Все знали: стол, за которым играют в кункен, – это единственное место на свете, где мама не пощадит ни детей, ни внуков. – Ничего я не напряжена! – вскинулась сестра. – Просто я твердо намерена вас сегодня обыграть. – Грозилась синица море зажечь! – откликнулся я, не отрываясь от своих карт. – Ваши претензии смехотворны, девушка! Выиграю я. – Ну, это мы еще посмотрим, – сказала мама, беря карту из колоды, – я чувствую, что сегодня успех будет сопутствовать мне. Немного подумав, мама сбросила в «базар» пиковую двойку. – Мельче ничего не было? – ехидно спросила сестра. – А ты хотела, чтобы я тебе джокера сдала? – поинтересовалась мама. Игра началась. Я с детства любил эти карточные посиделки. Кункен был нашей фамильной игрой. Играли мы с сестрой, играла мама, играла бабушка, играла давняя бабушкина подруга Ирина Яковлевна Сухотина. Теперь играл и Витька… Моя бывшая жена Лена, когда еще жила в Москве, тоже играла… Единственным человеком, который так и не пристрастился к этой замечательной карточной игре, был отец. Но он почему-то вообще ни во что не играл. – Слушай, ма, а известно, кто принес кункен в семью? – в сотый, наверное, раз спрашивал я. И мама в сотый раз морщила нос и отвечала: – Точно это не известно. Меня научила играть моя мама, твоя бабушка, когда мне было десять лет. Это был 1949 год, что ли… Я помню, мы играли втроем с Ириной Яковлевной. И мама говорила, что ее мама, то есть прабабушка Серафима Георгиевна, играла… – А прадед играл? – спросил я маму. – Не знаю, – ответила мама. – По словам моей мамы, обычно играли она, прабабушка и кто-нибудь из друзей. Особенно часто компанию им составлял… У прадеда был сотрудник, даже можно сказать ученик. Его звали Борис Ростиславович Кончак-Телешевич. – Красивая фамилия… Где-то я ее уже слышал. Или видел. – Да, он был какого-то страшно древнего княжеского рода, чуть ли не ордынского. Хотя татарского в нем ничего, по-моему, не осталось. Он, скорее, на викинга был похож. Глаза голубые-голубые… – А откуда он взялся? – О! Это была целая история… – Да? – У него была очень интересная судьба. И сложная. Он тоже родом откуда-то из Поволжья, из… Ой, господи! Памяти никакой. То ли из Самары… то ли из Саратова. Точно не помню. Он после гимназии поступил в университет, собирался изучать биологию. Или химию? Не помню… Но тут Гражданская началась, и он пошел на войну… – За белых или за красных? – За белых, за белых, конечно. Воевал, потом отступал на восток и… как рассказывала бабушка, собирался уйти вместе с чехословаками… в Европу. – И почему не ушел? – Заболел тифом. То ли Томске, то ли в Омске. Его там оставили, в больнице. А пока он болел, белые ушли, красные пришли… Так он и остался в России… Потом вернулся в Казань, хотел возобновить учебу, но это было трудно… Дворянин, в общем, социально чуждый элемент… – И что было дальше? – И вот тогда его подобрал прадедушка. – В каком смысле подобрал? На улице, что ли? – Почти… – Вы играть собираетесь? – перебила нас Катя. – Выкладываю валетов и десятки. – Ой! Что она творит! – всполошилась мама. – Это я тебе такую «дрянь» сдал? – не преминул я напомнить Кате о ее стонах и жалобах. – Ну, кое-что из колоды пришло… – неопределенно помахала рукой сестра. – Пока мы с тобой, Лешенька, разговоры разговариваем, твоя сестра сейчас закончит с одного раза, и мы запишем вдвое… «А кто и вчетверо!» – подумал я, глядя на имевшегося у меня на руках джокера. – Нет! – Катька с досады хлопнула ладонью по столу. – Одной карты не хватило. Просчиталась я малек. Не кончу! – Все! Все! – захлопотали мы с мамой. – Карте место! Раз выложила на стол, переигрывать нельзя! – Да я и не собиралась! Я вас и так обыграю! Страсти за столом немного улеглись, и мы с мамой смогли продолжить беседу. – Так, значит, прадед взял этого Кончака к себе на работу? – Ну да. Ассистентом, лаборантом или кем там? – А потом? – Что потом… Так они вместе и работали. Сначала в Казани, а потом в Москве. И тут я вспомнил, где видел замысловатую фамилию прадедова сотрудника, – в предисловии к сборнику статей… Ну да, он оказал помощь в подготовке книги. – То есть получается, этот Кончак всюду следовал за прадедом? – Да, он был очень близким сотрудником Павла Алексеевича и другом семьи. А кроме того, он был влюблен в бабушку. – В Ариадну Павловну? – Да. Бабушка в молодости была очень красивой. – Это мы знаем. Она и в старости была недурна собой. И что же? Она ответила на его чувства? – Ммм… Сложно сказать. Мне кажется, что поначалу она благосклонно принимала его ухаживания. Наверное, ей, молодой девушке, льстило внимание зрелого мужчины… – А сколько было бабушке? – А ты посчитай. Она одиннадцатого года, значит, в начале тридцатых ей было двадцать с небольшим. – А ему? – Борис был лет на двенадцать старше… – Не такой уж он был старый… – Ну, в двадцать лет тридцатилетний мужчина кажется девушке… взрослым. Я произвел в уме несложные расчеты. Получалось, что Борис Кончак был ровесником ХХ века. Он, конечно, давно уже умер. А жаль… Вот с кем было бы интересно поговорить о прадеде и всех его делах. Может, родственники какие-нибудь остались? – И чем дело кончилось? Ну, между этим Кончаком и бабушкой? – Ничем. – Разошлись? – Что-то между ними случилось, – задумчиво произнесла мама. – Твоя бабушка не любила про это рассказывать. После смерти Павла Алексеевича Борис еще какое-то время продолжал поддерживать отношения с Серафимой Георгиевной и бабушкой, а потом… Потом вдруг исчез с горизонта. – Исчез? Может, его посадили? – Не знаю! Никогда ничего про это от мамы не слышала. – А когда это произошло? – Перед войной. Как раз тогда мама… моя мама вышла за папу, а в тридцать девятом родилась я… – Ну, вот тебе и объяснение, – заметил я. – Бабушка встретила другого мужчину и вышла за него замуж. Сердце Кончака было разбито, и он перестал бывать у Заблудовских. Вполне логично. – Логично, но это все только предположения, – сказала мама. – Бабушка, повторяю, про Кончака мало рассказывала. – Хм… Или другая версия! Ариадна Павловна была без памяти влюблена в Кончака, а он ей изменил с другой. И тогда бабушка с досады вышла за дедушку и… – …И с досады родила меня, – закончила мама. – Спасибо, сыночек! – Да я ничего плохого не хотел сказать… Так, предположения, как ты говоришь…