– Сколько мужчин у тебя было одновременно? Остин, парень Эрики, с любопытством обернулся к возлюбленной. – Два, – с запинкой ответила Эрика. Она как будто вспоминала. – Да, два. – Что ты врешь? – насмешливо спросил Остин. Эрика глухо рассмеялась. – Три. Она мне говорила о трех. – Остин! – укорил Курт. – Оставьте семейные разборки на потом. – Грязная шлюха. – Остин без тени укора нежно прижал девушку к себе. – Правда или действие, Джонни? – Действие. – Поцелуй меня, – загадала Эрика. – В губы. Эстер отшатнулась от наглости. Она с негодованием посмотрела на Джонни, продолжавшего молчать. – У меня идея получше. Давай я поцелую Эстер, а она поцелует тебя. – Я тут при чем? – вспыхнула Эстер. – Нет, так не пойдет, – надула губки Эрика. Она на четвереньках подползла к Джонни и примостилась между его ног. – Это было мое желание! – заплетающимся языком выговорила она и потянулась к его лицу. – Подожди, подожди, подожди… – отвернулся от нее Джонни. – Сейчас будет мое желание. Встань с меня. Детка, – Джонни кивнул Эстер. – Ты тоже. Пойдем. Джонни нехотя поднялся с дивана и, взяв обеих девушек за руки, повел их в спальню. Вид у него был уставший. Курт вопросительно посмотрел на Остина, на что тот махнул рукой и зачерпнул кокаина картой: – Чего только у нас не было. Ставлю свой член, что Джонни не придумает ничего нового. Джонни бросил Эстер на кровать, а Эрику посадил рядом на краешке. – Раздень ее, – приказал Джонни еле сидящей блондинке. – Не нужно, – шутливо запротестовала Эстер и попятилась. – Детка, Эрика хочет впечатлений. Не будь эгоисткой. Эстер отрицательно покачала головой. Тогда Джонни приблизился к ней сам и взял за волосы. – Ты будешь делать то, что я скажу, договорились? Эстер прикусила губу. Новая игра потихоньку затягивала ее. – Хорошо, – выдохнула она. В ту ночь Джонни впервые раздвинул рамки дозволенного. Все вышло довольно невинно. Джонни занимался сексом с Эстер при третьем человеке. То ли из-за кислоты, которую Эстер съела, то ли от количества выпитого, она с готовностью согласилась на новый сексуальный эксперимент. Это была первая ступень погружения в их новую жизнь. Несомненно, экстравагантную и уж точно захватывающую. Дизайнерские проекты, о которых Джонни упоминал, больше не интересовали его – Эстер никогда не видела Джонни за работой – все свободное время он вкладывал в нее. Но, несмотря на траты, деньги у Джонни никогда не заканчивались. Милош стал частым гостем в их квартире. За месяц Эстер удалось узнать его ближе. Цыган увлекался кинематографом девяностых, преимущественно фильмами о мафиози, мастерски играл в шахматы и был пристрастен к азартным играм. Большую его слабость представляли женщины. Женщины, за которыми ему было лень ухаживать. Милош пребывал в вечном круговороте переписок и новых поисков. Иногда, теряя всякое терпение и самообладание, он картинно спрашивал у Эстер: «Что я делаю не так? Пять вариантов на вечер, и все заняты!» Позже Эстер случайно увидела Стива и Гаррета – очевидно, таких же дизайнеров, как Милош и Джонни. Джонни встретился с друзьями в одном из безлюдных баров на окраине города «по работе», и Эстер успела разглядеть их издали. Стив – на вид около сорока, коренастый мужчина в черном, и Гаррет – такой же конструкции, только выше. На нем была кепка, прикрывающая лысину. Троица скрылась на некоторое время в безлюдном закоулке. Там они провели не больше пятнадцати минут. Джонни оставил Эстер в машине, пока разбирался с «важными вопросами», а после как ни в чем не бывало закинул черный кейс на заднее сиденье. На вопросы Эстер отвечал коротко: «Детка, это не так важно, как ты думаешь». Подобных объяснений некоторое время было достаточно – Эстер сознательно не хотела вдаваться в подробности. Посещение врача для получения витаминов она игнорировала, несмотря на постоянные увещевания и надоедливые звонки из больницы. Большого смысла в том, чтобы немного замедлить заболевание, Эстер не видела. Она с замиранием сердца ждала момента, когда организм начет сбоить из-за разрушительного образа жизни, но не было и намека на дисфункцию. Мысли все так же бурно и складно рождались в ее сознании, тело безоговорочно слушалось, а физическое состояние и вовсе радовало. Эстер не чувствовала ни усталости, ни сонливости, ни апатии. Иногда ей казалось, что она родилась заново, а все эти синдромы и заболевания являются лишь плодом фантазии нерадивых врачей. Воспоминания о Джеке все реже и реже посещали Эстер. Иногда, из любопытства, она заходила на его страницы в социальных сетях. Джек даже не посчитал нужным удалить их совместные фотографии. А в целом ничего нового. Как будто его жизнь застыла на отрезке, когда они все еще были вместе. И все же с каким-то слепым клокочущим страхом, каждый раз открывая «сообщения», Эстер замирала на несколько секунд. Тело сковывал холод и безотчетная тревога: «А что, если напишет?» – думала она. Но Джек не писал и не звонил. Казалось, что он и думать забыл о существовании жены. Эстер испытывала двоякие чувства: с одной стороны, ее радовало, что Джек позволил начать ей новую жизнь и не старается тянуть назад, но с другой – то ли ее самолюбие, то ли не до конца угасшие чувства к мужу не давали ей покоя. Иногда Эстер заговаривала о Джеке с Джонни. Он внимательно выслушивал ее и на корню выкорчевывал любые сомнения и тревоги относительно прошлого. Джонни отлично справлялся с одной из главных обязанностей мужчины. Также Джонни искусно вносил хаос в их штормящую и все же кинематографичную жизнь. Иногда он пропадал с ночи до рассвета, не предупреждая Эстер, куда отправился, и это, в свою очередь, приводило к мелким ссорам и разбирательствам. Джонни утверждал, что пишет картины ночью, в это время к нему приходит вдохновение, а Эстер била посуду в знак протеста. На битье посуды обычно все и заканчивалось. Джонни гасил гнев возлюбленной страстным сексом, а затем они окунались в океан наркотических впечатлений. Кокса в доме хватало всегда, также в достатке была марихуана, но ее использовали редко. Распластавшиеся на влажных белых простынях, в захламленной, богом позабытой квартире, они слушали Моцарта и Баха с открытыми окнами, разговаривали, смеялись и бесконечно много и долго занимались любовью. Джонни нередко оставлял царапины, укусы и синяки на теле Эстер, как напоминание о своей неистовой страсти. Эстер влекла его распущенностью и одновременно какой-то детской наивностью. В ней немыслимым образом сочетались нежность и грубость, очарование молодости и непонятно откуда взявшаяся зрелая чувственность. Эстер специально выводила Джонни на эмоции, как вампирша, жаждущая крови и боли. Так, однажды на вечеринке она нарочно стала кокетничать с молодым рок-музыкантом. Адриано был высоким и загорелым итальянцем, быстро и уверенно поднимавшимся по тернистому пути к славе. Из-за легкого отношения к жизни и великолепной, просто восхитительной веры в себя Адриано приковывал внимание людей как магнит. Он сидел в бархатном кресле, закинув ногу на ногу, и с напускной серьезностью выслушивал лепет молодой модели, наклонившейся к его уху, когда впервые увидел Эстер в красном облегающем платье. Адриано лукаво улыбнулся и подмигнул девушке, а потом с необъяснимой усталостью закурил. Тусклый свет от барной стойки создавал тень на лице музыканта, отчего его точеные черты приобретали еще большую привлекательность. Огонек сигареты вспыхивал и потухал в его глазах, отражаясь в них, как в зеркале. Прошло совсем немного времени, когда Эстер решила уединиться с музыкантом в одной из свободных комнат. Около десяти минут Джонни пристально наблюдал за дверью, пока Милош наскоро расписывал ему очередную рабочую схему, а потом нетерпеливо направился к спальне. Самообладание дало трещину, сквозь которую просачивался вместе с ядовитой ревностью неуправляемый гнев. Джонни распахнул дверь с пинка и увидел, как Эстер наклонилась к комоду, чтобы снюхать очередную дорожку. Ее волосы постоянно спадали вниз, и Адриано вызвался их придержать. – Что ты тут делаешь, твою мать? – спросил он у Эстер, не скрывая раздражения. Джонни приблизился к ней вплотную и хотел оттащить ее от комода за плечо, но музыкант угадал его действия. Он на лету схватил руку Джонни и отвел в сторону. Зрачки Джонни угрожающе сузились. – Ты что вообще за хер? – зло спросил он. Игра началась. Эстер подняла лицо, запрокинула голову и потерла нос пальцами. Она ждала подходящего момента, чтобы красиво вступить. – Джонни, – безмятежно сказала она, – оставь нас в покое. Мы ничего плохого не делали. Это Адриано, познакомься. Он очень талантливый. Хочешь послушать его альбом? Я только что его оценивала. Думаю, тебе должно понравиться. Эстер была невозмутима. Она знала, что нагло манипулирует Джонни. Видела, как огонь в его глазах сжигает благоразумие. Джонни пришел в бешенство. – Знаешь что, мы с тобой, мать твою, тоже ничего плохого не делали, и ты знаешь, к чему это привело, – бросил Джонни, не пытаясь подбирать слова. На несколько секунд в комнате воцарилась тишина. Джонни и Адриано ждали реакции Эстер. Она смерила Джонни презрительным взглядом, а затем язвительно расхохоталась. – Все, вали откуда пришел, – решительно сказал Джонни и интонацией поставил на этом точку. И все могло бы закончиться мирно, если бы Адриано не был итальянцем, Джонни не был Джонни, а Эстер не была провокатором. Адриано приблизился к Джонни и прошипел: – Чувак, это ты вали. Устроил здесь разборки, нарываешься на скандал, охеревший говноед. Я говорю это в первый и последний раз. Морщинки под глазами Джонни разгладились, взгляд приобрел иронично-снисходительное выражение, а на губах расплылась хитрая полуулыбка. Он отступил немного, чтобы отчетливо видеть лицо противника, и неожиданно, тяжелым кулаком, заехал итальянцу по загорелому безукоризненному лицу. Адриано, не ожидавший выпада, отшатнулся, но быстро пришел в себя и поспешил ударить Джонни в ответ. Завязалась драка. Джонни повалил Адриано на пол. Тот вцепился Джонни в шею, тщетно стараясь его придушить. – Успокойтесь! Джонни! Хватит! – кричала рядом Эстер, стараясь оттянуть Джонни от Адриано за футболку. Но ее слабые попытки исправить ситуацию не могли увенчаться успехом. Джонни перестал оценивать обстановку вокруг, пространство комнаты сузилось для него, превратилось в маленький квадрат, в котором все ему мешало. И руки Эстер, и кровать, и какие-то посторонние предметы, которые валились на них со всех сторон. Джонни прекратил потасовку сам, как только выплеснул эмоции. Он встал, небрежно отряхнулся, а затем подал руку музыканту. Адриано, пунцовый и взъерошенный, смерил Джонни высокомерным взглядом. Он плюнул Джонни в протянутую ладонь, а затем поднялся и на нетвердых ногах вышел из комнаты, не сказав при этом ни слова. – Ты этого добивалась? – требовательно спросил Джонни, оборачиваясь к Эстер, мертвой хваткой вцепившейся в его руку. – Этого ты хочешь от меня? Эстер помотала головой, но Джонни этот жест не удовлетворил. Он оттолкнул Эстер от себя и, не думая, где находится, стал крушить все, что попадалось ему под руку. Джонни бил вазы – разноцветные стеклышки разлетались мелкими осколками по деревянному полу и западали в щели лакированного паркета; вытаскивал ящики комодов, набитые чьими-то вещами – посыпалось нижнее белье, носки, презервативы, деньги. Срывал гардины, швырялся вещами. Эстер стояла посередине комнаты с непроницаемым видом – своим молчанием она лишь распаляла решительность Джонни разнести эту комнату до основания. Он, как ополоумевший, продолжал твердить: «Ты же этого хотела?» – и лишь изредка Джонни бросал на Эстер пронзительный взгляд, будто спрашивая: «На сегодня тебе достаточно?» Неразделенное остервенение, накаленное добела, Джонни утолил сексом. Он усадил Эстер на подоконник, задрал платье и оттрахал ее, не закрывая при этом дверь спальни. Их чувства были похожи на залпы фейерверков, на иррациональную и хаотическую стихию в апогее, на испепеляющую жару в пустыне. Всего было слишком, всего через край. Каждый день избыток эмоционального напряжения понемногу истощал их внутренние ресурсы. Но Джонни и Эстер были так увлечены друг другом, что не замечали очевидного – они дошли до точки кипения, при которой необходимо умерить пыл, дать себе возможность остыть, иначе все, что обещало быть полезным, грозило превратиться в яд. Такую любовь невозможно выносить долго. При такой любви творчеству нет места в жизни творца. Нет возможности, стоя перед жерлом вулкана, когда кожу обжигает раскаленная докрасна огнедышащая бездна, создавать историю. Так же как нет места созиданию в анархии. Нередко из-за Джонни Эстер попадала в опасные передряги. Однажды в гостях у Милоша Джонни устроил Эстер скандал из-за того, что она не позволила ему уколоться героином. Джонни подавил смех при виде перекошенного от негодования лица Эстер. – Если ты сделаешь это, я разобью твою машину! Будь уверен! – орала она. – Детка, мы взрослые люди. Я могу сам принимать решения, – отшучивался Джонни.