Инжирка кивнула и широко раскрыла глаза в попытке сдержать слезы. – Почему Он нас ненавидит? Теперь они говорили не о Монти. Бри надеялась, что они смогут провести время так, чтобы Он не омрачал их блаженства. В их тайном месте не разрешалось говорить о Нем. Ведь оно принадлежало только им. Здесь не было боли. Здесь не было синяков. Здесь не было тоски. – Потому что мы не мальчики. – Я могу стать мальчиком, – серьезно сказала Инжирка. – Нет, не можешь. Так не бывает. – Бри протянула сестренке кексик, одновременно думая о том, как поменять тему разговора. Но Инжирка тихо продолжала: – Я же делаю все, что Он говорит. Я веду себя тихо, веду себя смирно, и я никогда ничего не пачкаю и не создаю беспорядка. Я так стараюсь, Бри! – Ешь свой кексик, – беззлобно велела Бри, потому что у нее не было ответа на страстную жалобу сестренки; что бы она ей ни ответила, это не изменит их жизнь. – Помни, нам надо принять решение, – добавила она, прежде чем Инжирка успела что-то добавить. Инжирка ела кексик, и по лицу ее текли слезы, пока она слушала, как Бри перечисляет причины, по которым надо разрешить их сестрам присоединиться к ним в тайном месте. – Поэтому, – заключила Бри подняв руку, – я считаю, что нам надо позволить Агнес, Розине и Виоле присоединиться. Но не Мэдди, потому что она слишком маленькая. – И потому что она слишком много плачет. Мэдди вечно плачет. Бри кивнула. Самая младшая могла плакать часами, пока от недосыпания у мамы не делался совершенно измученный вид. Это, разумеется, действовало на остальных девочек – им доставалось меньше внимания, на них ложилась большая ответственность; от усталости мама становилась рассеянной, и в результате все они в своих маленьких триумфах и трагедиях обращались к Бри. – Но почему? – спросила Инжирка. – Почему – что? – Почему ты хочешь пустить их сюда? Это же наше с тобой особое место. Ты всегда так говорила. Бри замялась, потом пожала плечами. – Потому что у них есть свое собственное тайное место, и они не хотят говорить мне, где оно находится. – Вот и хорошо: пускай у них будет свое тайное место, а у нас свое. – Но я хочу знать, где оно! – вырвалось у Бри. Инжирка насупилась. – Ладно. Но мы ничего не скажем Агнес. Она наябедничает Отц… Ему, чтобы Он дал ей конфету. Я видела, как она это делает. Инжирка была права. Каждая из девочек защищалась от Него по-своему. Инжирка вела себя тихо, как тень; Виола и Розина, будучи меньше, прятались за матерью или за Бри. Агнес ябедничала на сестер в надежде добиться Его расположения. А Бри – Бри всегда давала отпор. Глава 13 Фрэнсин стояла в сумрачном вестибюле, вслушиваясь в молчание дома и надеясь, что оно успокоит ее расходившиеся нервы и поможет прояснить спутанные мысли. Но вместо этого молчание давило на нее, напряженное и гнетущее, нарушаемое только тиканьем старинных напольных часов, отсчитывающих время в главной гостиной, словно то билось сердце старого дома. Но это сердцебиение было каким-то неуверенным, немного неровным, и каждому такту предшествовало тихое бормотание, как будто где-то далеко хлопала крыльями стая птиц. Испуганно дрожа от ощущения, что каждое ее движение будет наказуемо, Фрэнсин подошла к закрытой двери главной гостиной. Здесь бормотание было громче, похожее на злобный шепот из-под ладони, которой прикрывают рот. Фрэнсин смотрела на темное дерево двери с таким же страхом, какой, должно быть, испытывала последняя жена Синей Бороды, стоя перед дверью, за которой ей откроется жуткий кровавый секрет. Услышав скрип, она виновато вздрогнула, как будто ее застукали за подглядыванием в ее собственном доме, и бросилась прочь на другую сторону вестибюля, затем остановилась на пороге маленькой гостиной. В кресле сидела Мэдлин, глядя в окно, выходящее в переднюю часть сада; лицо ее было задумчиво. Фрэнсин окинула комнату взглядом и подняла брови. Все разбитые бурей оконные стекла были заменены; Констейбл привел окна в порядок, пока ее не было. Она повернулась, чтобы уйти и не беспокоить сестру, но Мэдлин, почувствовав ее присутствие, оглянулась, затем снова повернула голову к окну. – Я думала, что ты вышла, – сказала Фрэнсин, и в ее тон закрались кислые нотки. – Я спала допоздна. У меня была ужасная ночь. Я все время просыпалась, потому что мне казалось, что за мной кто-то следит. Это была явная ложь – ведь Фрэнсин заглядывала в комнату сестры утром, когда услыхала повышенные голоса, и Мэдлин там не было. Она не стала возражать сестре, а вошла в маленькую гостиную и села, держа спину так прямо, будто проглотила линейку. И, хмуря брови, уставилась на затылок Мэдлин. – Посмотри на меня, – тихо сказала она. – Я уже смотрела на тебя, – брюзгливо ответила Мэдлин, делая вид, будто ее очень интересует сад за окном. – Нет, не смотрела. – Фрэнсин резко встала, быстро подошла к сестре, развернула ее и, взяв ее за подбородок, всмотрелась в ее лицо. И округлила глаза от ужаса, ибо под макияжем на челюсти Мэдлин и вокруг одного из ее глаз темнели синяки. – Ну что, теперь ты довольна? – резко спросила сестра и высвободила подбородок из хватки сестры. – Кто ударил тебя? – прошипела Фрэнсин. Лицо Мэдлин было напряжено. – Не знаю. Когда я встала сегодня утром, эти синяки уже были у меня на лице, и я увидела их, когда посмотрелась в зеркало… Возможно, это сделал тот злой дух, которого я, по твоим словам, привела сюда с собой, – прошептала она в ответ. Но в ее глазах читался неподдельный страх. Фрэнсин села, и ее плечи поникли. – Ты не приводила его, он уже был тут. Это я привела его в дом, когда забыла защитить сад в вечер твоего приезда. – Он уже был здесь? О чем ты? Боже! – Мэдлин поднесла руки к лицу. – Поверить не могу, что у меня вообще возникла мысль о том, что эти синяки мне поставило привидение… Я даже ничего не почувствовала, Фрэнни! – А какая еще может быть альтернатива? Зеленые глаза Мэдлин заблестели от слез. – Я не хочу, чтобы ты оказалась права. Должно же этому быть другое объяснение. – Думаю, я знаю, кто это, – сказала Фрэнсин, сказала мягко, потому что ей не хотелось иметь дело со слезами сестры, ведь она чувствовала, что и сама может вот-вот заплакать. – Сюда приходила мисс Си… – Знаю. Я видела, как ты уходила вместе с ней. – Мэдлин неодобрительно усмехнулась, увидев, что Фрэнсин вопросительно подняла бровь. – Я сижу здесь уже давно. Мне надо было подумать, надо было попытаться отыскать объяснение всему этому… – Она неопределенно махнула рукой. – Такое объяснение, которое было бы логичным. – Она сказала, что ты приходила к ней вчера и что ты беспокоишься обо мне. – Так оно и есть. Хотя теперь… – Мэдлин раздраженно заерзала, как будто ей было не по себе. Не дожидаясь, когда между ними повиснет неловкое молчание, Фрэнсин рассказала ей все, что узнала от мисс Кэвендиш. – Она считает, что этот… дух – наш отец и что он находился здесь все это время? – с сомнением в голосе подытожила Мэдлин. – И что мама каким-то образом выгнала его в лес? – По-моему, сама мисс Кэвендиш в это не верит, но считает, что в это верила мама. – Это какой-то безумный бред, – пробормотала Мэдлин. Фрэнсин посмотрела на синяки на лице сестры. – Да неужели? – Определенно! И еще больше меня пугает то, что ты тоже в это веришь. – Разумеется, верю! И не понимаю, как в это можешь не верить ты сама, если доказательством тому служит твое лицо. Между ними воцарилось молчание, полное ужаса и тиканья, доносящегося из главной гостиной. – У меня есть средство от синяков. – Фрэнсин встала и направилась на кухню. Мэдлин двинулась следом, явно боясь остаться одна. Войдя, Фрэнсин увидела записку Констейбла и распечатки газетных заметок, лежащие на столе. Быстро собрав листки, она положила их в выдвижной ящик, чтобы прочесть еще раз, когда останется одна. Фрэнсин была не готова сообщать сестре, что пытается сама искать информацию об их семье. Она не станет ничего говорить Мэдлин, пока не докопается до чего-то конкретного. Пошарив в буфете, Фрэнсин протянула Мэдлин, усевшейся за стол, большую банку с мазью. Мэдлин открыла банку и осторожно понюхала ее содержимое. – Запах у нее довольно приятный. Это что, ананас? – Да, ананас и арника. И то и другое хорошо снимает воспаление. Мэдлин намазала мазью свои синяки, а Фрэнсин тем временем сделала чай. Поставила перед Мэдлин чашку с чаем, затем села напротив, решив не продолжать этот разговор из опасения, что сестра будет высмеивать ее. – Давай предположим – чисто теоретически, – начала Мэдлин, – что дух, проникший в дом, – это наш отец.