– Я ухожу от тебя! Выпусти меня! Я соберу вещи! – Ты никуда не уйдешь! – Мне наплевать на твое мнение! – Будет так, как я захочу! – прорычал ты и с силой выдрал из моих рук вазу. Но не удержал ее и уронил на пол. Разноцветные осколки разлетелись по плитке. – Больной ублюдок! – Сумасшедшая сука! Ты прижал меня к стене и больно ударил по щеке, так, что моя голова отлетела вправо. Я зажмурилась, ожидая второй пощечины, но этого не произошло. Щека горела и пульсировала. Я испугалась, что завтра появится синяк. Сколько времени прошло, прежде чем я обнаружила себя на холодном, мокром, грязном полу ванной, я не знаю. Мелкие стекла впились мне в спину, когда ты возил меня по плитке, и теперь кожа горела так, будто ее хлестали крапивой. Ты лежал на моем животе и прислушивался к сбитому дыханию. Мы оба молчали. – Ты наврала? – тихо спросил ты, первым нарушая напряженную, вязкую тишину. Я перевела взгляд с потолка на пыльную лампу и опустила пальцы в твои мягкие волнистые волосы. Сложно вспомнить, когда я ясно осознала, что мы разрушаем друг друга. Мы элементы одного и того же порядка. Я не могла потушить огонь, не могла обуздать твой нрав, но легко воспламенялась сама и лишь усиливала эффект. – Ты правда жалеешь, что приехала ко мне? – чуть повременив, переспросил ты уже более настойчиво. Свет лампы стал резать тебе глаза, и ты зажмурился. – Нет, не жалею, – призналась я и на мгновение замолкла. – Но, Джонни, так больше продолжаться не может. Ты постоянно пьешь, нюхаешь кокаин, хотя обещал мне не делать этого. Я швыряю в тебя вещи. Мы зависимые люди. У нас одержимость. Это больная любовь. Ты облегченно улыбнулся и поцеловал мне руку, которой я гладила тебя по волосам. Эти слова были тебе необходимы. Подтверждение того, что ты мой единственный дорогой человек. Все остальное казалось тебе незначительным. И мои упреки, и наставления, и скандалы – все это глупости. Все это несерьезно. – Посмотри, во что ты превратил мою спину! – печально заметила я. – Зачем все это? Мы как будто по лезвию ножа ходим. Я поморщилась и скинула с себя твою голову. – Ты сама хотела чувствовать себя живой, – напомнил ты, помогая мне подняться с пола. – Мне казалось, что нам хорошо вместе. Я встала около зеркала и, приподнявшись на цыпочках, постаралась разглядеть, как сильно поранила спину. – Ты только посмотри! – крикнула я, чуть не плача. – Посмотри, что ты со мной сделал! Ты нерешительно дотронулся до меня дрожащими пальцами, но я отпрянула. – Извини меня, детка. Прости, – сказал ты с крайне мрачным видом. – Я вытащу все осколки, мы обработаем раны, и через неделю все заживет. – Заживет? Хорошо, заживет. Что ты будешь делать со мной потом? Избивать до полусмерти или трахать вместе с друзьями по кругу? Что дальше, Джонни? – Я продолжала кричать. – Я боюсь тебя! Очнись! Ты с озабоченным видом собрал волосы пальцами, но они тут же рассыпались по лицу. – Нам придется расстаться, если ты не возьмешь себя в руки. У меня нет другого выхода, – озадаченно сказала я. Я перешагнула через разбросанные вещи и вышла в гостиную. Солнце только забрезжило на горизонте. Значит, подошла к завершению еще одна из мучительно-сладостных бессонных ночей. Ты достал из кухонного шкафчика аптечку, пинцет, перекись и вату, а затем вернулся ко мне. – Я не смогу без тебя, – глухо признался ты, принявшись за работу. – Сможешь. – Да. Но я не хочу. – И я не хочу, – отозвалась я. – Так ты меня прощаешь? Я с напускной строгостью посмотрела на твое лицо, виноватое и озабоченное, и не смогла сопротивляться. Боль снова куда-то улетучилась, гнев оставил меня. – Только если ты мне кое-что пообещаешь. – Все что угодно, – заверил ты. – Ты больше не держишь в доме кокаин и другие наркотики, – выставила жесткое требование я. – Больше никогда не принимаешь их ни в каком виде. Это не обсуждается. Ты не думал ни секунды: – Да. Справедливо. Я согласен. Я кивнула. На душе было тяжело. Можно догадаться, как трудно тебе будет сдержать обещание. Но иначе наши отчаянные попытки все исправить вернутся в исходную точку. Что делать, когда я изо всех сил хотела в очередной раз тебе поверить? Я обманула себя. Так было легче падать. – Хорошо. Я прощаю тебя, Джонни Джозеф Кавилл. Однажды мой папа сказал: «Знаешь, что отличает любовь от нелюбви? Когда любишь человека, ему можно простить все. Когда не любишь – даже мелкая ссора может привести к расставанию». Папа был прав. Мы пытались расстаться тысячу раз. После этого случая, когда ты дал мне обещание никогда не употреблять наркотики, ты действительно какое-то время держался. Сначала ты сильно запил. Теперь каждое твое утро начиналось с двойной порции виски и громких скандалов со мной. Недели через две в твой рацион снова вошел кокаин. На ужин, уже будучи совершенно в дрянном и разбитом состоянии, ты выбирался из дома и отправлялся в самые злачные места Лос-Анджелеса. Иногда один, иногда вместе со мной. Часто твои походы сопровождались драками, скандалами и травмами. Однажды ты разбил витрину книжного магазина, когда подрался с уличной бандой. Они пристали к нам в темном переулке и потребовали денег. Мы, кажется, возвращались от Эрика. Ты был не в том настроении, чтобы легко отступить, а главное, тебе с трудом удавалось воздерживаться от драк с людьми, угрожавшими моей безопасности. Ты, не дожидаясь, когда парни сгруппируются, с размаху зарядил первому из них под дых – тот согнулся и захрипел, обнимая живот. Тогда второй, здоровяк, бросился на тебя, видимо, пытаясь подавить твою решимость своими габаритами. Ты отступил в сторону и, имея в запасе немного времени, схватил с клумбы огромный камень. Ты стал целиться им в верзилу, готового снова на тебя наброситься, но тот, заметив булыжник, стал отступать к витрине. Первый, оправившись от боли, выхватил из кармана джинсов пистолет и направил его в твою голову. Мои ноги подкосились, я похолодела и перестала чувствовать тело. Я с ужасом наблюдала за дракой со стороны, но собрав волю в кулак, закричала на всю улицу: «На помощь! На помощь!» Ты воспользовался моментом и кинул камень прямиком в него, но не попал. Камень пролетел над головой здоровяка и угодил в витрину книжного. Сработала сигнализация. Пожалуй, именно она тогда спасла жизнь мне и тебе. Парни скрылись, а мы с тобой угодили в тюремную камеру до выяснения обстоятельств. В тот раз все обошлось. Под козырьком книжного магазина стояли камеры, где было ясно видно, что зачинщиком драки выступил не ты. Но мы провели в камере целую ночь, а тебе выписали семь тысяч долларов штрафа за причинение ущерба чужому имуществу. Я была вне себя от подобного бессмысленного и неоправданного проявления храбрости: «Какого черта ты не отдал им все деньги, а начал драку? У тебя в кармане было всего двадцать долларов!» – кричала я, расхаживая по камере размером с кабинку общественного туалета. Ты снисходительно смотрел на меня, злую, потрепанную, и, вероятно, думал, как красиво выглядит противоречие прекрасного и уродливого: я в холодной и отвратительной камере полиции. – Дело не в деньгах. Я защищал тебя. То, что сначала казалось мне интересным и привлекательным, теперь стало частью обыденной жизни. И круговерть, и наркотики, и скандалы, и драки теперь не являлись для меня чем-то романтично-хулиганским. Каждый из твоих сумасбродных поступков мог обернуться для нас непоправимыми последствиями. В первое время после подобных сцен в моей крови бил адреналин, грудь сжимало щемящее чувство: вот она, жизнь во всей ее полноте. Непредсказуемость, нетипичность и нелогичность происходящего давали мне ощущение наполненности. Я видела смысл в том, чтобы истощать ресурсы, но не видела большого значения в созидании. Мы разрушали устойчивость, боролись с рутиной, творили глупости, а потом, стоя на пепелище, грустно и молчаливо склоняли головы перед вновь образовавшейся пустотой. Все сожжено и исковеркано. Этот момент – момент оглушительного отчаяния и меланхолии – длился всегда недолго. Ты быстро восстанавливался и находил новые просторы для уничтожения. Ты вел меня за собой. И так было много раз. Но что будет с нами, с разнузданными и опошлившимися, если однажды мы останемся наедине друг с другом без чрезмерностей, избытка и крайностей? На этот вопрос я не могу ответить себе честно и непредвзято, потому как я не могу произнести правды вслух. Слишком она для меня болезненна. Эстер отложила блокнот и ручку в сторону. Она устала писать. А этих историй было достаточно, чтобы понять, как выглядела их с Джонни жизнь изнутри. Все события в ее памяти были похожими одно на другое. Скандалы, страсть, разрушение, новое примирение, попытка начать новую жизнь, новые скандалы. И даже теперь, когда Эстер снова приняла бескомпромиссное решение, она не могла найти в себе покоя. Она легла на кровать и свесила ноги на пол. «Это конец. На этот раз это точно конец», – подумала она. Три дня Эстер провела в отеле. Ее глодали сомнения, тревога, страхи, одиночество, но все же она решила держаться до последнего. Она не вернется к Джонни. Может быть, она уедет к родителям, может, даже вернется к мужу, но к Джонни – никогда! Возможно, Эстер и сдержала бы данное себе обещание, если бы Джонни не появился первым. Он постучал в дверь ее номера на четвертый день. Джонни не звонил и не написал ни единого сообщения после ее побега, поэтому меньше всего она ожидала увидеть его в коридоре. Трезвого, адекватного и галантного – Джонни держал в руках охапку пионов. – Что ты тут делаешь и как ты меня нашел? – удивленно и испуганно спросила Эстер. Джонни усмехнулся и откинул волосы с лица. Он вел себя так, как будто между ними ничего не произошло. – Вообще-то ты оплатила отель моей картой, – рассмеялся он и протянул Эстер букет. – Из тебя получился бы ужасный конспиратор. Эстер растерянно взяла цветы и пробормотала тихое «спасибо». – Мне можно войти? – спросил Джонни. – Зачем? – Ты не хочешь поговорить? – Мне казалось, что нам не о чем говорить. Мы все решили. – Ты решила. Ты все придумала в своей голове и поверила в это. – О, не начинай! Я не сумасшедшая! – вскипела Эстер. – Я не говорил этого. – Но ты имеешь это в виду. У меня была веская причина, чтобы уйти от тебя. – И что же нам делать, если я не вижу этой причины, а ты видишь? Кто из нас сумасшедший? Я не отрицаю, может быть, это я. Впусти меня, мы должны это выяснить. Или я позвоню в дурку, и нас увезут вместе, – сказал Джонни, переходя на шепот. Его голос звучал соблазнительно, а лицо излучало привычные уверенность и решительность. – Проходи, – раздраженно отозвалась Эстер и отступила от двери. – Как тебе здесь жилось? – спросил Джонни, с разбега прыгая на белую незаправленную кровать. – Нормально. – Что?