Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 13 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А вам необходим пресс-секретарь? – Как раз сейчас мы продвигаем на рынок новый товар, рекламное агентство готовит для нас широкомасштабную кампанию. Словом, все будет выглядеть вполне естественно. – Допустим. Однако я по-прежнему не пойму, чего вы ждете от меня? – Чтобы вы были рядом. Огляделись. Беспри­страстно оценили ситуацию и ответили: я сам себя пугаю или мне грозит опасность? – И если я скажу “вы сами себя пугаете”… – Клянусь, я вас поблагодарю и наконец-то бу­ду спать спокойно. Похоже, говорил он искренне. – Я знаю, деньги для вас не главное, – тороп­ливо продолжил он, – но я готов заплатить любую сумму… – От денег отказываются только дураки, – фи­лософски изрекла я, – но пока говорить о них рано. Итак, если я вас правильно поняла, вы хотите, что­бы я, находясь некоторое время с вами, оценила си­туацию и сообщила вам свое мнение: является она опасной для вас или нет? – Именно так. – Хорошо, – кивнула я, откидываясь на спин­ку стула. Это я готова сделать для старины Ляли­на. – Причем совершенно бесплатно. – Последнее я сказала вслух. – А потом… потом по обстоятель­ствам. – Отлично, – обрадовался Сафронов. И на следующий день я заступила “на пост”. Первые три дня все шло до такой степени спо­койно, что даже навевало тоску. Большую часть вре­мени мы проводили в офисе, на обед выбирались в соседнее кафе, затем – деловые встречи, а вечером я провожала Сафронова домой. В течение этих трех дней я не смогла уловить ничего подозрительного, хотя тщательно пригляды­валась и даже принюхивалась. Ни странных звон­ков, ни сомнительных личностей в поле зрения, ни ощущения скрытой угрозы в воздухе. Тишь, гладь и божья благодать. Лялин прав, впрочем, он всегда прав. Сафронов время от времени поглядывал на ме­ня с виноватым видом, а я оптимистично улыба­лась. Именно этот его виноватый взгляд не позво­лял мне послать его к черту. Я решила дать ему еще неделю. В пятницу вечером он, нерешительно кашлянув, сообщил, что в выходной собирается устроить не­большой прием на своей яхте. Услышав слово “яхта”, я с трудом смогла скрыть удивление, образ Сафро­нова не вязался с любителем подобных развлече­ний. Приходилось признать, что интуиция в очеред­ной раз подвела меня. Он опять откашлялся и продолжил: – Я купил яхту в прошлом году. Практически даром. Друг не чаял избавиться от нее, а во мне взы­грала романтика, морские походы и все такое… – До моря от нас далековато, – заметила я. – Вот именно. Если честно, от нее одна голов­ная боль. Яхта крошечная, но ее и на зимнюю сто­янку надо определить, и покраска, и прочее… Уп­равлять ею я тоже не умею. Короче, свалял дурака. Прошлым летом дважды прошел по реке до Рыбацкого, а в этом году так и не собрался. Вот я и подумал… – Что ж, идея хорошая. – Правда? – невероятно обрадовался он. Все-таки Сафронов довольно занятный парень. – Хочу пригласить нескольких друзей. Ну и вас, конечно. Вы ведь не откажетесь? – Не откажусь, раз уж я на вас работаю. – Вы все-таки считаете, что я все выдумы­ваю? – пряча глаза, спросил он. – Я пока ничего не считаю. За три дня невоз­можно составить представление о состоянии дел. Ес­ли позволите, мы поговорим об этом через неделю. – Отлично, – заулыбался Сафронов. На следующее утро я подъехала к пристани около десяти, отпустила такси и начала оглядывать­ся. Пристань выглядела пустынной. На всякий слу­чай я взглянула на часы. Нет, не опоздала, хотя всерь­ез опасалась этого, потому что в последний момент пришлось пристраивать Сашку. Поначалу я хотела взять его с собой, но вовремя одумалась: неизвест­но, как пес воспримет прогулку на яхте, а видеть его страдания я просто не в состоянии. Как всегда, вы­ручила Ритка. Разумеется, она проявила интерес к тому, как я собираюсь провести выходные, а узнав, что я нашла себе работу, так обрадовалась, что уми­лила меня до слез. Сашка на радостях был обласкан и принят чуть ли не с благодарностью. Дойдя до конца пристани и не обнаружив вбли­зи ничего похожего на яхту, я совсем было решила, что Сафронов передумал и отменил мероприятие. Я достала мобильный из сумки с намерением позво­нить, но тут услышала его голос: – Ольга Сергеевна! Я обернулась и увидела, как он бежит по при­стани в мою сторону, изрядно запыхавшийся, покрасневший, в светлых брюках и пестрой рубашке навыпуск. Сейчас он еще больше походил на колобка. – А мы вас ждем возле шлагбаума, – с виноватой улыбкой сказал он. – Я думал, вы на машине. – Я не знала, что здесь есть стоянка, вот и при­ехала на такси. Он пожал мне руку и заулыбался:
– Пойдемте, все уже собрались, здесь неболь­шой ресторанчик, очень милый. Яхта подойдет че­рез несколько минут, я только что звонил. Ресторан в самом деле выглядел на редкость привлекательно для заведений подобного рода. На открытой веранде горшки с цветами и настоящая пальма. Клетчатые скатерти, ковровая дорожка и мозаичное панно во всю стену, то ли змея с крылыш­ками, то ли дракон-дистрофик. Скорее всего пос­леднее, потому что надпись на фасаде гласила – “Речной дракон”. За большим столом сидела компания, несколько мужчин и женщин. Мы подошли, все дружно огля­нулись в нашу сторону и заулыбались, а Петр Викентьевич торопливо заговорил: – Знакомьтесь, пожалуйста. Это Ольга Сергеев­на Рязанцева. Дамы встретили меня с настороженным любо­пытством, мужчины с интересом, чему немало спо­собствовала моя популярность в родном городе. На службе у Деда мое имя часто мелькало в местных но­востях, пару раз губернские газеты разразились в мой адрес гневными обличениями с фотографией на развороте, что меня, признаться, не особо радо­вало, но кто ж моего-то мнения спросит? Я растянула губы в улыбке, демонстрируя боль­шую радость, а Петр Викентьевич, немного волну­ясь по неясной причине, продолжил представление. – Горина Анна Ивановна, – указал он на брю­нетку с внешностью роковой женщины. Должно быть, очень высокая (сейчас, когда она сидит, точнее не скажешь), худая, с большим, явно силиконо­вым, бюстом, огнем в очах и с пухлыми губами, то­же силиконовыми. Она высокомерно кивнула, быстро окинула меня взглядом с ног до головы и едва заметно нахмурилась. Я порадовалась, что не по­нравилась ей, значит, выгляжу неплохо. – Это Ве­рочка, Вера Ильинична, – перешел Петр Викентье­вич к большеротой блондинке, та приветливо пома­хала мне рукой. – Мы с ней старые друзья, – счел необходимым пояснить Сафронов. – Лапшин Ген­надий Яковлевич, вы о нем наверняка слышали, его супруга Валерия Николаевна. Райзман Артур Борисович, а это Никифоров Павел Сергеевич. Ну вот, теперь можно выпить кофе. Сафронов подозвал официанта и с заметным об­легчением устроился на стуле, предварительно уса­див меня. Я с удовольствием выпила кофе, приглядываясь к собравшимся и стараясь делать это неза­метно. Не похоже, чтобы здесь встретились старые друзья. Мужчины слишком заинтересованно погля­дывают на дам, дамы слишком напряжены, не рас­слабляются, держат спину прямой, улыбки как при­клеенные, а взгляды, обращенные друг к другу, ядо­витые. Анна Горина, роковая красотка, интереса у ме­ня не вызвала, с ней более-менее ясно. Наверняка ищет богатого мужа, смотрит высокомерно, нацели­лась на Райзмана, села рядом и колено сдвигает в его сторону, уже пару раз успела задеть его ногу, оголи­ла плечико. Приемы грубоватые, но действенные. Верочка была мне симпатична. Похоже, дейст­вительно старый друг Сафронова, улыбчивая и в об­щем-то равнодушная. Кажется, у них роман с Никифоровым, но скорее всего он уже близок к концу. Она смотрит на него слишком дружески, а в глубине зрачков таится насмешка. Когда любимый не вызы­вает восторга и гордости, это верный признак, что все движется к завершению. К Никифорову я приглядывалась особо: он был крупным предпринимателем, по слухам чуть ли не миллионщиком, однако у меня эти слухи вызывали сомнения. Занимался он, насколько я помню, всем понемногу: имел бензозаправки и сеть магазинов “Сладкоежка”. Намекали на некие грехи его моло­дости и связи с уголовным миром: якобы на их сбе­режения развернулся и сейчас трудится бок о бок с братками, отмывая их денежки. Но это лишь ничем не подтвержденные слухи, вполне возможно, распускаемые врагами (а у такого парня врагов должно быть пруд пруди). По крайней мере внешне Павел Сергеевич выглядел в высшей степени прилично и даже интеллигентно. Блондин с приятным лицом и мужественным подбородком. Пожалуй, его можно было бы назвать красивым, если бы не ранняя лы­сина, которую он безуспешно пытался замаскиро­вать. Рука его порой непроизвольно тянулась к ней, проверяя, как лежат волосы. Стало ясно, это “боль­ная мозоль”. Райзман, напротив, был так волосат, что выгля­дел почти комично, напоминая одетую обезьяну. Рубашка с короткими рукавами позволяла полюбоваться конечностями, сплошь покрытыми густой шерстью. Руки у него были сильными, с хорошо развитой мускулатурой, а грудь широкой, навевающей греховные мысли, в том смысле, что от мужчин с та­кой мускулатурой ждешь чего-то особенного. А вот ладони у него выглядели по-женски ухоженными, неестественно белыми для начала лета, с безупреч­ным маникюром, и это сбивало с толку. Я немного покопалась в своей памяти, но ничего связанного с фамилией Райзман не обнаружила, хотя мне она по­казалась смутно знакомой. Лапшина можно было характеризовать двумя словами: “интересный мужчина”. Лет сорока, высо­кий, спортивный, немногословный и вежливый. За всем этим чувствовалась уверенность в себе и досто­инство, переходящее в легкое презрение к тем, у ко­го этих похвальных качеств нет. На жену, которая сидела рядом, он именно так и погладывал: снисхо­дительно, с тщательно скрываемой насмешкой, хотя она такого отношения, с моей точки зрения, не заслуживала. Женщина была красива, безусловно ум­на, взгляды мужа чувствовала и отлично все пони­мала. Похоже, она его любила, а свою печаль тща­тельно прятала, скорее всего из гордости, не желая признаться, что чувства мужа к ней претерпели из­менения не в лучшую сторону. Впрочем, внешне все выглядело вполне прилично. Геннадий Яковлевич уделял внимание жене, сопровождая свои действия заботливым “дорогая”, и в этом было что-то покаянное, точно он знал за собой вину и пытался ее за­гладить, и вместе с тем не в силах был избавиться от легкой насмешки в глазах, точно мстил ей за что-то и сам этого стыдился. Компания подобралась занятная. Четверо муж­чин и четыре женщины, включая меня. Тут я сооб­разила, что не просто так таращу глаза, а с неким умыслом: прикидываю, кто из присутствующих мог иметь к Сафронову претензии или недобрые чувства. Выходит, его тревога все-таки нашла отклик в моей душе. Я мысленно усмехнулась и покачала головой. Разговор за столом шел вяло, все то и дело по­глядывали на меня. Возможно, я их стесняла, потому что была в их компании новым человеком, а возмож­но, все дело в моей репутации. Райзман попытался разрядить обстановку и принялся рассказывать анекдоты. Делал он это мастерски, граждане хохота­ли и вскоре оттаяли душой, я хохотала громче всех, чем, безусловно, вызвала у Райзмана симпатию. Бла­годарный слушатель – бальзам на душу рассказчика. Настороженность покинула его, и теперь он смот­рел на меня с откровенным интересом, все больше и больше увлекаясь лицезрением моих достоинств. От внимания Анны Гориной это не ускользнуло, она поджала губы и теперь бросала на меня откровенно враждебные взгляды, вызвав беспокойство у Верочки, из чего я заключила, что они подруги или при­ятельницы. Сафронов по большей части помалкивал и про­являл излишнюю суету, угощая гостей. Взгляд его то и дело обращался к пристани, мы ждали уже полча­са, а яхта все не появлялась. Он не выдержал и по­звонил, выслушал кого-то и удовлетворенно кивнул: – Сейчас будут. И действительно, буквально через пару минут мы увидели яхту, на приличной скорости она при­ближалась к пристани. Сафронов подозвал официанта с намерением расплатиться, остальные недружно поднялись из-за стола. Райзман оказался рядом со мной. – Позвольте, я возьму вашу сумку, – предло­жил он с улыбкой. Я позволила. Сафронов подскочил с тем же предложением, но, сообразив, что опоздал, неожи­данно расстроился. Мне это не понравилось, может, я зря согласилась на эту работу? В близком друге я не нуждаюсь, да и Сафронов не годится на эту роль, впрочем, я знать не знала, кто бы сгодился, но Райз­ман все-таки был предпочтительнее. – У вас немного вещей, – заметил он, кивнув на мою сумку. – Путешествую налегке, – улыбнулась я. – Как это не похоже на красивую женщину. – Ага, – хмыкнула я. – Я вообще такая… непо­хожая. Анна наблюдала за нами едва ли не с яростью. Должно быть, она имела на Райзмана серьезные ви­ды и восприняла меня как соперницу. Ее вещи нес Сафронов. Она подхватила его под руку, чем удо­вольствия ему не доставила: его руки были заняты сумками внушительных размеров и нести их, когда на правом локте виснет дама, затруднительно. Надо отдать ему должное, он с этим справился с честью и даже улыбался, только, встретившись со мной взгля­дом, страдальчески сморщился. Когда мы вышли на пристань, яхта уже при­швартовалась, нам перекинули трап, возле которого стояли два дочерна загорелых молодых человека в шортах и пестрых косынках на головах. Им было лет по двадцать пять, и они смело могли претендовать на звание “мачо сезона”. На дам они смотрели рав­нодушно, и те не замедлили ответить тем же, взира­ли на них как на прислугу. На мне оба задержали взгляд, наверное, узнали. В восторг от этого я не пришла. “Вот она – цена по­пулярности”, – подумала я с печалью. Мы столпились на палубе, и Сафронов обратил­ся к нам: – Предлагаю заглянуть в каюты, устроиться. А минут через двадцать соберемся на палубе. Один из мачо суетился возле трапа, второй по­шел провожать нас. Мы с Райзманом шли послед­ними, оттого мне досталась ближайшая к выходу на палубу каюта. Хозяин расположился рядом, а Райз­ман напротив, далее – Горина, затем Лапшины и на­против них Верочка. Никифоров прошел в следующую каюту. Кают я насчитала восемь. Выходило, что одна осталась свободной, хотя ее могли делить мачо. Проследив, кто какую каюту занял (должно быть, к миссии телохранителя я отнеслась гораздо серьезнее, чем мне самой казалось), я захлопнула дверь и огляделась. Особенно рассматривать здесь было нечего – квадратное окно с голубенькой штор­кой, каюта крохотная, как раз в ширину окна. Спра­ва полка, вроде тех, что в купе поезда, над ней еще одна, сейчас поднятая, слева откидной столик с ва­зочкой и одинокой розой. Шкаф с бельем и одея­лом, слева вроде бы тоже шкаф, но, заглянув, я убе­дилась, что это туалет, тут же шторка, которая пре­вращала крохотное пространство в душевую кабину. На всякий случай я проверила: горячая вода есть, полотенце, гель для душа, все как положено. Кондиционер размещался над окном и в настоящее вре­мя работал, чему я порадовалась; день обещал быть жарким, и в этой собачьей будке я сойду с ума, ни­какое открытое окно не спасет. Забросив сумку в шкаф, я плюхнулась на полку, думая о том, какие странные у людей фантазии. Вместо восьми клетушек, где невозможно развернуться даже в одиночестве, не только вдвоем, могли бы сделать четыре вполне сносные каюты. Видимо, у прежнего хозяина было полно друзей, а со средст­вами туговато. По крайней мере на океанскую красавицу денег не хватало, вот и родилось такое чудо со всеми удобствами. Тут за перегородкой включили воду, и я от не­ожиданности подпрыгнула. Слышимость была по­трясающая. Впрочем, в данном случае это неплохо, раз на меня возложена миссия по охране Петра Викентьевича. Если его кто-то задумает придушить, я непременно услышу. Опять же, совершенно не обязательно проводить время в каюте, особенно когда прекрасная погода. На палубе гораздо приятнее. Решив, что это дельная мысль, я поднялась. Ед­ва я открыла дверь, как соседняя тоже распахнулась, и улыбающийся Петр Викентьевич спросил:
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!