Джонни, перешагивая через разбросанные вещи и морщась от боли, нашел телефон на полу под пледом и посмотрел на дисплей. Звонили из госпиталя, в который они с Джеком отвезли Эстер после случая на утесе. Джонни с чувством облегчения передал телефон Эстер. – Возьми. Вдруг это что-то важное. Эстер машинально приложила телефон к уху. – Да, – отрешенно, как будто из-под толщи воды, сказала она. – Я слушаю. Да, Эстер Эванс. Да, – пауза. – Да, – долгая пауза. Лицо Эстер с каждым сказанным «да» становилось все более задумчивым и хмурым. В конце разговора она пообещала приехать в госпиталь немедленно. – Мне нужно в больницу, – сухо сказала она, видимо, не собираясь ничего объяснять. – Я поеду с тобой. Джонни полным непонимания взглядом уставился на внезапно ожившую Эстер. – Что они сказали? – требовательно спросил Джонни. Эстер озадаченно посмотрена на Джонни и выдержала несколько секунд, наполненных волнением, прежде чем ответила на вопрос. У Джонни даже невольно напряглись скулы от тревоги, а затем сильно заныли. – Мне сказали, что результаты моих анализов могли перепутать, – сухо отозвалась девушка и прислонилась к окну горячим лбом. У Эстер от пережитой встряски подскочила температура, но она не ощущала ее. – Что значит перепутать? – не поверил своим ушам Джонни. – Тебе объяснить значение слова «перепутать»? – с раздражением выпалила Эстер. Джонни покачал головой и затих. Он постарался представить, что чувствовала Эстер, когда услышала о возможной ошибке. Испытала ли она счастье от осознания, что будущее снова откроет для нее двери, или огорчилась из-за неточности и неясности заявления? Еще около тридцати минут, пока они ехали до больницы, Эстер будет мучиться вопросом – верен диагноз или нет? Будет она жить или нет? Джонни подошел к Эстер и прижал ее к себе. Страх перетекал из ее груди в сердце Джонни невидимым потоком и распалял в Джонни щемящий трепет и все большее желание увезти ее как можно дальше от этих людей, не имеющих принципов, и даже от него самого. Теперь он несет угрозу для всего своего окружения. Джонни укрыл Эстер собой, осознавая, что ситуация может обернуться трагичным концом. Пожалуй, он мог бы спасти ее ото всех: от ночных бандитов, от людей Тони и даже от ее собственных переживаний. Но Джонни был бессилен перед судьбой. Над ее головой во второй раз, так же как и над головой Джонни теперь, повис дамоклов меч, готовый в любую минуту лишить Джонни счастья, а Эстер жизни. Джонни наскоро умылся холодной водой. Лицо его опухло и сильно горело. Правый глаз заплыл, а под левым уже наливался огромный лиловый синяк. Кровь из носа течь перестала, но он косил в левую сторону – похоже, сломали. Его тело ныло – Джонни старался игнорировать боль, чтобы отправиться в больницу вместе с Эстер. Выпускать ее одну из дома он ни за что не решился бы. Джонни по дороге в госпиталь снова набрал Милоша: – Мы едем в госпиталь, поэтому я задержусь. Я понимаю, но дело срочное, – перебил протестующего Милоша Джонни. – Эстер сказали, что диагноз мог быть неверным. Еще час – не больше. Да, спасибо. Джонни взял Эстер за руку и сжал ее своей как можно сильнее. – О чем ты думаешь? – спросил Джонни, не в силах больше выносить напряженную тишину. Он несся по людным перекресткам с большой скоростью. Некоторые пешеходы даже грозили Джонни кулаками вслед, когда он буквально пролетал мимо них в нескольких сантиметрах. – Я думаю о том, что буду говорить Джеку, когда вернусь домой, – честно ответила Эстер. Она не повернула головы к Джонни, когда произнесла эти слова вслух. Джонни нахмурился, но не повысил тона. – Ты действительно решила уйти? – осторожно поинтересовался он. – Да, Джонни. Извини. Все, что происходит в наших отношениях, больше выносить невозможно. У меня во рту сегодня побывал пистолет, Джонни. Пистолет! Во рту! Заряженный пистолет! Которым могли убить тебя, а затем меня! Джонни скривил губы и глубоко вздохнул. – Я понимаю, тебе было страшно… – Страшно? – Нет, жутко. Да, это то слово. Ситуация была ужасной, и ты была в ужасе, – поправил себя Джонни, как только поймал требовательный взгляд Эстер. – И тебя могли убить. Но все ведь разрешилось лучшим образом. Мы выплатим долг, купим билеты на Гавайи и улетим. Я буду писать картины и продавать их. Ты – просто наслаждаться жизнью и спокойствием. Все будет как ты захочешь. Я обещаю, – сказал Джонни совершенно серьезно. Эстер хмыкнула, как будто выслушивала детский несвязный лепет. – Нет, Джонни. Остановись, – умоляюще выдавила из себя Эстер. – Мы пробовали. Ты не можешь жить по-другому. Ты не можешь быть другим. Я устала от твоей вечной жажды приключений. Это даже для меня слишком. Тем более если я смогу жить дальше… – Эстер запнулась. – Если я смогу… – Ты сможешь. – Не перебивай меня, Джонни. Мне сложно говорить об этом, – попросила Эстер, игнорируя разбушевавшееся волнение. – Если я смогу жить полноценной жизнью, я хочу поступить в университет, получить образование, о котором мечтала, завести ребенка, написать сценарий к фильму. – Отлично. Мы так и сделаем, – заверил Эстер Джонни. – Родим ребенка. Я возьму кредит на твое обучение… Джонни не договорил. Эстер посмотрела на него взглядом, полным недоверия и иронии, и Джонни замолк. – Что ты сможешь дать этому ребенку? – с нарастающим негодованием спросила Эстер. – Что? Неопределенность? Страдающего алкоголизмом отца? – Эстер, как бульдозер, давила Джонни вопросами, которые звучали справедливо. – Ты не можешь усидеть на месте. У тебя биполярное расстройство, Джонни? Я не знаю. Лицо Джонни, и без того превращенное в месиво, стало еще страшнее, когда он помрачнел. Уголки губ поползли вниз, брови нахмурились, а глаза, до этого выражавшие нежность и любовь, теперь стали холодными и колкими. Эстер поежилась. – Я думаю, что смогу любить вас больше, чем кого-либо на этой земле. И это самое главное. – Это, возможно, и главное, – прошептала Эстер. – Но ты не сможешь. – Любить вас? – Да. Ты не сможешь, потому что ты непостоянный, эгоистичный и неуравновешенный. Сегодня ты думаешь так, а завтра будешь думать иначе. Сегодня ты любишь, а завтра нет. Сегодня тебе нужен ребенок, а завтра? Джонни поморщился как от горечи. Он недоуменно посмотрел на Эстер и нетерпеливо-быстро заговорил: – Я непостоянный? Я-то как раз предсказуем в своем непостоянстве. Я стабильно неуравновешенный, – повысил голос Джонни, начиная раздражаться. – Но ты… Ты хуже меня. И даже хуже флегматичного Джека. Эстер обескураженно подняла брови в попытке остановить Джонни, чтобы не довести разговор до скандала, но он проигнорировал ее взгляд и продолжил: – От меня можно ожидать самого худшего, от Джека – лучшего, но чего ожидать от тебя? Чем ты руководствуешься, принимая решения? Я никогда не знаю, что ты сделаешь в следующий момент. Бросишь все и уедешь помогать детям в Африке, повинуясь секундному порыву, или переспишь с режиссером, чтобы наладить свою будущую карьеру? Ты ничуть не лучше меня. Я поступаю искренне. Ты поступаешь, как тебе вздумается, – сказал Джонни и резко остановился у обочины. Джонни почувствовал, что перестает следить за дорогой, и решил припарковаться, чтобы спокойно договорить. – Знаешь, – сказал он спустя мгновение уже более спокойным голосом, – я не уверен, что ты можешь чувствовать по-настоящему. Мне казалось, что ты любишь меня точно так же, как я тебя. Но ты собираешься вернуться к Джеку… Эстер сочувственно посмотрела на Джонни и погладила его по волосам. – Любишь… Любишь… – передразнила его Эстер. – Ты так легко используешь это чувство в корыстных целях. Что такое любовь, по-твоему? – Любовь – это когда ты даже не задумываешься, а любовь ли это, – с уверенностью произнес Джонни. – Ты любишь и готов на все ради своей любви. – Похоже на юношеский максимализм, – улыбнулась Эстер. Джонни нервно отдернул свою руку от руки Эстер и упрямо замотал головой. – Только не превращайся в циничную суку. Не раздражай меня. – Нет, Джонни, это не цинизм. Любовь – это способность брать на себя ответственность, – постаралась растолковать ему Эстер. – Когда у нас будет ребенок, ему будет плевать на твою романтику, ему нужна будет еда, школа, а затем университет. И это все не про ту любовь, о которой ты говоришь. Иногда это даже не про любовь. Слышал о такой? Любовь, которая не про любовь? – спросила Эстер, наблюдая за лицом Джонни. – Нет такой любви. – Есть, – возразила Эстер. – Иногда мне казалось, что я не люблю Джека. Иногда я думала, что наш брак был ошибкой. – Он и был ошибкой! – Нет, Джонни. Я очень в этом сомневаюсь. Джонни посмотрел вперед: на проезжающие мимо машины, на поднимающуюся из-под колес пыль, на белые полосы, разделяющие две половины дороги. Джонни хотелось сказать многое. Хотелось спросить, когда она вдруг стала прагматичной реалисткой, лишенной романтических грез? Были ли ее чувства искренними по отношению к нему? Говорила ли она правду все это время? Или только подыгрывала, чтобы окунуться в его образ жизни, а потом, когда наиграется, снова вернуться в комфортные условия? Джонни хотел спросить многое, но решил промолчать. Промолчать, чтобы не знать правды. Чтобы оставить хоть небольшую толику сомнений. Он не станет верить в то, что Эстер, как и все другие женщины, предпочтет материальные блага, предсказуемость и пресловутый быт искренним чувствам. Нет, она особенная. Они с ней особенные. Джонни завел машину и, не сказав ни слова, двинулся к госпиталю. В больнице оказалось не так много народа, и Эстер без промедления смогла пройти к стойке регистрации. Женщина за окном, услышав имя девушки, тут же позвонила врачу. Буквально через мгновение за Эстер вышла медсестра и проводила ее в тот же кабинет, в котором она впервые услышала о диагнозе. Джонни пошел вместе с Эстер – решил, что посидит на скамейке рядом с кабинетом. Медсестра настороженно оглядела его, но Джонни заверил ее, что он в полном порядке. – Вы только не переживайте, – постаралась успокоить Эстер медсестра, которая вела растерянную девушку по лабиринтам клиники. – Доктор Браун – хороший специалист. Он случайно обнаружил путаницу в анализах. – И что там? – терпеливо, но с явным недовольством спросил Джонни. Медсестра бросила на Джонни снисходительный взгляд, но ничего не ответила. – Проходите. Он уже ждет, – сказала медсестра, как только довела Эстер до заветной двери. В кабинете Эстер ожидал обеспокоенный доктор Мейсон Браун. Как только Эстер вошла в дверь, он суетливо подскочил со стула, на котором сидел, и пожал руку девушке. Доктору Брауну была поручена ответственная миссия – объявить пациентам о ходе эксперимента и проследить за их последующей реакцией: если станет необходимо, предложить пациентам восстанавливающий курс и оказать психологическую помощь, благо в Лос-Анджелесе испытуемых оказалось не так много. Эстер была пятой и предпоследней пациенткой, с которой собирался провести беседу доктор Браун. – Садитесь сюда, да, вот так, – сказал доктор, помогая Эстер удобно расположиться в белом кожаном кресле, покрытом одноразовой голубой пеленкой. Лицо его выражало участие и озабоченность. – Эстер Эванс, верно? Эстер натянула скептическое выражение на лицо и с подозрением стала наблюдать за врачом, который сосредоточенно уставился в планшет. – Да. Эстер Эванс, – коротко подтвердила девушка. Доктор Браун облокотился о стол, находящийся в углу кабинета. Скрестив ноги и прижав планшет к груди, он еще раз украдкой посмотрел на Эстер, а потом заговорил: