«Как твоя жизнь?», обратилась она к нему. «Я знаю, что ты страдаешь, и я тоже не счастлива здесь без тебя. Я понимаю, что отныне мы никогда не будем вместе. Но все же скажи мне, где ты сейчас?». Увы, ответа не последовало — ее взрослый друг только глубоко дышал сквозь стиснутые от страдания зубы, и крепко прижимал к груди засохший от времени букет георгин, которые девочка так любила заочно, но никогда не держала их в руках. — ...будь нашим гостем... — тем временем девочка не забывала читать молитву, сидя за обеденным столом со своими родителями. «Молчанием делу не помочь», — продолжила она диалог со своим другом. «Пожалуйста, пойми, как мне тяжело, когда я не понимаю, что на самом деле с тобой происходит... Ты не мертв, я знаю это очень хорошо — ты был изолирован из-за меня, потому что я нарушила правила этого мира... Но я хочу точно знать, где тебя прячут от меня». Джо по-прежнему молчал, но девочка увидела, как печально опустились уголки его рта и по небритой щеке скатилась слеза. -..и да будут дары Твои... — маленькая девочка продолжала читать молитву, чувствуя сухость губ. Кроме того, она почувствовала на своем лице чей-то взгляд, который внимательно рассматривал ее, но она не придала этому никакого значения, потому что грация требовала полной концентрации. «Это нехороший ход с твоей стороны», — с некоторым упреком обратилась она к Джо. «Ты исчез так внезапно, что я даже не успела смириться с мыслью, что теперь мне придется жить без твоих рассказов, советов и понимания. Жаль, что я так и не узнала, что именно стало причиной твоего исчезновения. Я думаю, что во всем виноваты глупые взрослые — это они сделали из тебя злодея, даже толком не понимая, кто ты есть на самом деле... Или, может быть, они поняли, насколько ничтожны их знания по сравнению с твоими, и решили избавиться от тебя». После этих слов девочка увидела, как Джо слабо улыбнулся и слегка кивнул ей в ответ — видимо, он был удовлетворен тем, о чем она говорила, но по-прежнему с его губ не сорвалось ни слова. — ...да будут благословенны мы. Аминь, — читая последние слова благодати, девочка не спешила открывать глаза — ей хотелось еще немного поговорить с Джо, пускай даже только в своем воображении. «Ах, дядя Джо, — в отчаянии взмолилась она, — «скажи мне, ради Бога, почему жизнь заставила меня пройти по Спирали Судьбы? Что я тебе сделала, почему ты оставил меня совсем одну, не сказав ни единого слова на прощание? Почему теперь ты заставляешь меня мучиться в неведении о твоем настоящем местонахождении? Если бы ты только сказал мне, где ты, я бы сразу успокоила свое сердце и примирилась с твоей потерей». Джо продолжал стоять на своем месте, и ветер трепал его растрепанные волосы. Девочка заметила, как в ответ на её слова на его лице появилось виноватое выражение, которое могло означать, что он переживает внутреннюю борьбу — уступать мольбам юной подруги или нет. «Скажи мне, где ты сейчас, пожалуйста!», — жалобно попросила она. И вдруг Джо размахнулся и со всей силы швырнул в её сторону букет георгин, который до этого держал. Девочка протянула руки вперед, чтобы поймать цветы, но в следующую секунду почувствовала руку на своем плече... Это не было ментальным ощущением — кто-то действительно взял её за плечо. Девочка с некоторым трудом открыла глаза — она все еще сидела за обеденным столом, на котором стояли тарелки с разнообразной едой, чайник и несколько чашек. Она медленно повернула голову в ту сторону, откуда пришло ощущение прикосновения, и увидела, что ее мать стоит прямо перед ее стулом. Маленькая девочка сразу заметила, что ее лицо было бледным, а в глазах стояли слезы. — Мамочка, почему ты грустишь? — спросила девочка, продолжая держать руки в форме лодочки. Вместо ответа женщина опустила глаза в пол и тихо всхлипнула. Некоторое время девочка внимательно наблюдала за ней, но все еще не могла заставить себя даже разжать руки. Тем временем мать подняла голову и посмотрела на свою дочь — в ее глазах все еще стояли слезы, а дыхание было тяжелым и прерывистым. Некоторое время она не двигалась, но затем, сделав несколько неуверенных шагов к маленькой девочке, тут же опустилась прямо на нежные колени своей дочери. Как только голова матери обрела опору, она тут же разрыдалась, и дочь почувствовала, как ее тело сотрясается в такт рыданиям. Девочка не могла понять, что происходит с ее матерью и что заставляет ее так сильно плакать Все еще держа руки в молитвенном положении, она повернула голову к отцу. Он сел на стул во главе стола и пристально посмотрел на нее, склонив голову на правое плечо. Одна его рука покоилась на спинке стула, а в другой он сжимал ложку, хотя на тарелке перед ним ничего не было, если не считать крошечной лужицы только что съеденного соуса из бобовых. Заметив, что дочь смотрит на него, уголки его рта немного приподнялись, но вместо того, чтобы улыбнуться, он просто печально покачал головой. — Дорогая... — неуверенно произнес он, сглатывая слюну. — Я даже не знаю, как тебе это сказать... Прервавшись на полуслове, отец оторвал взгляд от ребенка и уставился в стол, явно пытаясь собраться с мыслями. В столовой воцарилась напряженная тишина, и только всхлипывания матери время от времени нарушали ее. Прищурившись, девочка продолжала смотреть на папу, пытаясь понять, что у него на уме, но глава семейства молчал, словно боялся сказать что-то, что могло бы оскорбить ее детское сердце. Она перевела взгляд на тарелку с супом, стоявшую перед ней, — оттуда больше не поднимался ароматный пар. В следующую секунду с противоположного конца стола до ее ушей донеслось вкрадчивое покашливание отца. Повернувшись к нему, девочка увидела, как он провел рукой по лбу и откинул назад седые волосы. — Я понимаю, — начал он, слегка покачнувшись вперед, отчего стул под ним заскрипел, — что мы воспитывали тебя в религиозной атмосфере, и поэтому неудивительно, что ты серьезно относишься к тому, чему мы с мамой тебя учили, и проблемы веры и преданности Богу занимают значительное место в твоей жизни, — при этих словах отец кашлянул и потянулся за чайником, который стоял на столе. Девочка испытывала какую-то странную смесь стыда и жалости к своему папе. Она нашла в себе силы развести ладони и положить руки на стол перед собой, с чувством удовлетворения заметив, что ее мать наконец перестала рыдать и убрала голову с колен. В это время отец уже налил себе чаю и, поднеся чашку к губам, посмотрел на дочь. — Но это не значит, — сказал он, делая глоток, — что вопрос религии — единственная проблема в нашей жизни. Есть много других вещей, которые... — Папочка, в чем проблема? — сморщив свой нежный носик, перебила его девочка. Вероятно, она не рассчитала свои силы, потому что после ее слов отец поперхнулся чаем и чуть не выронил чашку из рук. Несколько секунд он громко кашлял, пытаясь взять себя в руки. Девочка увидела, как морщинистое лицо отца налилось кровью, а на лбу выступил пот. Наконец глава семьи справился с приступом кашля и, вытирая капли чая, попавшие на его одежду, повернулся к девочке. — Буду краток, — заговорил он после некоторого молчания. — Мы с твоей мамой воздали хвалу Господу и приступили к трапезе, а ты, дорогая, продолжала сидеть в молитвенном экстазе и ни на что не реагировала, даже на мои слова, поэтому мы с твоей мамой испугались, что у тебя произошло кровоизлияние в мозг, — папа сказал это очень серьезным и озабоченным тоном. Девочку смутила речь отца — она все еще не могла понять, что произошло в столовой, пока она молилась, и только холодный суп в ее тарелке молчаливо свидетельствовал о том, что она давно не приступала к еде. Собравшись с духом, дочь подняла умоляющий взгляд на отца, словно спрашивая, не лжёт ли он, но он только грустно улыбнулся ей и покачал головой. Девочка посмотрела на свою мать, которая, прижав руки к лицу, неуверенной походкой направилась к выходу из столовой. Она хотела встать из-за стола, чтобы догнать мать и успокоить ее, как вдруг глава семьи, шумно отодвинув свой стул, встал со своего места и подошел к ней. Он положил свою тяжелую и горячую руку на ее худые плечи, и его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом. девочка слегка вздрогнула, но не отодвинулась — это было бы признаком неуважения. Рот отца слегка скривился в улыбке, а его маленькие старческие глазки слегка сузились. — Милая, — при этих словах она почувствовала неприятный запах у него изо рта, — не волнуйся, я сам позабочусь о мамочке. Ты лучше поешь, а то одни кожа да кости. Папа игриво ущипнул свою милую дочку за пухлую щёчку, отчего та слегка дёрнулась на своем сиденье. Затем он выпрямил спину и лукаво подмигнул ей, как бы давая понять, что в случившемся нет ничего ужасного. Затем он направился к двери, но прежде чем покинуть столовую, повернулся на каблуках и сказал: — Если суп слишком холодный, можешь разогреть его на плите, не маленькая уже. Пока-пока! Дверь за ним захлопнулась, и девочка перевела дыхание — наконец-то в комнате воцарилась тишина. Больше не оглядываясь по сторонам, она взяла ложку в правую руку и зачерпнула немного бобового сока с тарелки. Поднеся ее к губам, девочка чуть не уронила ложку на стол, но все же сумела унять дрожь в руке и не пролить суп на скатерть. Попробовав еду, она с неудовольствием заметила, что холодный суп нельзя назвать вкусным. Она отложила столовые приборы и, встав из-за стола, взяла тарелку и направилась в противоположный конец столовой, где стояла белая мраморная столешница. девочка перелила содержимое тарелки в маленькую алюминиевую кастрюльку, стоявшую на плите, и, поставив рядом пустую тарелку, взяла красную бензиновую зажигалку и щелкнула ею. Под кастрюлей вспыхнул густой синий огонь, и девочка положила зажигалку на мраморную стойку рядом со своей тарелкой. Она немного постояла, глядя на голубое огненное кольцо, потом повернулась и подошла к окну. Отодвинув белую нейлоновую занавеску, она выглянула на улицу, но там не было ничего интересного. Постояв так пару минут, она снова вернулась к плите, заметив, что от супа поднимается пар. Девочка надела кухонные варежки и, осторожно взявшись за ручку кастрюли, налила булькающий суп в тарелку. Отнеся его к столу, она села на стул, придвинула к себе тарелку и начала есть. «Вот это совсем другое дело», — подумала она, с удовольствием глотая соку из бобовых. Воспоминание о мамином супе невольно пробудило у девочки аппетит — она отчетливо ощутила этот приятный вкус на языке, как будто действительно ела этот суп, а не просто вспоминала о нем. Продолжая сидеть на подоконнике, она подумала, что неплохо было бы сейчас сбегать на кухню и достать что-нибудь из холодильника — ей вдруг захотелось есть. Она вспомнила, что в нем были банка тунца в масле, кусочек козьего сыра, упаковка соленых крекеров, пакет молока и пластиковый контейнер с куриными яйцами. Девочка знала, что ее мать не любила баловать свою семью сладостями, хотя в летние дни давала ей возможность полакомиться мятными пирожными, которые та неохотно покупала для нее в качестве одолжения. Все, что слаще их, было запрещено. По иронии судьбы, девочка вспомнила, что раньше ее мама радовала всю семью прекраснейшими эклерами, сладкими пирожными и песочным печеньем, которые она так любила, но все это в прошлом — последний раз мама пекла ровно два года назад, с тех пор она не готовила никаких десертов, только мясо, рыбу, супы и салаты. Казалось, мать намеренно перестала готовить сладости, чтобы не вызывать у дочери ассоциаций с дядей Джо — по крайней мере, так подумала девочка. Каково было истинное положение дел, было известно только высшим силам, которым было наплевать на всю ее семью и малыша в частности. девочка считала эту ситуацию несправедливой, но что она могла поделать? Подумав о еде, девочка сглотнула слюну и отвела взгляд от ночного неба. Однако, как только она посмотрела на дверь своей спальни, ее сразу же начали мучить два противоречивых чувства: с одной стороны, ей хотелось есть, и в то же время она не хотела будить маму. В конце концов, она все же отказалась от идеи набить свой ненасытный живот и осталась сидеть на подоконнике, прижавшись к стене. Луна спокойно светила в ночном небе, и ее свет подчеркивал контуры деревьев, растущих за забором. Девочка невольно вздрогнула, когда какая-то ночная птица внезапно сорвалась с ветки и с пронзительным криком пролетела совсем рядом с ней. Увидев ее взгляд, она посмотрела на свои руки — ее незагорелая кожа казалась совершенно белой в лунном свете, из-за чего они сливались с ее сорочкой, делая ее похожей на древнюю статую какой-нибудь греческой богини. Подняв глаза, она замерла, глядя в ночное небо, и ее длинные черные волосы свободно рассыпались по плечам. Она снова погрузилась в свои мысли, не замечая, как ветер, дующий со стороны леса, играет с ее волосами.