– Вам, наверное, сказали по телефону о том, что ваши анализы могли перепутать? – посерьезнев, спросил доктор. – Да, сказали, – Эстер вдогонку еще раз кивнула, подтверждая известный факт. Доктор удовлетворенно кивнул: – Так вот, это может оказаться удивительным. Я сразу скажу вам о положительной стороне эксперимента – вы ничем не больны. Анализ крови, подтвердивший ваше заболевание, на самом деле принадлежал не вам. Эстер нахмурилась в недоумении, пытаясь постигнуть смысл слова «эксперимент», прозвучавшего в предложении доктора. – Не мне? – тупо переспросила Эстер, часто моргая. – Все верно, не вам, – подтвердил доктор Браун, внимательно наблюдая за состоянием пациентки. Эстер приложила руку ко лбу и растерянно посмотрела по сторонам. На странного доктора, утверждающего, что полгода своей жизни она могла прожить иначе, на его планшет, в котором сухо был указан ее диагноз, поставленный ради некоего эксперимента, на носы своих туфель. Туфли показались Эстер особенно притягательными. Она никак не могла оторвать от них взгляда. Доктор Браун продолжал терпеливо ждать, когда Эстер сможет выйти из оцепенения и продолжить диалог. – Понимаете, – продолжил доктор, стараясь разрядить обстановку, – коллегия врачей под руководством Карла Уотсона решила поставить эксперимент на ста испытуемых. Суть эксперимента состояла в том, чтобы понять, насколько счастливы будут люди, когда исполнят естественные для них желания. То есть сделают то, чего давно хотели, но боялись. Экстремальная обстановка и близость предстоящей смерти должны были принудить людей поступить иррациональным образом. Доктор прервался, потому что Эстер подняла на него разгневанный взгляд и готова была сделать нечто необдуманное здесь и сейчас. – Что вы несете? – спросила она, силясь подавить в себе дрожь. – Эксперимент? Эксперимент, вы сказали? Я полгода думала, что умру! Полгода моей жизни прошли как в бреду! Я каждый вечер представляла, что меня не станет, – Эстер сорвалась на крик, граничащий с истерикой. Доктор Браун вытащил из нагрудного кармана заготовленный заранее шприц с успокоительным и быстрыми шагами направился к Эстер. Эстер, как запуганный зверек, вдавилась в спинку кресла как можно плотнее. – Не смейте меня трогать. Я засужу вас, – дрожащим голосом сказала она. – Не переживайте. Это легкое успокоительное. Вы останетесь в сознании, но укол подавит вспышки беспокойства, – сочувственно сказал доктор Браун. – Мы можем не делать этого, но как профессионал я бы вам рекомендовал. Вы пережили большой стресс. Эстер испуганно уставилась на маленький шприц с неизвестной жидкостью и, не отдавая себе полностью отчета в том, что делает, добровольно протянула руку доктору. Нервная система Эстер была действительно истощена, ей подумалось, что от какого-то укола хуже ситуация явно не станет. Доктор Браун протер руку Эстер спиртовой салфеткой и, надавив легким движением на поршень, впрыснул все успокоительное из шприца. Потом доктор сел за компьютерный стол и какое-то время вбивал информацию в базу данных госпиталя. – Несколько минут, миссис Эванс. Скоро мы вернемся к нашей беседе, – сказал доктор, наблюдая, как на лице Эстер разглаживаются морщины беспокойства. Взгляд ее приобрел отрешенное выражение. Успокоительное стало действовать. Когда прошло достаточно времени, доктор Браун пощелкал пальцами перед лицом Эстер, чтобы проверить скорость реакции. Эстер отрешенно откликалась на звук, реакции организма не были подавлены целиком. Процесс шел, как предписывала процедура исследования. Доктор впервые за время приема улыбнулся. – Хорошо, миссис Эванс, – сказал доктор, снова взяв в руки планшет. – Вы готовы ответить мне на некоторые вопросы? Эстер кивнула. – Отлично! – доброжелательно одобрил доктор. – Скажите, что вы сделали после того, как узнали о диагнозе? Меня интересуют все подробности вашей личной жизни, – уточнил доктор. Эстер откинулась на спинку кресла и постаралась восстановить цепь событий. – Я испугалась, расстроилась, постаралась отвергнуть факт заболевания, потом смирилась, – без тени эмоции ответила Эстер. – Отлично, – сказал доктор и сделал какие-то пометки. – Хорошо, а как поменялась после этого ваша личная жизнь? Может быть, вы сказали об этом родителям или другим родственникам? Что вы сделали после того, как узнали о заболевании? Эстер старательно собирала мысли в кучу, но они, как рой, перемещались с одного места на другое, и она никак не могла зацепиться за стройную лаконичную мысль. – Я ушла от мужа, – с трудом выговорила Эстер. – Угу, – кивнул доктор. – Вы давно хотели это сделать? Еще до того, как вам стало известно о диагнозе? – Может быть, раньше, – задумчиво отозвалась Эстер. – Я вышла за него, потому что знала, что с Джеком жизнь будет стабильной и спокойной. Доктор Браун не задал следующих вопросов, так как ждал, что Эстер продолжит рассказ сама, и не ошибся. – Я ушла от Джека к Джонни. Джонни энергичный, настоящий – полная противоположность моего мужа, – Эстер задумчиво помолчала. – Мы провели прекрасное время вместе, пока я не поняла, что жить с ним невозможно. – Почему? – тут же заинтересовался доктор. – У него нестабильная психика. Он непредсказуем. Джонни живет сегодняшним днем и не думает о завтрашнем. Он опустошает людей. Отнимает все жизненные силы. – Что это значит? – Это значит, что я абсолютно опустошена. У меня едва хватает сил, чтобы отвечать вам на эти глупые вопросы, – Эстер устало посмотрела на доктора. – Жить «на грани» постоянно невозможно. Психика не может находиться в вечном напряжении. Я выгорела эмоционально. – И теперь вы хотите восстановить силы? – Конечно. – Каким образом? – Я решила вернуться к мужу, – отрешенно ответила Эстер. – Зачем? – С Джеком мы можем строить будущее. Спокойное и понятное. – А вам оно нужно? – Конечно, нужно! Черт побери! Какие у вас дурацкие вопросы! – Эстер резко встала с кушетки, и голова у нее закружилась. – Аккуратнее, миссис Эванс! Аккуратнее! – тут же подхватил ее доктор. – Вам нельзя делать резких движений. – Я не хочу с вами разговаривать! К чему это все? Вы перепутали мои анализы, я жертва какого-то эксперимента. Я даже вникать не хочу, что у вас произошло и как мне сейчас на это реагировать. Я подам на вас в суд. Это единственное, что я знаю определенно. Эстер смерила доктора ненавистным взглядом и вышла. – Поехали в отель. Мне нужно купить билеты домой, – спокойно кинула она Джонни. Перед тем как уехать к Милошу, Джонни задержался на мгновение в номере отеля, чтобы успокоить себя. – Ты не улетишь к Джеку. Я знаю, – растерянно прошептал Джонни, обнимая колени Эстер. Он заглядывал ей в глаза, чтобы угадать ответ, но Эстер была холодна. – Ты меня не знаешь, Джонни, – только и ответила она. – Тебе надо идти. Будь осторожен. Сегодня меня уже не будет в городе. Не звони мне и не пиши. Не ломай мою жизнь снова. – Мы скоро увидимся, я чувствую это, – сказал он напоследок. Что Джонни чувствовал? Он не верил ей. Не верил, что Эстер может так с ним поступить. Любовь все терпит, любовь все прощает, любовь все может понять. А если Эстер улетит, то какая же это любовь? Она рассказала ему в машине, что диагноз был ошибочным, и теперь, когда будущее стало возможным для них, она его оставляет? Она выбирает Джека. Это ли не предательство? Сейчас он уладит дела, а вечером купит ей билеты в Европу. Сегодня она улетит первым рейсом куда-нибудь подальше, но не к Джеку. Джонни отогнал от себя все эти мысли. Ему предстояли три тяжелых, почти адских дня работы. Поступила ли Эстер эгоистично, когда прошептала в трубку: – Джек… Это я. Мне нужно поговорить с тобой. Подожди, ничего не отвечай. Я ни на чем не настаиваю и ничего не прошу. Но я купила билет домой. Сегодня я прилетаю. И мне очень хотелось бы поговорить с тобой. Просто поговорить. Я не хочу врываться в твою жизнь и менять ее. Но мне есть что тебе сказать. Джек молчаливо выслушал жену и в конце лишь ответил: «Хорошо. Я тебя встречу». Очень на него похоже – он всегда говорит емко и по делу. В тот же день Эстер налегке, без вещей, улетела домой. Возвращаться в их с Джонни квартиру ей больше не хотелось. Все, с Джонни покончено. Эстер больше не волнует его будущее, ее ничего не заботит, кроме нее самой. Она не дрогнет, даже если завтра Милош позвонит ей и скажет, что у Джонни большие проблемы. Не сорвется с места и не прибежит героически его спасать. Ее больше не беспокоит насущная проблема на ночь – куда Джонни пропал, с кем он пьет и не умер ли в туалете одного из грязных баров. Со всем этим покончено. Эстер шумно выдохнула и нервно провела рукой по волосам. Осталось несколько часов полета. И с чем она прилетит к Джеку? Нервная, измученная и даже без вещей. «Хороший вышел эксперимент. Поучительный, – подумала Эстер и нервно рассмеялась. – Хотела жить и гореть. Пожила. Сгорела». Джек не заставил себя ждать. Он быстро узнал жену в толпе людей, выходящих из аэропорта. Она была прежней. Стройная. Или скорее высохшая, чем стройная. С пышной копной растрепавшихся кудрей. В черном вечернем бархатном платье и даже без чемодана. Странно, конечно, но как есть. Это Эстер – он давно привык к ее чудаковатому характеру. Когда она подбежала к машине, Джеку удалось поближе рассмотреть ее лицо, и оно его поразило. Сильнее всего – темные круги под ее потухшими глазами, заострившиеся скулы, разбитая губа. – Что с тобой случилось? Почему губа разбита? – ошарашенно спросил Джек, как только Эстер села в машину. Он старался скрыть свои эмоции, чтобы не расстраивать жену. Ведь Джек не знал, что виной всему не злополучный диагноз, а кокаин, алкоголь и постоянный нервный стресс. – Джек, не спрашивай меня ни о чем. Давай просто доедем до отеля, я приму душ, а затем мы поговорим, – устало выдохнула Эстер. – Поедем домой, если ты не против, – сухо ответил Джек. Он старался выглядеть отрешенным, чтобы не создалось глупого впечатления, что он ждал этой встречи. – Да. Поехали домой. В дороге напряженное тело Эстер постепенно расслабилось и обмякло в теплом кресле. Теперь ей не нужно быть собранной, готовой в любую минуту уклониться от пролетающей над головой бутылки виски, или дать отпор проституткам, или бежать от уличных разборок, в которые Джонни впутывался. Впервые за долгое время Эстер поняла, что находится в безопасности, что ситуация не поменяется через две минуты, что ее психическому здоровью ничего не угрожает. Можно ли назвать это избавлением? О да, освобождением от запредельного, зашкаливающего чувства, когда спазм в горле, надрыв, слезы текут, от нервов осталась последняя натянутая струна, а ты не можешь остановиться – ты как в бреду, в чаду проживаешь эту жизнь и не знаешь, как излечиться. Эстер с упоением теперь смотрела на безлюдную трассу, на проносящиеся мимо редкие магазины, на ничем не примечательные улицы с приевшимися названиями забегаловок. Спокойствие. Домашний уют. Теплота. В тот вечер ненавязчивость Джека пришлась кстати. Он действительно больше не задал Эстер ни единого вопроса. Единственное, о чем он решился спросить ее после душа: «Ты хочешь переодеться?» Джек молчаливо подал Эстер черную растянутую майку и шорты, а затем ушел на кухню, чтобы приготовить сэндвичи. Когда сэндвичи были готовы, Джек нашел Эстер в своей кровати. Она спала мертвым сном. Наутро между ними состоялся диалог длиною в жизнь. Настолько он был волнующим для Джека. Он старался предугадать каждое слово, уловить мысль и понять чувства Эстер. Руки Джека дрожали, поэтому он старался не поднимать их с колен. Жена, бросившая его из-за диагноза, узнала, что будет жить, и вернулась к нему. Почему? Как странно. Она была так решительно настроена, говорила, что несчастна, и что теперь? С Джонни она была более несчастной, чем с ним? Из двух зол выбрала меньшее? Или поняла, что действительно любит его? «Что ею движет?» – спрашивал себя Джек. Глаза влюбленных слепы, они не пытаются видеть правду, они стараются найти оправдание всему. Зацепиться за малозначительную фразу, за контекст, за неправильно понятый смысл. Влюбленному человеку обмануть себя очень просто, гораздо сложнее потом расхлебывать последствия своего вранья. Когда Эстер улетела, Джек запил и на некоторое время сошел с давно проторенного и понятного пути – бросил работу, отказался от целей, наладил связи со старыми друзьями и пустился в путешествие по стране. Таким образом Джек хотел переосмыслить все, начать новую жизнь, но главное – забыть старую. Последнего у него не вышло. Эстер со своим внезапным решением так сильно впечаталась ему в память, что сколько бы он ни старался не думать о ней, в снах она являлась к нему и будоражила в его сознании самые горькие чувства. Каждый раз в призрачном меркнущем свете, когда ее образ удалялся от него с бешеной скоростью, он хотел прокричать ей вслед: «Почему ты так поступаешь со мной? Что я сделал не так?» – но Эстер растворялась в сумраке, как ложное видение, оставляя Джека наедине со своей обидой. Если бы они смогли поговорить откровенно, возможно, Джек не стал бы зацикливаться на воспоминаниях, но Эстер безжалостно поймала его на удочку, и он, как рыба на крючке, был связан с ней, не леской, а чувством вины, обидой и отчетливым знанием, что она поступила несправедливо. Через несколько месяцев наступила фаза смирения, в которой Джек перестал задаваться вопросами и наконец-то позволил себе насладиться красотами величественной природы Америки. Его душевное равновесие восстановилось, появились силы на что-то, кроме самобичевания и слепой злобы. Джек вернулся домой и с энтузиазмом принялся за работу. Однако мысль о том, что его близкий человек скоро простится с жизнью, все же точила его. Поэтому он решился навестить Эстер и старого знакомого, которого он когда-то называл другом, чтобы отпустить эту ситуацию раз и навсегда. В конце концов, если Эстер счастлива, как Джек может препятствовать ее выбору? Тогда и раздался звонок, разрушивший все его планы и покой. Это была она – его жена. Она хотела вернуться. Джек понял это интуитивно и тут же потерял стойкость и некогда обретенное самообладание. Ему бы возразить ей, но как он может отказать Эстер в разговоре? Тогда Джек точно себя никогда не простит. Да, он согласился на встречу, не зная, что не оставил себе пути к отступлению. Чувства, насильно подавленные, возродились вновь, как только Джек увидел Эстер. Казалось, и не было этих шести месяцев разлуки. Вот она, такая, какой он ее полюбил, сидит в его машине и тихо сопит, убаюканная дальней дорогой. Если Эстер захочет остаться, он не может ей отказать.