С наступлением ночи, решив все первоочередные задачи, связанные с передислокацией войск, мы провели, что называется, по горячим следам разбор полётов – совместными усилиями проанализировали тактические схемы прошедшего боя, разложили его на отдельные эпизоды, внимательно рассмотрев каждый из них в отдельности. Воеводы, с плохо скрываемым азартом, выявляли друг у друга допущенные ошибки, упущения, недочёты в командовании, во взаимодействии полков и родов войск, оценивали действия противника, высказывали различные идеи, что и как можно было бы исправить или сделать лучше. Я на подобных советах брал на себя роль суда последней инстанции, одобряя или нет те или иные предложения, разрешал все возникающие спорные вопросы, в случаях, когда творческий процесс стопорился, тогда уже сам высказывал своё мнение по тому или иному поводу, иногда подсказывал соображения различного характера воеводам при помощи наводящих вопросов. Самое главное, я замечал, что мозги моего «генштаба» от боя к бою, от штурма к штурму работают всё лучше и эффективнее. Мыслить воеводы стали критически, а не так, как раньше – одним махом семерых побивахом, при этом полагаясь на эфемерные удачу или Божье благословение. Поговорку «На Бога надейся, а сам не плошай» из моих уст они слышали не один и не два раза. В общем, серое вещество в головах моих «генералов» понемногу переформатировалось в нужную мне сторону. Теория теорией, без практики, как известно, она мертва. И десяток учебных боёв не заменит один реальный! А всех недалёких, буйных, безбашенных и прочих адреналиновых «наркоманов», априори не способных на глубокий критический анализ, вдумчивое, хладнокровное и осмысленное командование, выше ротного уровня я не поднимал. К тому же все эти многочисленные рубаки были в массе своей малограмотными неучами, что уже официально, согласно Уставу, закрывало для них дорогу на уровень батальонного командования и выше. Но Главный Военный Совет, как я назвал военный совет, не был какой-то закрытой кастой. На подобные собрания регулярно привлекались перспективные ротные командиры, отличившиеся не только в боях, но и в речных сплавах, волоках и переходах. Вот так примерно мы с моими ротными, комбатами и полководцами и жили во время всей этой затянувшейся военной кампании. Учились не только по-новому воевать, но и ещё при этом думать, всегда и везде правильно применяя свой мыслительный аппарат, нарабатывая бесценный военно-командный опыт. Уже к полудню следующего дня, проезжая мимо башен Великих полоцких ворот и близстоящих стен, я увидел, что в результате воздействия на них осадной артиллерии они были сильно разрушены. Дубовые брёвна скатились прямо в ров, а поверх брёвен обильно просыпался наружу грунт, практически заполнив собой весь ров. Стоявший со мной рядом Клоч ехидно прокомментировал: – Ай да молодцы наши пушкари! Не только стену снесли, но ещё и ров засыпали! На развалинах активно суетились дружинники полоцкого князя вместе с ополченцами, пытаясь подручными средствами заделать брешь. Но наши ядра сносили все результаты их труда вместе с самими защитниками. Часть ядер перелетали разрушенные стены, сокрушая городские постройки. От очередного снаряда на землю обрушилась церковная колокольня, издав при этом неимоверно громкий «БУУМММ». – Пора! – махнул я рукой. Со стороны окружающих меня наблюдателей, наверное, показалось, как будто я специально ждал этого события. – Выступить к исходным позициям! Войска принялись выстраиваться в установленные для штурма колонны, в авангарде которых размещалась снаряжённая картечью трехфунтовая артиллерия. Штурмовые колонны по команде «черепаха» укрылись щитами и ранцами, практически не обращая внимания на начавшейся обстрел со стен, двинулись на приступ крепости. Засыпанный в результате артиллерийского обстрела ров был преодолён по штурмовым трапам и лестницам с ходу. Появившиеся было в месте пролома полочане были тут же снесены картечными залпами и стрелами. Первая штурмовая колонна, стоило ей слегка углубиться внутрь крепости, тут же исчезла с глаз, её затянуло дымом разгорающихся пожаров. Шедшие следом за утонувшими в дыму колонны, разделившись на два рукава, используя приставные лестницы, принялись споро подниматься на стены. Доспехи и щиты надёжно укрывали смоленских ратников от обрушившегося на них града стрел. В первых рядах на стену карабкались бойцы, вооружённые несколькими пистолями, они открывали огонь по поджидавшим их на верхотуре полочанам. Окончательно расчищали от противника площадку взрывы ручных гранат. Штурмовым подразделениям активно помогали стрелки, выстроившиеся под защитой щитов на краю рва, ведя беспрестанный огонь в защитников города, находящихся на стенах крепости. Непривычный к таким интенсивным боям с широким применением огнестрельного оружия противник дрогнул. Тем более что военных профессионалов – дружинников – среди обороняющихся было слишком мало, а местное ополчение ни морально, ни физически не было готово противостоять моим войскам нового строя. На Софии, перекрывая пушечный грохот, тревожно забили колокола. Часть ополченцев побежали кто в детинец, кто по домам прятаться, другая часть, побросав оружие, уселась на землю, обхватив руками голову, крича при этом «пощадите!» и «сдаёмся!». – Отлично! – изрёк я, наблюдая эту картину. – Все бои были дистанционными, до рукопашки даже на стенах дело не доходило. – Дух защитников сломлен, государь, – сказал Злыдарь. – Да причём тут дух? – не согласился ротный Малыть. – Они, даже если бы и пылали желанием, всё равно толком в ближний бой вступить не смогли бы! Лишь простреленные болтами да свинцом землю устлали. – Так и так им конец! – я подвёл итог этой дискуссии. – Не забывайте, товарищи воеводы, мы ещё с детинцем не разобрались, – напомнил я раздухарившимся ратьерам, ожидавшим момента, когда «стройбат» наведёт нормальную переправу через ров и расчистит проход. Клоч, командир второго полка, первым через развалины Великих ворот прорвавшегося в Окольный город, действовал согласно заранее утверждённому на ГВС плану. Он подозвал к себе командира шестнадцатой роты и приказал ему, воспользовавшись смятением в городе, проникнуть к воротам детинца и снести их направленным взрывом петарды, занять образовавшийся проход и оборонять его до подхода полкового подкрепления. А сам полковник двинулся ротными соединениями полка сразу вслед за штурмовой ротой. Окольный город в кварталах, прилегающих к Великим воротам, во многих местах дымил и пламенел оранжево-красными вихрями пожаров. Из-за стелющихся по земле волн дыма было тяжело дышать. Следуя приказу, пехотинцы натянули на свои лица влажные повязки для дыхания. Впереди, у самого детинца, полковник услышал частую пальбу из единорогов. Ещё через несколько минут, продвигаясь по слегка изогнутой улице, ведущей от Великих ворот к детинцу, всматриваясь в густую завесу дыма, Клоч сумел увидеть, как штурмовая рота расстреливает из пушек защитников города, засевших у ворот детинца. Полоцкие воины во множестве скопились у перекинутого через ров моста и сейчас безуспешно пытались скрыться от картечин за деревянными кольями-надолбами. Но большинство ополченцев о каком-либо сопротивлении даже не помышляли, лишь заслышав частую пальбу, одни стали сигать в ров, другие увеличили давку и напор у ворот, стремясь побыстрее протиснуться на территорию детинца, создавая вокруг себя панику и напрочь дезорганизуя предпринимаемые отдельными командирами вялые попытки хоть как-то самоорганизоваться и дать отпор захватчикам. Слишком уж большой ужас вселяла артиллерия в людей, впервые с ней сталкивающихся, оттого совсем не привычных к такому чуду с явственным сатанинским душком. Сложившейся ситуацией полковник воспользовался сполна: не прошло и получаса, как он уже приказал подавать сигнал ракетницей о захвате ворот детинца! А по следам второго полка уже спешил второй эшелон в виде конных ратьеров. С падением детинца у защитников Полоцка окончательно улетучились и без того мизерные шансы отстоять свой город от навалившихся на него смоленских войск. Недавно избранный полоцким вече и успевший прокняжить меньше месяца князь Брячислав Василькович лежал раненым в своих покоях. Мои телохранители, ворвавшиеся первыми, бесцеремонно прижали ухаживающих за князем челядинников к стене. Заходя в покои, я непроизвольно сморщился, уж очень заливисто заголосила какая-то баба, но, отхватив затрещину, быстро умолкла, всхлипывая. – А вот и наш князь… – Вокруг ложа больного была расставлена посуда с различными лечебными взварами. – Ай-ай-ай, – я состроил прискорбную мину лица, – как же ты так, князюшко, поранился? – Издеваешься! – прохрипел в ответ Брячислав, его бок был перевязан, похоже, у него сломано ребро, из-за этого князю было трудно говорить. – Угадал, издеваюсь! – подтвердил я. – У тебя два варианта: присягнуть мне и убраться в ту дыру, откуда ты выполз… – не успел я договорить, как был перебит грубым окриком. – Да как ты смеешь! – прокричала, густо покраснев, богато разодетая малолетняя пигалица, правда, очень красивая пигалица. Видать, это была дочь князя. Она была в наряде красного цвета, с вышитыми золотыми орнаментами, с золотым поясом, рукава нижней одежды были с золотыми поручами, башмаки – и те золотые. – А это что за коза? – спросил у своих людей. «Коза» от возмущения вспыхнула, не найдя слов, что ответить. Голос подал кто-то из полочан. – Это Параскева Брячиславна, дочь князя полоц… – сам собой оборвался голос говорившего, но тут же поправился: – Дочь князя Брячислава. Я хмыкнул, прям Прасковья из Подмосковья. Ещё раз оценивающим взглядом осмотрел княжну. Деваха была очень даже симпатичная, в моём вкусе и, судя по внешней атрибутике (повою – головному убору), не замужем. Поэтому обстановку в княжеских покоях я решил дальше не нагнетать. Первоначально я планировал своим издевательством и грубыми словами вывести Брячислава из себя, чтобы получить законный повод подвергнуть его обструкции, вплоть до смерти, но, глядя на его дочь, передумал. – Предлагаю тебе, князь, присягнуть мне и вернуться в свой бывший удельный город Браслав, но уже в новом качестве, в качестве моего наместника – градоначальника. В пригороде получишь в собственность вотчинные земли. Я, знаешь ли, уделов на своей земле терпеть не могу, – рассмеялся от своих же слов. Моё настроение резко улучшилось и теперь стремительно попёрло вверх, сказывалось, наверное, присутствие Параскевы. – Слыхал уж про твою нелюбовь, – прошипел то ли от боли, то ли от злости Брячислав. – Вот я тебе и предлагаю, став моим подручным князем, остаться на своей земле или, отказавшись от столь высокой чести, покинуть навсегда Полоцкие земли, выбор за тобой. – Присягну, – недовольно пробурчал князь, – куда уж мне деваться. – Вот и хорошо, Брячислав Василькович, я распоряжусь прислать к тебе епископа, мне, в его присутствии дашь крестоцеловальную клятву. Выздоравливай, князь, попозже поговорим, – закончил я миролюбиво, а затем неожиданно подмигнул опешившей от всего происходящего Параскеве. Выйдя из покоев, я распорядился, обращаясь к ключнику бывшего полоцкого князя: – Мой тебе наказ! Сегодня на пир приведёшь Параскеву Брячиславну! – Где, кстати говоря, полоцкий епископ, почему его в городе нет? Нам есть о чём с ним поговорить, – спросил я у боярина Пантелея Романовича, без долгих раздумий назначенного мной наместником Полоцка. Дело в том, что он являлся старинным другом и бизнес-партнёром сразу нескольких смоленских бояр и купцов, имеющих паи в наших совместных предприятиях. – Он вроде как обретается на левом берегу Полоты, в Спасо-Евфросиньевском женском монастыре, – ответил наместник. От такой новости я от души рассмеялся, задыхаясь от избытка чувств, и сказал: – Сразу видно, что местный епископ – наш человек! У монахинь под юбки спрятался! Чувствую, с таким смельчаком мы быстро сговоримся о совместном нашем житии-бытии. – Государь, тут ты не совсем прав, – решил внести ясность Пантелей Романович. – Там находится усыпальница и загородная резиденция полоцких епископов, поэтому… – Хрен редьки не слаще! – я подвёл итог всем этим оправданиям. – В любом случае губа у полоцких епископов не дура – свою резиденцию в самом настоящем гареме разместили! Самому, что ли, к нему съездить? Не доводилось мне в женских монастырях еще бывать… – Владимир Изяславич, может, не стоит туда тебе ехать? – испугался моего озорного настроения наместник. – Всё ж монастырь женский, зачем полочан лишний раз злить? – Ладно, убедил, – подумав, согласился я, – но людей за епископом побыстрее пошли. Срочно надо князя Брячислава к присяге привести. – А если не захочет ехать? – уточнил Пантелей Романович. – Плевать! Свяжите, оглушите, делайте, что угодно, но привезите его ко мне. – Будет исполнено! Параскеву ввели в гридницу. Во главе большого дружинного стола сидел молодой смоленский князь, который с лёгкостью разбил войско её отца и захватил их стольный град Полоцк. Странного вида гусляры мощными голосами пели необычную песню, таких княжна ещё никогда не слышала, слова и музыка завораживали. Бывшие бояре и дружинники её батюшки, присутствующие здесь же, на пиру, слушали эту песню раскрыв рты, с потерянным и полным изумления видом. Княжна, наконец, прислушалась к словам. Черный ворон, черный ворон, Что ты вьешься надо мной? Ты добычи не дождешься, Черный ворон, я не твой. Что ты когти распускаешь Над моею головой? Иль добычу себе чаешь? Черный ворон, я не твой! Завяжу смертельну рану Подаренным мне платком, А потом с тобой я стану Говорить всё об одном. Полети в мою сторонку,