– Да. И попросить выдать мне архив. – Ну, архив – это громко сказано. Там не так уж много бумаг. – А ты откуда знаешь? – Да перекладывала недавно. Комод старый совсем рассохся. Мы его выкинули. – Так говоришь, мало бумаг от прадеда осталось? – Мало. – Странно. – Что странно? – Ну, все-таки известный был ученый, один из первых академиков ВАСХНИЛ, а бумаг не осталось. – Ну, не знаю, – пожала плечами Катька. – Я об этом как-то не задумывалась. – Я вот раньше тоже не задумывался. А теперь задумался. Я сегодня пошарил в Яндексе. И вот что интересно: ссылок вроде бы много, но везде одно и то же – коротенькая статья из Большой советской энциклопедии. Имя, годы жизни, советский микробиолог, патофизиолог, академик, окончил, преподавал. «Теоретически обосновал действие лизатов при некоторых болезнях сельскохозяйственных животных». Все. Точка. – Ну, знаешь, мы с тобой и этого не удостоимся, – философски заметила сестра. – Много надо работать, милый друг, чтобы потомки помянули тебя хотя бы короткой статьей в энциклопедии. А, кстати, слово «лизаты» я знаю! Когда я его слышала от мамы, то всегда вспоминала Чарли. Помнишь, как он подходил и лизал нас в лицо шершавым синим языком? – Конечно, помню. А что такое лизаты на самом деле, знаешь? – Не, не знаю. – Вот и я не знаю. А как я буду статью-то писать? – Да, парень, влип ты. – Тебе смешно. – Сочувствую. – Ладно, пойду с матерью потолкую. – Пойди-пойди, она будет рада. И Катька вернулась на кухню, а я двинулся по направлению к кабинету. Когда я был маленьким, коридор в нашей квартире казался мне огромным и напоминал центральные нефы готических соборов, которые я видел в книгах из родительской библиотеки. До того, как родилась сестра, мама работала, и я часто оставался дома один. Тогда я выбирался из детской в коридор и закрывал двери всех выходивших в него комнат. Даже в солнечный день здесь становилось сумрачно. Я садился на пол, и мне казалось, что я в безопасности… Сейчас в коридоре тоже было темновато, горевшая в прихожей лампочка не добивала до дальнего конца, но я знал каждую половицу и уверенно шел вперед. Из-за двери кабинета доносилась тихая приятная музыка. Я постучал. – Да-да, – послышался мамин голос. Я открыл дверь и вошел. Компьютер был выключен, мама сидела в кресле и вязала. У нее за спиной, на тумбочке, стоял старый радиоприемник, какая-то станция передавала джаз. – Привет, ма! – Здравствуй, сыночек, – сказала мама, откладывая вязание. – Как ты? – Спасибо, хорошо, – ответил я, усаживаясь в другое кресло, стоявшее ближе к двери. – Как ты себя чувствуешь? – Тьфу-тьфу, нормально. – Я вообще-то к тебе по делу. – Слушаю тебя. – Ко мне сегодня приходил человек по имени Адель Гарипович. – Кто это? – Довольно странный молодой мальчик. – И что же ему было от тебя нужно? – Он предложил мне написать статью о прадеде. – Вот как? – Мама снова взялась за вязание. – Он говорил с тобой о Павле Алексеевиче? – Да. – А откуда он, этот… Адель Гарипович? – Понятия не имею. Он просто пришел. Гонец судьбы. – Ты напишешь? Твой прадедушка был крупным ученым… Я посмотрел в окно и увидел, как ветер раскачивает ветви огромного дуба, росшего на заднем дворе. Раньше его верхушка едва доходила до нашего подоконника, а теперь он вымахал выше шестого этажа… – Ты меня слушаешь? – спросила мама. – Да-да… Крупный ученый… – Так ты напишешь? В конце концов, нас не так часто просят написать о нем… – Если я откажусь, то ты на меня обидишься? – Вот еще! – фыркнула мама. – Чего мне обижаться? Я все понимаю, ты занят… – Дело не во времени. Главная проблема в другом – я толком не знаю, чем занимался прадед. – Вот и узнаешь, – назидательно сказала мама. – Я всегда мечтала, что ты пойдешь по его стопам, станешь ученым, продолжишь дело. – Я знаю, мама. Ты мне это уже много раз говорила… Хорошо, я попробую… Не в смысле пойти по стопам, это уже поздновато делать, а сочинить что-то связное. Но чувствую, мне придется очень постараться, чтобы не вызвать хохота научного сообщества. Нужно хотя бы в общих чертах понять, чего же такого прадед натворил. Ты говорила, что после него остались какие-то бумаги… – Архив, – важно произнесла мама. – Хотелось бы взглянуть. – Он на антресолях. – Над кухней? – Нет, над ванной. – Давай я достану. – Что ты! Куда ты полезешь в костюме? – Ну, пиджак-то я сниму… – Не надо! Там пыльно. А главное – я не помню точно, где все лежит… В каком-то из чемоданов, но надо искать. Витька вернется, достанет, а потом тебе привезет. – Ладно. Просто я сейчас на машине… – Ничего. Один-два дня ничего не решают. Завтра у Вити лекций в институте нет, вот он и займется. – Ма, а ты сама прадедовы труды не пыталась читать? – поинтересовался я. – Пыталась как-то, только не поняла ничего, – рассмеялась мама. – Ладно, ты не расстраивайся, разберемся, – улыбнулся я в ответ. – Я пойду, пожалуй. Я встал и чмокнул маму в щеку. От ее кожи исходил слабый запах духов и лекарств. – Ну, вот, ты уже уходишь, – огорчилась мама, – а я что-то хотела тебя спросить… – Что? – Вылетело из головы. – Ну, вспомнишь – позвони. Я направился было к двери, но остановился и обернулся: – Слушай, ма, а ты помнишь, как рассказывала про яды? – Какие еще яды? – удивленно вскинула брови мама.