– Ты знаешь, я раньше не понимал любви некоторых своих знакомых к сухому, – продолжил Толубеев винную тему, – все мне казалось, выпендриваются люди, интересничают… А теперь вот изменил свое мнение. – Н-да, я, честно говоря, думал, ты водки литр закажешь. – А? – словно очнулся Толубеев. – Водки? Да, водки… А знаешь, как мы с Любомирским в университете пили? На спор. Кто кого перепьет. – Нет, не знаю, – ответил я. – Мы с вами, со старшекурсниками, мало пересекались. Вы на нас свысока поглядывали, мол, салаги! – Да, салаги! – подтвердил Толубеев. – А теперь вот считай – ровесники. У нас компания была… Паша Абросимов, Денис Алексеев, Ашот Хачатурян. Помнишь их? – Абросимова помню. Здоровый такой был детина, на медведя похож… – Точно! – А из девчонок – Инна… – Какая Инна? – Ну, рыжая такая была, точнее, крашеная. Все к Любомирскому клеилась. – Нет, не помню. – И как это мы не умирали от такого количества спиртного, а? – продолжал вспоминать Игорь. – Ну, во-первых, пили понемногу, маленькими стопочками… Во-вторых, пили с чувством, с толком, с расстановкой. С паузами на длинные цветистые тосты. Стихи читали… – Стихи читали? – Ага. А в-третьих, закусывали. Потому и выжили! – Звучит довольно убедительно. Официант принес и расставил на столе закуски. Потом откупорил бутылку вина и налил немного в Игорев бокал – на пробу. – Ему вон наливайте, – кивнул головой в мою сторону Толубеев, – он больше моего понимает. Официант послушно налил вина и в мой бокал. Я пригубил. Это было приятное легкое вино с отчетливым фруктовым привкусом. Виноградные долины Южного острова слали нам свой привет. – Хорошо, спасибо, – сказал я. Официант наполнил наши бокалы, пожелал приятного аппетита и удалился. – Ну-с, – произнес Толубеев. – Выпьем, что ли? За встречу. Сколько же лет мы не виделись? – До хрена. Лет двадцать пять, наверное. С университета… – Н-да, с университета. А ты мало изменился! Я-то думал, что ты превратился в лысого жирного дядьку с одышкой и двойным подбородком… А ты ничего! – Не жалуюсь. Ты тоже неплохо сохранился, разве что волосенки малость поредели. – Это да, – признался Игорь и провел рукой по своим русым, зачесанным назад волосам. – Представляешь, ничего не могу с этим поделать! Все перепробовал – кремы, лосьоны, притирания всякие… Веришь ли, даже курс иглоукалывания прошел! – И ничего не помогает? – Ничего! Говорят, это генетическое, наследственность. – Ну, против наследственности не попрешь, конечно. А знаешь, не можешь победить движение – возглавь его! Постригись коротко, под машинку. У меня знакомый есть, который так сделал. Говорит, сразу почувствовал себя лучше. Раз – и сменил образ! – Думаешь? – взглянул на меня исподлобья Толубеев. – Я пока не готов… Может, позже. – Чем занимаешься? – поинтересовался я. – Да так, коммерция. – Игорь нарисовал рукой в воздухе какую-то непонятную фигуру. – Экспорт, импорт… – Слушай, это, по-моему, фраза из какого-то шпионского фильма. Говорили, что ты вроде в Конторе работал… – Кто говорил? В какой конторе? – округлил глаза Толубеев. – В Конторе, – повторил я с нажимом. – В Комитете государственной безопасности… На какое-то мгновение взгляд Толубеева как будто затвердел, но уже в следующую секунду он продолжал как ни в чем не бывало: – Окстись, Алексей! Я не имею никакого отношения к несуществующей спецслужбе несуществующего государства. Как заметил наш дорогой президент, распад СССР стал крупнейшей геополитической катастрофой двадцатого века… КГБ канул в Лету вместе с великой империей… – Никуда не канул твой КГБ, – пробурчал я. – На месте одной отрубленной головы выросли три новые. – Ах, Алексей, Алексей, как ты образно выражаешься! Сразу видно, что мастер художественного слова. Все статьи пишешь… Это был не вопрос, а, скорее, утверждение. Где-то внутри у меня тревожно тренькнуло… – Больше редактирую, – сухо заметил я. – Беспонтовая работа какая-то – исправлять чужие стилистические ошибки, – безапелляционно заявил Игорь. Я начал злиться. – Ну конечно, стучать на ничего не подозревающих студентов, наверное, было гораздо интереснее… Я бил наугад. – Что ты имеешь в виду? – холодно спросил Толубеев. – Ничего… «Зачем я его провоцирую? – подумал я про себя. – Какая у меня цель? Узнать, почему он был в записной книжке Любомирского и какое отношение имеет к делу Манюченко… Не факт, что он согласится что-то рассказать, но в любом случае злить его не стоит…» – Не довольно ли нам препираться, не пора ли предаться любви? – вернулся вдруг Игорь к прежнему своему ерническому тону. – Что-то эта мысль меня не очень греет, – признался я. Подошел официант и поставил передо нами тарелки с едой. – Ну-ка, ну-ка, что тут у нас? – оживился Толубеев и схватил пальцами королевскую креветку во фритюре. – И зачем же ты мне звонил? – Я, честно говоря, не знал, что звонил тебе. – Вот как? – удивился Толубеев. – А откуда у тебя этот мой номер? – Скажи мне, Игорь, какие у тебя были дела со Славой Любомирским? – решил я перехватить инициативу. При этих словах лицо Толубеева опять как-то странно передернулось, но он быстро овладел собой. – А почему ты решил, что у меня с ним были какие-то дела? – Потому что я нашел твой телефон в его записной книжке. – Ну, это неудивительно, мы с ним были знакомы, а когда-то даже дружили. Правда, в последние годы мы довольно редко встречались… – Это была не простая записная книжка, а особенная… – Интересно, что же в ней было такого особенного? – спросил Игорь и отправил в рот еще одну креветку. – Это была такая специальная книжечка, куда Слава записывал разные цифры и факты, касавшиеся одного расследования. Он всегда носил ее с собой. – Какого расследования? – Дела Манюченко. Там как раз и был записан номер, по которому я тебе позвонил… И стояли инициалы – И. Т. И когда ты взял трубку, стало понятно, что они означают. Толубеев старался казаться равнодушным, но было видно, как он напрягся. И это придало мне уверенности. – Какое отношение ты имеешь к делу Манюченко? – Почему ты все-таки решил, что я имею к этому делу какое-то отношение? – продолжал запираться Толубеев. – Потому что стрелочки там всякие вели к тебе и от тебя, и были рядом номера рейсов и счетов, названия фирм и так далее… Тут я, конечно, малость блефовал, смысл большинства Славиных записей оставался для меня загадкой, так же, как и роль в этом деле Толубеева, но я продолжал импровизировать. – Как полагают некоторые хорошо информированные люди, ты был источником Любомирского в спецслужбах… – заявил я. – Это ты слил ему информацию о том, что Манюченко убили?.. Несколько секунд Толубеев внимательно рассматривал мое лицо, словно выбирая место, куда бы врезать.