– Кто это сделал? – возмущенно спросил он. – Мэдлин? – Скажете тоже! – резко отозвалась Фрэнсин, пытаясь скрыть дрожь в своем голосе, и взглянула на дом. Там ли он сейчас, следит ли за ней? Ее охватил страх. Должно быть, это произошло ночью, но она ничего не помнила об этом. Как и Мэдлин. Ее внимание снова переключилось на Констейбла. – Возможно, иногда мы с Мэдлин и ссоримся, но никогда не прибегаем к насилию. – Что именно здесь происходит, Фрэнсин? – Ничего. Констейбл посмотрел на нее, полуприкрыв глаза. Затем резко повернулся и пошел к дому. Ошарашенная, Фрэнсин поспешила за ним. – А где находится государственный архив? – В Сети. – Что? – Чтобы добыть информацию, вам не придется отправляться в какое-то душное старое здание. Теперь все можно отыскать в интернете. У Фрэнсин вытянулось лицо; вместо картины огромного здания, доверху набитого бумагами, перед ее мысленным взором возникло безбрежное море технических проблем. Она печально оглядела свой разоренный сад. Все это было напрасно. А ведь она была так уверена, что сестры закопаны здесь… – Я покажу вам, что делать, – успокоил ее Констейбл, пройдя в столовую, где Киф сидел, пристально глядя на крошечный экран. Когда они вошли, ирландец застенчиво улыбнулся. – Все готово, – сказал он Констейблу. – Но в этой комнате и на кухне ловится только четыре-джи. Фрэнсин посмотрела на Констейбла, на Кифа, затем на маленький экран, и у нее упало сердце. Она позволила Констейблу подвести ее к стулу, с которого торопливо встал Киф. – Я подключил вам беспроводную мышь, – объяснил Киф. – Думаю, так вам будет проще, чем с сенсорным экраном. Фрэнсин непонимающе уставилась на него. – Или вы все-таки предпочтете использовать сенсорный экран? – спросил Киф, с беспокойством взглянув на Констейбла. – Я вообще не понимаю, о чем вы толкуете, молодой человек, – ответила Фрэнсин. – Я покажу ей, что делать, – сказал Констейбл. – А ты можешь идти. Киф выскочил из комнаты. – Киф боится вас, – заметил Констейбл, придвинув ей стул. – Почему? – Вы можете быть устрашающей. – Что-то непохоже, чтобы вы меня боялись, – проворчала она. – Хотя вообще-то я пыталась вас запугать. Он рассмеялся. Его смех накрыл Фрэнсин бархатистыми волнами, и она улыбнулась; это была ее первая настоящая улыбка за последние несколько дней. – Вы готовы? – спросил он, кивком показав на планшет. За следующий час Фрэнсин узнала о компьютерах куда больше, чем хотела. Многие из терминов она так и не поняла, но суть ухватила – и вскоре, глядя на экран, погрузилась в просматривание одного судебного протокола за другим. Перед ее глазами проходили дела об убийствах, нанесении телесных повреждений и других ужасных преступлениях, начиная с 1969 года. Их были тысячи, сотни тысяч. Ведь известно ей было только то, что тогда Джорджу Туэйту было сорок три года. Фрэнсин не заметила, как Констейбл вышел из комнаты, не заметила, как Мэдлин поставила рядом с ней чашку с чаем. Одно дело за другим… Она уже научилась сохранять в папке те файлы, которые, как ей казалось, имело смысл прочесть повнимательнее, и вскоре эта папка, выражаясь метафорически, начала разбухать. Приближалась полночь, когда в комнату вошла Мэдлин, неся свой планшет. – Тодд сказал мне, чем ты занимаешься, – сказала она, сев за стол. – Я не могу заснуть и подумала, что я могла бы помочь. Фрэнсин благодарно улыбнулась ей, затем ее улыбка погасла. – Как мне перенести эти архивы на эту твою штуковину? Мэдлин ухмыльнулась. – Это ни к чему. Мне нужен только адрес. – Откуда мне его знать? Ведь я там никогда не была. – Я говорю об адресе сайта. – Покачав головой, Мэдлин взяла у сестры планшет Кифа, взглянула на его экран, затем отдала обратно. – Должна признаться, – сказала Мэдлин, поднеся пальцы к экрану, – что я никогда не думала, что ты когда-нибудь вступишь в двадцать первый век. Фрэнсин фыркнула, но ей было приятно – она гордилась собой. Сестры работали в компанейском молчании до поздней ночи. И хотя дом был полон раздраженных скрипов и шорохов, они обе чувствовали, что наконец-то занимаются чем-то позитивным, притом вместе. * * * Ранним утром Фрэнсин и Мэдлин с сонными осоловелыми глазами сидели в кухне за столом с чашками чая. Они так ничего и не нашли среди старых судебных дел, и по мере того, как тянулась ночь, их энтузиазм угасал. И все же минувшей ночью произошло нечто такое, что Фрэнсин теперь пыталась проанализировать. Между ними установилась связь, которая никогда не ощущалась, когда они были детьми. Сегодня утром она испытывала к сестре настоящую нежность. В кухню вошли Констейбл и Киф. – Как у вас дела? – с надеждой спросил Констейбл. – Неважно, – ответила Фрэнсин, подавив зевок. – Ужасно, – добавила Мэдлин. – Никогда бы не подумала, что в Англии живет столько мужчин, склонных к насилию. – Она встала. – Я иду спать. Констейбл положил перед Фрэнсин карточку. – До вечера, – сказал он и, улыбаясь, как школьник, вышел вон, потянув за собой Кифа, все это время жадно смотревшего на конфорку, на которую Фрэнсин поставила сковороду, чтобы приготовить завтрак. В усталом одурении она уставилась на карточку с золотым обрезом и типографской надписью: «Вы приглашены на ужин с Тоддом Констейблом в ресторане “Холбек-Гилл”». На ее обратной стороне было написано от руки: «Будьте готовы в 8 часов вечера». Фрэнсин ощутила трепет, который уже прочно ассоциировался у нее с Тоддом Констейблом. Она перечитала надписи на карточке три раза, чувствуя, что заливается краской. Она передумала, не пойдет. Это не лезет ни в какие ворота. О чем они вообще могли бы говорить? Фрэнсин положила голову на стол и закрыла глаза. Ей надо поспать, но ее мысли слишком уж запутались. Похоже, ее жизнь ей уже не принадлежит, и Тодд Констейбл только все усложняет. Ей надо возвратить себе свою жизнь. Она хочет, чтобы Бри вернулась домой. Ей надо избавиться от Джорджа. Ей надо привести свой сад в порядок. Ей надо поспать… Хлопнула дверь. Фрэнсин проснулась, тяжело дыша, и села прямо. У нее болело горло, как будто она спала с открытым ртом. Все еще не совсем проснувшись, крикнула: – Эй, кто там? Мэдлин? От стен исходил глухой шепот, от которого у Фрэнсин начало покалывать кожу головы. Она была здесь не одна. Теперь уже вполне проснувшись, Фрэнсин посмотрела на шепчущие стены, чувствуя, что у нее бешено колотится сердце. – Бри? – с надеждой прошептала она. Фрэнсин была не готова к внезапно подувшему в кухне ледяному ветру – сначала под ним задребезжали кастрюли и утварь, висящие на стенах, затем он обрушился на стол. Послышался ужасающий вой, и горло Фрэнсин обхватили холодные щупальца, подняв ее со стула, душа ее. Затем все прекратилось, прекратилось так же быстро, как и началось, и Фрэнсин упала обратно на стул, почувствовав, как от сотрясения ее голова дернулась вперед. Она дрожала, лихорадочно оглядывая кухню, ожидая еще одной атаки, испытывая ужас и остро осознавая свою уязвимость, но тут вой превратился в низкий глухой звук, полный хитрости и злобы, который, оставив кухню, удалился в вестибюль. Долгое время Фрэнсин не шевелилась. Она смотрела на дверной проем, напрягая слух, чтобы услышать, что происходит в вестибюле, и зная, что злой дух, который был ее отцом, не покинул дом. Он ожидает ее там, в темноте. Не в силах и дальше выносить напряжение, она бесшумно встала и вышла в вестибюль. Стены молчали, но здешний воздух давил на нее. Сквозь витраж на парадной двери на темный пол падали узорные цветные блики, похожие на картинку в калейдоскопе. Фрэнсин слегка повернулась, сморщив нос от доносящегося ниоткуда запаха табака. Она подошла к двери главной гостиной, и перед ее мысленным взором вдруг предстала Бри, стоящая, прижав ухо к этой двери, сосредоточенно прищурив глаза и поднеся палец к губам.