Находясь на юте судна, в отблесках костра я сумел рассмотреть нескольких всадников. Это были наши. Отличий в экипировке от русских дружин хватало, и даже при таком освещении можно было узнать своих. Половина команды гребцов, по-быстрому облачившись в доспехи, покинула галеру вместе с нами, спустившись по трапу на берег. Остальные гребцы остались сидеть на скамьях, ожидая от Осляды новых распоряжений. Через десять минут мы все, кроме оставленного на галере дежурного экипажа, уже были в лагере, устроенном ратьерами в двух-трёх сотнях метрах от берега. По полученным донесениям конной разведки, до города оставалось около десяти вёрст. Витебск располагался на левом берегу Западной Двины, в устье впадающей в неё реки Витьбы. Город делился на детинец (Верхний замок) и Окольный город (Нижний замок), вокруг которого располагался практически не укреплённый посад. На противоположном берегу реки Витьбы стоял Узгорский замок. На сразу же собранном военном совете обсуждался единственный, но животрепещущий вопрос – как с ходу, без лишней крови и мороки овладеть городом. И решение было найдено, вполне стандартное для моего времени, но здесь и сейчас вполне себе оригинальное. Местные пейзане по только им известным тропам повели бойцов пятнадцатой роты второго Смоленского полка к городу. Во главе с частью войск – вторым Смоленским полком – я шёл следом. Большая часть моей армии, собранная в «судовую рать», скользила на галерах вдоль берега – они должны будут стать третьей волной, штурмующей город. Им ставилась задача по сигналу ракетницы подгрести к берегу и высадиться на причалы, чтобы присоединиться к передовым войскам, штурмующим городские ворота. А два батальона первого полка должны будут с ходу захватить Узгорский замок местного князя. Ротному-15 Рагуилу лично самим смоленским государем была доверена важная и ответственная миссия – подорвать зарядом взрывчатки ворота Окольного города и удерживать их до подхода основных сил. Затем, действуя со всей возможной скоростью, аналогичную процедуру повторить с воротами Верхнего замка. Пятнадцатая рота, ведомая двумя проводниками, остановилась в рощице на пригорке. Бойцы, получив команду на отдых от своего ротного, шумно повалились на землю, давая отдых натруженным ногам. Рагуил, в отличие от своих бойцов, себе не мог позволить расслабиться даже на минуту. Он поднёс ладонь к вспотевшему лбу и долго вглядывался через сумрачный лунный свет в очертания городских ворот Витебска и ведущую к ним дорогу. Вдоволь насмотревшись, ротный подал знак вестовому возвращаться к основным силам полка. Тот, отдав честь, быстро скатился с пригорка и растворился в густом еловом лесу. Рагуил, как и было уговорено, принялся терпеливо выжидать полкового связного. Минут через двадцать томительного и напряжённого ожидания появился государев вестовой. – Ротный-пятнадцать! Слушай команду государя! – Вестовой вплотную приблизился к ротному и говорил еле слышно, почти шёпотом: – Начинай действовать через полчаса, войска князя уже на подходе. – Слушаюсь! Вестовой некоторое время вглядывался в ворота, а затем, кивнув на прощание ротному, спустился с пригорка и исчез в ночи. – Звеньевые первого взвода, ко мне! Три младших командира приблизились к ротному. – Со своими звеньями тащите петарду и мешки к воротам. Взводный Светоликов! К шепчущемуся кружку воинов присоединился ещё один человек. – Идёшь вместе с ними за старшего. Скрытно подожжёшь фитиль, отвечаешь за подрыв детонатора. Выполнять! Нацепив на себя маскхалаты, взяв петарду и похватав мешки, десять человек стали осторожно спускаться с пригорка. Согнувшись в три погибели, словно ожившие кусты, отряд приблизился к воротам. С надвратной башни кто-то принялся их окликать, число встревоженных голосов всё возрастало, шум усиливался. У ворот копошились бойцы недолго. Не прошло и минуты, как вся десятка уже во всю мощь улепётывала от ворот, последним бежал взводный. С городских стен по беглецам начали бить стрелами, завалив троих диверсантов. Ротный скрипнул зубами, рядом кто-то из бойцов тихо заматерился. И тут грянул оглушительный взрыв! Чёрный дым и туча взметнувшейся пыли застлали небо, ров, дорогу – всё вокруг. Не дожидаясь, пока осядет пыль и разлетятся клубы дыма, ротный выкрикнул уже давно изготовившимся бойцам команду: – Рассыпным строем бегом! – И сам вместе со всеми побежал, выполняя свой же приказ. Из раскуроченных взрывом, дымящихся ворот показалось два силуэта. Ротный услышал голос командира второго взвода: – Арбалеты! Снимите! Бойцы тут же остановились, и сразу раздались щелчки арбалетов. Фигуры, маячившие у частично осыпавшегося башенного проёма, повалились на землю. Рота ворвалась в город, спешно занимая оборону подле ворот. Пока врагов, кроме двух убитых болтами, видно не было, но из городских дворов слышались растревоженные крики. Сверху, со стены, послышался топот чьих-то ног. Рагуил хотел было привлечь внимание и дать команду, но его опередили взводные, указывая своим стрелкам на новые цели. Все бойцы роты укрылись за щитами, и началась вялая перестрелка витебских лучников со смоленскими стрелками. Но вскоре из подворотен стали появляться вооружённые витебчане, а просветы между домами стали заполняться шевелящейся людской массой. И вот накопившаяся критическая масса сорвалась с места. Конные и пешие, неорганизованной толпой, что-то отчаянно вопя, кинулись на чужаков. В роте Рагуила все лучники ещё перед боевым заданием сдали свои луки, чтобы те не мешали выполнять поставленную задачу. А потому теперь набегающую толпу приходилось встречать на копья и бердыши. Редкие арбалетные выстрелы выцеливали и преднамеренно выкашивали хорошо бронированных конных, но последних было крайне мало. Набежавшая толпа принялась рубить, растаскивать и выдёргивать выставленный против них ёжик из пик. В этот момент ротный очень сильно пожалел, что все его лучники разоружены. В подобной ситуации лучники своим беспрестанным обстрелом не дают противнику разрушать стену из выставленных вперёд копий. Задние ряды горожан, создавая давление, просто выталкивали впередистоящих на жала пик, насаживая тела этих несчастных, словно на вертел. Послышались душераздирающие крики и стоны, в отдельных местах уже завязывался ближний бой. Ещё через пару минут копья вовсе стали не нужны, началась рукопашная рубка. Строй перевооружился на мечи и бердыши и начал стремительно таять. Зло ощерившись, ротный вытащил свой меч, выцеливая в мельтешащей толпе себе противника, но для активных действий длины собственных рук ему пока не хватало. Но вдруг рядом раздался предсмертный хрип – спина знакомого лучника стала оседать на землю, высвобождая место. Ротный изловчился и резко кольнул в шею вражеского воина в доспехах, затем, словно змея, извернулся и ткнул под мышку витебчанина, отчаянно рубившего топором щит соседа справа. Периферийным зрением Рагуил заметил мелькнувшее лезвие бердыша, и замахивавшаяся на него вражеская рука отделилась от тела и стукнулась о чьё-то распростёртое на земле тело. – Рагуил! – из-за спины послышался знакомый голос десятника, почему-то радостный. – Сзади наши подходят! – Подмога уже идёт, братцы! – громко прокричал звеньевой. Ротный резко оглянулся, и его лицо тронула еле заметная улыбка. По дороге, гремя железом, к ним приближались три батальонные колонны, следовавшие одна за другой. Откуда-то из задних рядов последнего батальона в небо взмыла ракета, расчертив огнём уже начинающий сереть небосвод. Ротный знал, что это был сигнал для десантирования на берег судовой рати. У всех сразу же резко прибавилось сил. А у городских причалов в это время разворачивалась десантная операция. Высаживавшиеся с галер пехотинцы, минуя хозпостройки и посад, полноводным потоком ринулись в Окольный город. Судовая рать вливалась в него через взорванный проход в надвратной башне, сейчас полностью контролируемый нашими передовыми войсками. Проходит несколько минут, из предрассветной тьмы слышны лишь крики, звон оружия и неясный шум. Вот уже и у ворот детинца бухнул громкий взрыв, снесший ворота, и конные ратьеры врываются в княжеские хоромы. Остановившись вместе со спешенными телохранителями в трёх сотнях метров от взорванных ворот, я внимательно наблюдал за происходящим вокруг. Из города доносился многоголосый рёв, слышалось звяканье железа о железо. Время от времени гремели пушечные раскаты, казалось, будто рядом бушевала сильная гроза. Миновав скромный посад, я въехал в Окольный город и медленно проехался по предрассветным улицам, направляясь прямо к детинцу. Повсюду снует и мечется всполошившийся народ, но бравый вид пехотных подразделений, разошедшихся по городу, мигом остужает все горячие головы. Витебский князь со всем своим семейством и ближниками был взят прямо в своей загородной резиденции – в Узгорском замке – силами первого и второго батальонов первого полка, высаженных с галер прямо на пристань. В Верхнем замке были застигнуты врасплох и заблокированы в гриднице вооружённые люди – вои местных бояр. Сами же бояре даже не казали носа, сидели в своих усадьбах тихо, как мыши под веником. – Государь! – подъехал ко мне на коне ратьерский десятник Елферий. – В столовой избе заперлись два десятка оружных! Выходить – не выходят, хотят весть переговоры. – Передай им, что если добром не выйдут, то их там и подпалим! Затем я, обдумывая новую информацию, обратился к только что подскакавшему Елферию. – Дружинников, что были в гриднице, уже повязали? – Да, княже! В амбар их покудова всех без разбора свели. – Где сейчас витебский князь? – Под нашей охраной, в своих жилых хоромах Узгорского замка. – Елферий чуть подумал и добавил: – Вместях с жёнкой своею и детьми. – Ладно, – махнул я рукой. – Детинец под контроль взяли, городские ворота – тоже. Со всем остальным разберемся, как рассветёт. А сейчас поговорим с местным князьком. Ума не приложу, что с ним делать?! Вдруг неожиданно из-за спины послышалось: – Вот, Владимир Изяславич, владыку витебского привели. Я обернулся. На меня смотрел вполне себе благообразный старичок, лет за шестьдесят. Похоже, он расслышал последние мои слова. – Княже, Владимир Изяславич! Не бери грех на душу, не губи Изяслава Брячиславича, из славного рода наших былых волостителей. – Что же с ним делать, отче? Молиться на него прикажешь? – Зачем же, он не икона. – Вот-вот! И я о том же! – я усмехнулся. – Не о том думаешь, княже. – Владыка не принял мой шутливый тон. – Свяжи его душу на верность тебе крестоцеловальной клятвой, и будет у тебя целиком и полностью, от кончиков ногтей до кончиков волос, верный тебе и твоему роду удельный витебский князь! – Витебск для него сильно жирно будет! Максимум, что я ему могу дать, при условии принесения им клятвы, какой-нибудь погост в вотчину, и не более того! – Скуп ты, княже, а то есмь грех! – назидательно произнёс священнослужитель. – Не суди, да не судим будешь! – отбрехнулся я. – Мне нет никакого резона с тобой разводить дискуссии, сначала надо с самим князем словом перемолвиться. Переправившись в Узгорский замок, мы поднимались по лестничным переходам, и тут ко мне на ухо присел желающий выслужиться перед новой властью диакон Фотий. – Владимир Изяславич, помимо целованья креста свяжи есчо Изяслава Брячиславича проклятой грамотой! Ведомо мне, что он ещё с малолетства колдовства да проклятий жуть как боится! Я вспомнил своего духовника, он как-то рассказывал о существовании особых письменных клятв, с призывом на себя проклятий в случае их нарушения. – Спасибо, отче! Диакона Фотия я запомню и при случае отблагодарю! – так же тихо шепнул я ему на ухо. Таких людей я старался продвигать. Пускай они действуют из своекорыстной выгоды, главное в этом деле, чтобы наши корысти совпадали. Витебский князь в окружении жены и трёх малолетних детишек скромно сидел на скамье, понурив голову. Завидев меня, он бросился на колени со словами: – Брате мой! Не погуби нас, многогрешных! С такими приспособленцами воевать одно удовольствие, но и одаривать их властью тоже себе дороже выйдет. Стоит ли говорить, что бывший витебский князь согласился со всеми моими условиями, не возразив ни словом, ни делом. Добросовестно принёс клятвы, подписал грамоты и в тот же день отъехал вместе со всем своим семейством и частью челяди в своё новое владение, которое я ему выделил на востоке Смоленской земли, на всякий пожарный случай подальше от Витебска. Присягу горожан я повелел проводить в плинфяной Благовещенской церкви. Храм стоял в Окольном городе, на холме, и был прекрасно виден с реки. Начавшаяся с вечера процедура присяги растянулась до утра, плавно перейдя в заутреню. Прошедшим днём мы вместе с компетентными товарищами разбирались с боярами и дружинниками. Десяток человек пришлось казнить, действуя больше в профилактических целях, для острастки остальных. Не выспавшиеся горожане, уставшие от всенощных бдений, только с первыми лучами солнца начали разбредаться по своим домам. – Потопали отсыпаться, – с завистью прокомментировал Малк, наблюдая вместе со мной из башни детинца за просыпающимся, вернее, засыпающим городом и посадом. Проспав несколько часов, во второй половине дня разослал гонцов, повелев созвать в терем переживших минувшую ночь витебских бояр. В назначенный час бояре начали дисциплинированно накапливаться в гриднице. Дав вельможам около получаса потомиться в безвестности, быстрым шагом в сопровождении воевод я вошёл в гридницу и уселся в кресло. При моём появлении все бояре суетливо вскочили с лавок, долго кланялись, всячески изъявляя при этом верноподданнические чувства. Видать, наслышаны, бедолаги, о судьбе своих непокорных смоленских коллег. – Звал я вас сюда, господа бояре, для важного дела. Отныне Витебск из удела превращается в смоленский волостной центр. Святослав, ваш бывший князь, ушёл с Полоцкого стола прямо в могилу, вернее, под воду, за своё клятвопреступление! Вашего нового князя Изяслава, ставшего моим подручным князем, я наделил вотчиной в Смоленской земле. Зла он мне не причинял, а потому и я на него зла не держу. По правде ли я поступил, бояре? – По правде, государь, по правде! – Бояре согласно закивали головами, затрясли бородами.