Мы разошлись по комнатам в полной тишине. Вопросов в голове было много, как и тем для обсуждения. Но сейчас хотелось уложить внутри все, что сейчас открылось. И ему, и мне требовалось время… Дурацкое время на все. Легла на диван и не успела прикрыть глаза, услышала, что Влад ушел из квартиры. Память подкинула все те разы, когда я лежала одна, а он хлопал дверью то уходя, то возвращаясь. Что с нами стало? Как мы могли прийти в этот тупик? И главное – где выход из него? Беру телефон и открыв контакты, палец замирает над его именем. Снова вопросы. Куда он каждый раз уходит? К кому? Как переживания за Леру стали в итоге самым раздражающим его фактором? Блокирую и убираю в сторону гаджет, но он тут же загорается. Прикладываю палец для разблокировки, так как убрала всплывающие уведомления и вижу смс от Льва. «Лида, нам стоит хорошенько обо всем поговорить. У меня к тебе предложение». – Чтоб тебя, – злюсь… На себя… Теперь в свете этой правды, я даже хуже выгляжу. Интересно, он мое заявление уже видел? Ведь я обошла его и отправила его сразу высшему руководству, хотя знаю, что, прежде чем его подписать, начальник придет к нему, и он уж точно разгорячится и пошумит знатно. Уставилась в потолок и пролежала так длительное время. А затем он вернулся. Дверь в гостиную, где была я открыта и когда Влад проходил мимо, то мне не удалось сдержаться и я спросила: – И что дальше? Будем ходить и делать вид, что мы все еще семья, занимаясь грязным сексом, когда мы оба будем достаточно злы друг на друга? Он замер, будто ожидал застать меня спящей. Но кто из нас готов или вообще способен уснуть сегодня? Услышала его протяжной выдох, а затем шаги к своей спальне. – Поговорили. Повернулась в сторону окна и уставилась на выглядывающую часть луны. Еще немного и она полностью войдет в обзор. Большая и красивая. Будто наблюдает за человеческими судьбами. Только не помогает. Записывает наши жизни. Сколько всего она видела? Стала свидетелем миллиардов рождений, разбитых сердец или смертей. Но она просто безразлично смотрела. Я слышала, как муж ходит по своей комнате. А после останавливается, и тишина заполняет квартиру снова. Возможно, он тоже смотрит в окно. Или злится, или… Неожиданно меня накрывает дикое одиночество, и я скручиваюсь на боку, поджав ноги к груди. Проходит всего секунда и я начинаю рыдать. Громко с завыванием. Я всегда плакала тихо, чтобы никому не помешать. Но бывают момента, как этот, когда хочется выть. И я завыла. Это слезы сожаления, запоздалые, наверное, потому что ничего не вернуть. Мы толкали друг друга к этой пропасти, намеренно делая вид, что спокойно обходимся сами по себе. Расходились в разные стороны без вопросов. Я боялась говорить, он боялся говорить. Но страх был разным. Только какая, к черту, разница? Оба виноваты… и сейчас осознание полной задницы ничем помочь не может. Мою истерику прерывают горячие ладони, которые легли на талию и плечо. – Лида… Одна рука перемещается на спину и начинает гладить. А после он ложится напротив и прижимает меня в виде улитки к себе. Вот почему люди не любят жалость и прочие нежности, они заставляют плакать еще сильней, они рвут твои слезные каналы и выдавливают из тебя все до последней капли, иссушая соленые озера. Когда я чувствую, что из меня выходят одни только всхлипы, а не слезы я открываю глаза и вижу его лицо. Он смотрит на меня пристально так, а рука по-прежнему двигается по моей спине. От этой нежности становится не по себе. Не знаю почему. Поэтому я укладываюсь на спину, и он отодвигается. Я чувствую свою вину еще сильней сейчас. И не понимаю, как мне избавиться от этого чувства. – Куда мы двигаемся, Влад? Впереди ничего нет. Совсем, – вопрос тот самый, на который не сразу найдешь ответ. Я не жду, что он облегчит мне задачу с мыслями, но все равно замираю, пока он не начинает говорить. – Я не знаю, Лида. Пока что… Пока что давай обо всем подумаем. И я с ним согласна. Эти первые эмоции были слишком сильны. Мы их выплеснули и легче стало совсем немного. Внутри еще много всего. – Ладно, – тон спокойный и слишком ровный. Только не знаю, что чувствую. Если бы он сказал категоричное: «Мы разводимся», я бы, наверное, ощущала себя более приземленной, а сейчас подвешена в воздухе, и отсутствие почвы под ногами сильно нервирует. – Влад? – хриплый голос корежит тишину, которую мы нарушали редким поочередным дыханием. – М? – отзывается с запозданием. – Мы разведемся, да? Дурацкий вопрос. К чему он? – Прости, меня Влад, – хватаю смелость за воротник и не позволяю сбежать, оставив меня наедине со стыдом и страхом. Он молчит, а я боюсь повернуться и посмотреть на него. – Спокойной ночи, Лида, – все, что он говорит, встав с дивана и, не услышав ответ, уходит к себе. Я ненавижу эту стену между нами. Сейчас я уверена, что он ее рушить не собирается. Рано утром меня будит звонок от свекрови. Наш ритуал, когда Лера остается у них или у моей мамы. Она просит позвонить нам. Поэтому я встаю и иду к Владу в спальню. Он лежит на спину, раскинув руки в стороны. Лицо хмурое даже во сне. Засмотревшись, случайно провожу по экрану пальцем и принимаю видеозвонок, не успев его разбудить. – Мама, – слышу звонкий голосок дочки и тут же улыбаюсь, поднимая камеру на себя. Влад тут же реагирует и просыпается. – Доброе утро, солнышко и бабуля. – Папа, – она кричит, заметив мужа и я перевожу на его сонное лицо экран. – Привет всем, – отзывается, едва разлепив глаза. – Как вы там? – Мы в цирк. Цирк, – она начинает волновать и заикается. Любовь Григорьевна тут же гладит ее по плечу останавливая. – Куда мы пойдем, Лерочка? – задает вопрос, а я чувствую, как напрягся Влад. Боже, неужели каждый раз он, видя волнение и слыша, как она заикается, напоминает себе о вине за тот случай? Нет, я могу подумать о том, что у нее была травма головы и это повлияло, или тот же испуг в результате падения, но нам сказали, что все это, скорее всего, кратковременное заикание. У нас только началось становление речевой функции, и мы активно с этим справляемся. Потому что успехи уже видны и сама логопед и невролог отметили этот факт. У нее нетипичное заикание, скорее речевые запинки от перевозбуждения, когда мозг пытается выдать сразу много информации на фоне ее эмоционального состояния. И все же… – Значит, ты пойдешь в цирк с бабушкой и дедушкой? – Да. Цирк. Цирк, – она хлопает в ладоши и рассказывает, что кушала на завтрак. Когда мы заканчиваем разговор, я оглядываюсь на Влада, который откинулся на подушки и молчит. Открываю рот сказать что-то подбадривающее, но он опережает своим отчужденным, холодным голосом, стирая остатки тех объятий, что были вчера: – Не надо, Лида. Просто молчи. Из меня наружу рвется злость, но я ее сдерживаю. На самом деле сейчас сложно вообще что-то разумное ему ответить. И меня гнетет также сильно, тот факт, что он загнал себя в это состояние ничего не сказав. Тем более, сейчас, когда я вижу все иначе с этой правдой. – Просто хотела сказать, что она тебя любит. Он скатывается по подушке вниз и отгораживается от меня как может.