Джонни без тени грусти на лице расчистил пространство для холста и уложил его на пол, а сам присел на корточки рядом с Эстер. Блики огня на его лице заиграли разными оттенками, начиная от темно-бордового и заканчивая лилово-красным. Джонни наклонил голову к коленям Эстер и поцеловал их. – А родственники? Они вам не помогали? – с грустью в голосе спросила Эстер. – У нас не так много родственников. Был дядя, который регулярно нас навещал. Но это был весь вклад, который он внес в наше воспитание. В целом у нас было неплохое детство. Уличное, но веселое. В четырнадцать у меня появилась первая девушка. Завязались серьезные отношения, если ты понимаешь, о чем я, – Джонни состроил ироничную гримасу. – Из школы меня турнули за наркотики. Я много курил в то время. Но это даже неплохо, появилось время на самообразование. Джонни откинулся назад и оперся обеими руками о холст. Теперь эмоции на его лице разглядеть было невозможно. Эстер терпеливо ждала продолжения рассказа, и Джонни продолжил: – То время научило меня ответственности, но и беззаботности. Потому что я запомнил навсегда: все, что бы ни произошло в нашей жизни, можно преодолеть. «Поверь – когда злых помыслов в нас нет, / Нам ничего не следует бояться. / Зло ближнему – вот где источник бед, / И только зла нам нужно всем пугаться»[3]. – Ты всю «Божественную комедию» наизусть знаешь? – с искренним удивлением спросила Эстер и придвинулась к Джонни ближе. – Нет. Я специально выучил несколько отрывков, чтобы кружить таким, как ты, головы. Впечатлительным девушкам, – Джонни рассмеялся, и смех его разнесся по студии громким эхом. – Всегда работает. Эстер игриво шлепнула его по коленке. – Шучу. Просто я всесторонне развитый человек. Давай будем думать так, – оправдался Джонни и притянул Эстер за руку к себе. Она опустилась на пол и села, откинувшись спиной на кресло. – А кем ты работал? – продолжила расспрашивать Эстер. – Кем я только не работал, – набрав в грудь побольше воздуха, Джонни принялся перечислять: – Я был и уборщиком, и продавцом, и на бензоколонке работал, и мойщиком посуды, и курьером. В общем, работал везде, где не требовалось образование. Эстер повела плечами. – У тебя нет высшего образования? – Не совсем, я не доучился. Как только у меня появились деньги, я сразу же поступил в Институт искусств в Пенсильвании. Правда, проучился всего два года. Там, конечно, у меня началась веселая жизнь с такими же людьми, как и я. Творческая компания способствует эффективности процесса обучения. Мы обменивались знаниями, идеями, курили травку днями напролет, меняли девчонок как перчатки. Удивительно, как я ничем не заразился в ту пору своей жизни, – усмехнулся Джонни, выпрямляя спину. Теперь он сел, по-турецки сложив ноги, и тоже устремил взгляд к огню. Эстер с наигранной укоризной смерила Джонни взглядом, но он не мог этого увидеть. Джонни продолжил вспоминать годы юности. – А почему не доучился? Ведь тебе нравилось, судя по рассказу, – уточнила Эстер. – Были свои трудности… – неопределенно ответил Джонни. – Денег не хватило? – Да, и это тоже, – отмахнулся он. – Знаешь, пожалуй, это было самое веселое время в моей жизни. Переход от юности к молодости. Тогда мы не заботились о будущем, жили так, как хотелось. – А сейчас ты заботишься о будущем? – недоверчиво спросила Эстер и улыбнулась. – Может быть, это так не выглядит, но да, – искренне рассмеялся Джонни. – Я по-прежнему обеспечиваю мать. Да и о себе думаю тоже. Иногда. Значительно реже, но все же. – Прости, но я не понимаю, – сконфуженно произнесла Эстер. – Почему твоя мама не устроилась на работу? Ведь когда у тебя есть дети, которых нужно обеспечивать и кормить, на все пойдешь. – В силу некоторых особенностей. Я вас как-нибудь познакомлю. Обещаю, – уклончиво ответил Джонни и сразу же переменил тему: – Ты знаешь, зачем здесь этот холст? – Наверное, мы будем рисовать огонь? – предположила Эстер, задумчиво поглядывая на белое широкое полотно. – Нет, ты не угадала, – весело отозвался Джонни. Он пригласил Эстер подняться и пойти за ним. Джонни поставил перед ней множество разноцветных баночек в несколько линий. – Посмотри, какие цвета тебе нравятся? Эстер внимательно рассмотрела каждую из представленных баночек и выбрала темные насыщенные оттенки. – Хорошо. Возьми и отложи их сюда. Я кое-что добавлю, – пробормотал Джонни и выбрал еще несколько цветов. – Так будет смотреться гармонично. Джонни собрал все баночки и понес к холсту. – Открывай каждую из них и лей, сколько посчитаешь нужным, на разные места холста, – скомандовал Джонни и принялся за дело. Эстер последовала примеру Джонни и стала размазывать краску тут и там. Свежая краска вываливалась из баночек, как густая сметана. После Эстер на холсте образовывались небрежные и неаккуратные холмики. Джонни действовал мастерски – красивые, хорошо сочетающиеся между собой цвета, даже не распределенные по холсту, выглядели лаконично. – Что это за краска? – спросила Эстер, смущенно рассматривая свои нелепые пятна. – Гуашь. – Почему не масло? Я думала, картины пишут маслом, – простодушно высказала сомнение Эстер и тут же капнула краской себе на ногу. – Масло плохо оттирается от кожи, – не отрываясь от процесса, пояснил Джонни. – Мы будем рисовать руками? – уточнила Эстер, старательно оттирая сиреневый пигмент от бедра. – Ты все вылила? – проигнорировал вопрос Джонни и проверил баночки, стоящие рядом с Эстер. В них еще осталось немного краски, и Джонни завершил работу за девушку. Эстер сделала последний глоток вина из бокала и отставила его в сторону, чтобы случайно не разбить. Джонни, закончив с холстом, приблизился к девушке и посмотрел ей в глаза. Черные демонические глаза Джонни сверкали в полумраке. Что-то таинственное, сокрытое и сильное оставалось в их глубине. То, что Эстер не могла понять, но чувствовала сердцем. Предупреждение, предзнаменование, призрачный намек. Эстер поежилась, как от дуновения холодного ветра. Джонни притянул Эстер к себе и жадно впился в ее губы. Россыпь звезд бледно горела промеж их силуэтов. Джонни чувствовал, как в хрупком теле Эстер сердце заходится стуком. Видел, как пергаментная кожа краснеет от сильного нажатия его пальцев. Он знал, что делает Эстер больно, и не старался быть нежнее. Она вся была перед ним – легкая, свежая, юная. Джонни скользнул под легкий топ – округлая мягкая грудь легла в его ладонь. Из легких Эстер вырвался невольный вздох. Она вздрагивала и подергивалась, когда Джонни ласкал ее ставшее чувствительным, как слух музыканта, тело, дышала им, словно недоставало воздуха, гладила его волосы и прижималась к нему все плотнее и плотнее. Джонни повалил девушку на холст. – Картина, – с придыханием сказала Эстер, стараясь приподняться с их общего творения, но Джонни снова уложил ее на место. – Она не готова, – чуть слышно прошептал он. Юбка Эстер прилипла к холсту, оголив нежные бедра, измазанные краской. Ее губы были искусаны и пылали. Тело больше не слушалось, оно стало покорным Джонни. Комната опрокинулась, тени на стенах выросли и танцевали над телами двоих жадно упивающихся друг другом людей, как будто те совершали древний обряд возрождения. Тая в неге, Эстер тянулась к губам Джонни, голова ее клонилась назад томным движением, когда выражение лица становилось почти страдальческим, и ноги в попытке унять изможденное жаром тело все плотнее прижимали Джонни к себе. Разливались вино и мед в сплетении трепещущих тел, затмевая стоны и сбитое дыхание. До меркнущего и снова вспыхивающего сознания откуда-то издали доносилась чарующая музыка Моцарта. И тот внезапный порыв с неизменной быстрой силой переполнил чашу, обратив магию близости в медовую росу, в озноб, в летнее цветение. Джонни растекался по венам Эстер. Еле дыша, он рухнул рядом и зарылся лицом в измазанные краской волосы. Эстер соединила разведенные колени дрожащих ног. По щекам ее потекли слезы. Это были не те молчаливые слезы, которые проливают от избытка эмоций. Это были слезы сожаления о своем прошлом, о глубоко раненом муже, о предательстве, которое Эстер никогда не сможет себе простить. Как ей может быть так хорошо, когда Джеку где-то так плохо? Эстер вскочила с пола и унеслась в ванную, чтобы смыть с себя краску и смешавшуюся с краской, видимую ей одной грязь. Она натирала себя мылом, соскребала кожу ногтями, оставляла царапины. Джонни налил себе бокал вина. Чувство полного удовлетворения не помешало ему расслабиться еще больше. Джонни порылся в ящике одного из комодов и достал из него уже заготовленный косяк. Он зажег самокрутку, сделал несколько затяжек и понес ее в ванную, чтобы передать Эстер. Вид рыдающей девушки не сильно его удивил, но определенно взволновал. Джонни устроился на бортике и участливо спросил: – Ты чего, детка? Эстер продолжала закрывать лицо ладонями. Ее мокрые волосы, измазанные краской, облепили спину и шею. Джонни заботливо собрал их и приподнял лицо Эстер за подбородок. – Что случилось? – поинтересовался он, глядя в ее покрасневшие глаза. – Во-первых, вот, затянись. – Не буду. – Надо. Джонни поднес к губам девушки косяк. Она сделала короткую затяжку и отвернула лицо в знак того, что ей достаточно. – Отлично. Теперь говори, – приказал Джонни. Эстер скривила губы, стараясь сдержать новый порыв слез, но все же ответила: – Я чувствую себя виноватой. – В чем? – удивленно вскинул брови Джонни. – Мы поступили отвратительно. – Разве? Я думал, это лучшее, что нам следовало сделать. Эстер кинула на Джонни раздраженный взгляд: «Он все понимает, но хочет перевести в шутку». – Потому что я уехала от Джека к тебе. Потому что я оставила его перед самым концом. Представляешь, что он должен чувствовать? Иногда мы даже были счастливы. А я оставила его так решительно и безжалостно. – Почему? – Чувствовала себя одиноко. Потому что хотела прожить этот год по-настоящему. Так, как хочется мне. – Значит, у тебя была причина? – сделал вывод Джонни. Эстер покачала головой: – Нет. Это эгоизм. Мой эгоизм. Я думала только о своих чувствах. Джек всегда переживал трудности тихо. Наверное, ему сложно было говорить о проблемах. Джонни докурил косяк, затушил и небрежно выкинул в мусорку. – Мне кажется, ты мазохистка. Тебе просто нравится страдать, – с легкостью парировал он. – Я знаю. Сам такой. Только сильные эмоции заставляют меня жить и двигаться вперед. Эстер выключила воду и отерла лицо полотенцем. – Нет, Джонни. Я не просто так вышла за Джека замуж. На это были веские причины.