжется с нами сам, то даже в случае преступления ему вынесут мягкий приговор, если же он откажется сотрудничать, то наказание будет гораздо серьезнее. – Я бы рада его уговорить, но не знаю, где он, – произнесла Хуан Цюин. – Делайте то, что мы скажем, только вы сможете его спасти, – сказала в ответ Жань Дундун. – Что я должна сделать? Жань Дундун дала ей номер телефона, с которого У Вэньчао писал Сюй Хайтао, и попросила отправить сообщение следующего содержания: «Сынок, мама верит тебе и любит тебя». – Но он меня не послушает, – сказала Хуан Цюин. – Вы главное отправьте, а там посмотрим. Хуан Цюин послушалась. – Ничего не предпринимайте, просто ждите, – добавила Жань Дундун, – сами ему не звоните и не разговаривайте, если, конечно, он вам не позвонит. Ничего не делайте и не говорите без нашего ведома, хорошо? Утирая слезы, Хуан Цюин кивнула. Вечером Шао Тяньвэй и Сяо Лу ушли, а Жань Дундун осталась на ночь у Хуан Цюин. Женщины улеглись на кровать, но сон не шел ни к одной из них – Жань Дундун думала о дочери, Хуан Цюин – о сыне. – Если бы вы могли заново прожить свою жизнь, вы бы выбрали развод? – поинтересовалась Жань Дундун. – Нет, – откликнулась Хуан Цюин. – Почему?