Солнце еще продолжало ярко освещать улицы города, но не пекло так сильно. Эстер огляделась вокруг. – Мы вызовем такси? – спросила она. – Нет, сейчас мы дойдем до дома, ты переоденешься во что-нибудь, что тебе не жалко запачкать краской, а потом поедем в студию. Эстер кивнула. По дороге домой Джонни рассказал Эстер о забавных моментах из своей жизни: – Вспомнил, – сказал Джонни и с улыбкой повернулся к Эстер. – Был еще случай, когда мы отдыхали в Лас-Вегасе. В прошлом году, да. На потолке у них висела люстра с длинной цепью, и я, естественно, не смог устоять. Я прыгнул на нее с третьего этажа, хотел спуститься до первого. Но зацепился джинсами за какой-то крючок или что-то подобное и повис на цепи вниз головой. Хорошо, что джинсы не порвались. Иначе я бы расшиб себе голову. Конечно, копы меня сняли и отправили в тюрьму. – В тюрьму? – не поверила Эстер. – Меня могли закрыть на несколько суток – не больше, но я внес залог и вышел. Потом суды, разбирательства… – Прекрасно, – съязвила Эстер. – Ты сама просила. У меня еще десяток историй в запасе, – усмехнулся Джонни и закинул руку на шею Эстер. – Мы почти пришли. – Вы первая, – церемонно сказал Джонни и открыл перед Эстер входную дверь. Эстер присела в реверансе, расправив подол платья рукой. Дома она приняла душ и смыла с себя налипший пот. Джонни в это время негромко, но живо и заинтересованно разговаривал по телефону: – Как все прошло? – спросил он, обращаясь к Милошу. – Вы договорились о цене? Не очень-то хорошая сделка… – Джонни озадаченно цокнул языком и принялся рисовать знак доллара в записной книжке. – В последнее время мы часто работаем в минус – нужно это прекращать. Я понимаю, ты правильно поступил, и мы не раз это обсуждали. Но настало время что-то менять, – Джонни улыбнулся. – Мы с Эстер сейчас поедем в студию, поэтому, будь добр, без сюрпризов. Да, хорошо, встретимся завтра. Я буду там. Джонни побродил по кухне, полностью погруженный в свои мысли, а затем ушел в одну из гостевых комнат за несколькими граммами кокаина, припрятанного лично для него. Когда Эстер переоделась в топ на бретелях и легкую шелковую юбку, пара вышла на парковку. – Ты ничего лучше не нашла для рисования? – насмешливо спросил Джонни, открывая перед Эстер дверь машины. – Мне не жалко этих вещей, – безразлично ответила она. Джонни пожал плечами, говоря этим жестом: «Как скажешь – тебе виднее», и сел за руль. – Только веди аккуратнее. И так недолго осталось… – со смехом начала было Эстер и тут же осеклась. Лицо Джонни перекосило, как только нервный импульс донес суть сказанного Эстер до его мозга. Он заметно помрачнел, и выразительные скулы на его лице обозначились еще четче. – Я не то хотела сказать, – начала было оправдываться Эстер, но Джонни прервал ее. – Ты не должна бояться говорить о диагнозе при мне, – сказал он. – Просто я так часто забываю о нем. Как будто у нас впереди целая жизнь. – У нас впереди целая жизнь, только длиною в год, – сказала Эстер. – Нет. Не сегодня, – решительно заявила девушка. – Сегодня мы будем рисовать. «Искусство нам дано, чтобы не умереть от правды». Ницше, – процитировала она. Джонни завел машину и выехал из гаража. Глава 6 Студия, о которой говорил Джонни, оказалась расположена довольно далеко, в лесу, в западной части Лос-Анджелеса, и напоминала скорее складское помещение. Большие окна закрывали плотные жалюзи, поэтому рассмотреть, что происходило внутри, было невозможно. Джонни припарковался на газоне и, порывшись в карманах джинсов, вытащил маленький ключик. – Здесь тихо, – восхищенно сказала Эстер. – Как тебе удалось найти такой приватный участок в Лос-Анджелесе? – Это не мой, – ответил Джонни, поворачивая ключ в замочной скважине. – Знакомый дал во временное пользование. Здесь должен был быть дом, но его владелец еще до стройки переехал в Нью-Йорк из-за работы, поэтому стройку заморозили на неопределенное время. – Хорошие у тебя знакомые, – одобрительно улыбнулась Эстер. – Творческие люди, – невесело рассмеялся Джонни. Внутри мастерской оказалось просторно. Несколько тусклых ламп в темных плафонах зажглись, но света их было достаточно, лишь чтобы сложить примерное представление об обстановке. Пространство разделяли большие стеллажи, набитые винами сверху донизу, за ними, как на театральной сцене, висели темно-фиолетовые бархатные ткани, скрывающие за собой внутренней мир художника. Первая «комната» больше напоминала гостиную. Здесь была зона отдыха и даже некоторое подобие кухни. На низком квадратном столе, стоящем перед диваном, осталась немытая посуда. Большие черные пластиковые контейнеры с неизвестным содержимым громоздились вдоль стен и были хорошо перемотаны изолентой. – Пойдем, я покажу тебе студию, – сказал Джонни, поправляя выбившуюся прядь. Джонни отодвинул бархатную ткань и пропустил Эстер вперед. Белое пространство со множеством стеллажей с полотнами разных размеров, мольбертов с недописанными картинами, несколько комодов, столы с кистями, банками, растворителями озарили множество лампочек. Из темноты выступили всевозможные скульптуры, занимательные мелочи и книги… Книги, книги, книги во все правое крыло мастерской. Эстер восторженно огляделась вокруг. – Так много книг! Еще и пластинки! У тебя есть проигрыватель? – не сдерживая волнения, спросила Эстер и подбежала к полкам, чтобы рассмотреть их содержимое. – Да, есть. Современный проигрыватель и даже патефон. Если хочешь, можем что-нибудь послушать. Здесь хорошая аудиосистема. Легче концентрироваться, когда рисуешь. – Превосходно! – Сыро, надо разжечь камин, – задумчиво протянул Джонни. – Фрэнк Синатра, Перри Комо, Дин Мартин, – возбужденно проговаривала Эстер, перебирая пальцами сложенные в стопки старые пластинки. В левой части помещения Джонни оборудовал спальню на случай, если творческий процесс затянется до утра. Низкая кровать кинг сайз была не заправлена и демонстрировала гостье свое нежное шелковое белье. Джонни закинул дрова в камин и обильно полил их розжигом. Огонь занялся сразу, дрова затрещали, задымились. По студии разнесся запах еловых шишек. – Вина? – спросил Джонни. Он наполнил два бокала и один из них протянул Эстер. Она к тому моменту уже успела изучить музыкальный репертуар Джонни и перешла к книгам. – Ты все это прочитал? – Некоторые, – смущенно ответил Джонни. – У меня не так много времени, чтобы читать книги. Здесь собраны только те, которые я хотел бы прочитать в течение жизни. Одна из любимых – «Божественная комедия». – Да здесь классика всего мира! «Божественная комедия» Данте? – недоверчиво спросила Эстер, сощурив глаза. – «Любовь – призыв души, как сладкий звук, откликнулась в душе моей любовью, которая не убоялась мук, не умерла, хоть истекала кровью…»[2] – процитировал Джонни заученный отрывок и тем самым дал утвердительный ответ. Эстер не верила своим ушам. Двадцать первый век. Человек, цитирующий Данте. – Не может быть, – сказала Эстер, все еще не оправившись от приятного удивления. – Действительно, не может, – засмеялся Джонни. – На самом деле так совпало. Я перечитывал комедию после твоего отъезда из Лос-Анджелеса и выучил именно этот отрывок к твоему возвращению. Я предполагал, что ты вернешься, и хотел тебя удивить. Ты выбрала какую-нибудь пластинку? – простодушно спросил Джонни и подошел к стеллажу. – Если честно, нет, – смущенно пробормотала Эстер. Ей стало неловко оттого, что она плохо разбиралась в музыке, а некоторые имена исполнителей вообще видела впервые. Джонни протяжно замычал себе под нос, изображая муки выбора, а потом закрыл глаза и наугад вытащил узкую коробку из стопки с современными пластинками. – Звук будет чище, – сказал Джонни и вставил пластинку в проигрыватель. Заиграла I Think She Likes Me в исполнении Treat Her Right. Джонни, пританцовывая, подошел к Эстер и, гипнотизируя ее своим чарующим взглядом, начал напевать слова из песни. Его мимика, тело, губы гармонично и естественно двигались в такт музыке, будто для него подобные выступления были не в новинку. Оказалось, что у Джонни еще и приятный голос. Эстер зажмурилась, как изнеженная на солнце кошка. Она трепетала от восхитительной истории, которая происходила с ней наяву. Джонни потянул Эстер танцевать. Она не могла сдерживать смех, когда Джонни стал дурачиться и выкидывать угловатые па. Огонь, весело разгорающийся в камине, захватывал все новые и новые поленья. Он пылал вместе с Джонни, горячил Эстер, он стал их олицетворением. Песня закончилась на словах «Я думаю, что нравлюсь ей», и Джонни выпустил Эстер из объятий. Он настежь открыл окно. Свежая летняя прохлада ворвалась в студию вместе с запахами трав и звуками ночи. Цикады громко трещали, лягушки звонко поддерживали песнь похожими на кряканье звуками, а совы негромко удивлялись хоровому концерту посреди ночи и ухали, ухали. Эстер задумчиво склонила голову набок и вспомнила, как впервые встретилась с Джеком. Летним вечером у драматического театра. Эстер спускалась по мраморным белым ступеням, впечатленная постановкой нашумевшего современного режиссера. Она была воодушевлена, полна эмоций и грез. Будущее сулило девушке тысячу возможностей, а летний воздух кружил голову. Эстер только что дала себе обещание, что обязательно проживет жизнь, о которой напишут книгу. Ее биографию. Эстер виделось наяву, как она в студии на мягком диване в красивом платье дает интервью Эллен Ли Дедженерес, кокетливо улыбается и остроумно отшучивается. Тогда Эстер и не заметила, как толкнула локтем молодого мужчину по имени Джек. Он приехал в Атланту как турист, в город, в котором Эстер родилась. На спектакле Джек сидел позади девушки и хорошо запомнил ее профиль. Разговор завязался мгновенно. Джек много и хорошо говорил о политике, Эстер о литературе, а запах ночи, точно такой же, как сейчас, врезался ей в память. Эстер лихорадочно растерла себя руками, чтобы унять внутренний озноб. «Со временем вспоминается только хорошее, но это иллюзия. Стоит вернуться обратно, и снова пустота. Нет, вспоминать о прошлом нельзя», – одернула себя Эстер. Джонни стал копаться в художественных запасах. Он искал полотно размером с нескольких взрослых людей. – Расскажи мне о своем детстве, – не отрывая взгляда от камина, тихо попросила Эстер. Она села в кресло и затаила дыхание в предвкушении откровения. – Я ничего о тебе не знаю. – Это занимательная история, – сказал Джонни прерывающимся голосом. Он в это время вытаскивал из кипы наваленных холстов тот, который нашел подходящим для картины. – Я рос без отца. Он оставил нас, меня и брата Эрика, когда мне было три месяца. Мама долгое время жила на пособие, пытаясь содержать нас обоих. Большая часть ответственности, конечно, пала на Эрика. Он на семь лет старше меня. – А сколько тебе сейчас? – прервала его Эстер. – Мне тридцать, – сказал Джонни. Аккуратно лавируя между предметами, он подбирался к камину с холстом в руках. – Мы рано начали работать. Денег в семье практически никогда не было. Я дал себе слово, что смогу выбиться в люди и помочь брату и матери. Можно сказать, слово я сдержал.