— Ну то, что они убили эту Маслову — сразу можно откинуть. Зачем? Из чего? Ее как убили? — Из пистолета, — мрачно ответил участковый. — У нас не было никакого пистолета! И у Вовы тоже! — радостно парировала Ольшанская. — И быть не могло! Он вообще у меня такой… Ну… не то чтобы совсем «ботаник»… Но он сторонится всякого рода криминалов, и никаких пистолетов у него быть не может! Значит, это не он. Вот и все. — Где он сейчас может быть? — задал вопрос в упор Гуров. — Куда может пойти в такой ситуации? — Сюда он не пришел и правильно сделал — потому что здесь очень быстро оказались вы, — начала рассуждать Марина Юрьевна. — Ехать в нашу московскую квартиру — тоже глупость несусветная. Там сейчас папа… К бабушкам? — Она вдруг хлопнула себя по губам, вздохнула и продолжила: — Впрочем, ладно, вы бабушек вычислили бы и без моей врожденной болтливости! Короче говоря, ни туда, ни сюда он не поедет — следовательно, к друзьям. Или вообще в какой-нибудь мотель на трассе — деньги у него есть, он заработал их весной, когда приезжали к нам немцы — в смысле, в их институт, он им что-то там такое сделал, ночами сидел, не спал совсем. Что касается телефона — я уверена, вы будете сейчас спрашивать, — он мне сказал, что телефон отключает, потому что хочет побыть в одиночестве на природе, и наказал, чтобы его не беспокоили. — А если бы вдруг у вас что-то случилось? — поинтересовался Суворов. — Вы имеете в виду, наверное, если бы умер кто-то из нас — в смысле, я или муж? — улыбнулась Марина Юрьевна. — Ну, мы об этом стараемся не думать, мы позитивные люди. Бабушки — а у Вовы их две — весьма бодрые и умирать в ближайшее время не собираются. Нет, мы о таких вещах не думаем! В крайнем случае приехал бы не на похороны, а постоял бы потом у могилки… Вы не очень шокированы моей слишком легкомысленной болтовней о таких серьезных вещах? — спросила она у Гурова, округлив свои большие карие глаза. — Ну если и шокированы, то это не имеет отношения к делу, — ответил полковник. — Вы продолжайте, говорите вы хорошо и, что интересно, все по делу. Во всяком случае, бесполезной болтовней это явно не назовешь. — Я польщена, — одарила Ольшанская полковника улыбкой. — Но если говорить серьезно, то искать, по всей видимости, вам его будет нелегко. Он мальчик смышленый, весьма разбирается в ваших технических тонкостях, как говорит мой муж, во всех этих биллингах-шмиллингах, так что… Задача у вас непростая. Что же касается, как вы говорите, права, — то… Нику он не похищал, как вы сами сказали. Эту вашу… как ее… Маслову не убивал, потому что у него не было пистолета. За что его привлекать? Если вы, конечно, по каким-то своим полицейским соображениям захотите посадить мальчика просто потому, что никого другого нет, ну… Придется поднимать связи, потом платить, наверное, деньги — все это очень неприятно и, судя по тому, что сейчас пишут, очень дорого. А кстати, сколько стоит «отмазать» человека от наказания? — Со мной такие вещи не проходят, — скупо улыбнулся Гуров. — Наверняка вы и не будете решать. Пускай вы и честный человек, но интересы дела… И вы подкинете улики, не так ли? — Вот сейчас, Марина Юрьевна, ваша болтливость уже не по делу! — резко оборвал ее Лев и тихо добавил: — Так вы не знаете, где живет тот самый друг, куда ваш Вова мог сбежать? Ольшанская отрицательно покачала головой. На этом содержательная часть разговора закончилась. Поводив глазами по обстановке дачи, Гуров понял, что большего добиться ему здесь вряд ли удастся, и сделал знак Суворову. После этого они распрощались с Мариной Юрьевной и прошли к машине. — А эта дама — она вообще с головой дружит? — спросил Суворов, усаживаясь на пассажирское сиденье. — Мне кажется, вполне. Просто такой стиль жизни. Современный, — ответил Гуров, садясь за руль. — И мне кажется, что она ни капельки не врет. Ни в чем. Но нам этот факт никак пока не помогает. Традиционная армянская семья Андроникян на этот раз была в полном сборе — присутствовал и глава семьи, пузатенький и несколько комично выглядящий армянин средних лет по имени Ваник Агванович. Он сразу же полез к Крячко знакомиться, тут же назвал его Стас-джан и предложил выпить за знакомство сто грамм. Крячко, пожевывая жвачку по совету Гурова, отказался, мотивируя тем, что он все же на работе, а дело совсем не сделано, скорее даже наоборот. Интересовала его только Ида, а она была наверху и, как и в первый раз, категорически не хотела спускаться вниз. В этот момент со второго этажа послышались звуки эмоционального кавказского скандала между матерью и дочерью. — У вас постоянно так? — поинтересовался Станислав у хозяина. — Обижаешь, Стас-джан! Только когда я дома. Когда меня нет — здесь тихо и спокойно. А я дома бываю редко, потому что дела — бизнес, сам понимаешь. — Понятно, — кивнул Крячко и вдруг увидел спускающуюся по лестнице Иду Андроникян. Девочка раскраснелась и выглядела страшно недовольной. — Я знаю, что вы хотите у меня узнать! — с вызовом сказала она, подойдя к полковнику. — Этого мальчика, Вову, я видела всего два раза — один раз, когда они с Никой познакомились на дне рождения у Таньки Лазаревой, а второй — когда приходили… — Ида покосилась на родителей и махнула рукой: — Ну, в общем, не важно, гуляли мы вместе здесь. Где-то неделю назад. — Почему же ты не сказала мне об этом, когда я приходил? — Потому что мать у Ники — дура! — выпалила Ида. — Да, они понравились друг другу, да, стали встречаться. Я знала, но вам не говорила, потому что у Ники мать — дура. Мать тут же подскочила к Иде и шлепнула ее тряпкой по губам. Девочка резко отвернулась и закрыла лицо. А отец разразился длинной гневной тирадой на армянском, пытаясь придать лицу грозный и безапелляционный вид. Впрочем, Станиславу эта сцена показалась несколько театральной и смешной. Он даже немного пожалел о том, что вот-вот придется покинуть эти гостеприимные кавказские пенаты. — Где могут находиться сейчас наши беглецы, Ида? — со всей возможной для себя лаской в голосе спросил Крячко. — Ты же понимаешь, что это очень важно! Искать их мы все равно будем, а чтобы глупостей не наделали, нужно, чтобы их нашли скорее. Дура там мать Вероники или нет… Ида надулась и смотрела в сторону, чтобы не видеть ни отца с матерью, ни полковника. Потом встряхнула головой и подняла глаза на Крячко: — Да не знаю я! У одноклассников наших не спрячешься, а так — не знаю. Она вроде что-то про Питер говорила… — А что она говорила про Питер? — тут же насторожился Станислав. — Что у этого Вовы какие-то завязки там есть. — Завязки? — Ну работа или что-то в этом роде. Он же компьютерщик. — То есть они должны были поехать в Питер? Вероника там собиралась ресторан открывать — я что-то припоминаю. — Не знаю! — упрямо мотнула головой Ида. — Ника что-то хотела сказать, да Вова ее одернул — он вообще следил, чтобы Вероника лишнего нигде ничего не болтала. Он никому не доверяет. «Прямо как я», — подумал Крячко. Гуров перебазировался, уже без участкового Суворова, в коттеджный поселок Бутинино. И снова, уже в третий раз за прошедшие три дня, он был вынужден переступить порог дома Крайновых. Был уже практически вечер понедельника, когда полковник зашел в коттедж, часы в просторной комнате на первом этаже громко возвестили об этом шесть раз. Конечно, формально рабочий день Гурова закончился, но фактически продолжался — опросы свидетелей и розыски Вероники никто не отменял. Крайнова звонила полковнику в течение дня несколько раз, но, будучи занят, он два раза просто не ответил, а потом сказал, что заедет вечером. Встретила она его, как всегда, нервно и, как всегда, с претензиями. — Вероника сбежала вместе с неким Владимиром Ольшанским — парнем из соседнего коттеджного поселка. Их не нашли, но думаю, что скоро найдут. Не волнуйтесь, вашей дочери ничего не угрожает, скорее всего, она сбежала с этим Вовой по собственной инициативе. — Гуров сухо и четко изложил факты прямо в лицо Наталье Николаевне. Поскольку та собиралась что-то гневно возразить, он сделал предупреждающий жест рукой и продолжил: — Но главное уже не в том, что ваша дочь пропала. Это отходит на второй план. И знаете, почему? А потому, что в том самом доме, где Вероника пряталась вместе с Вовой, прошлой ночью была убита ваша подруга Дина Маслова. Убита выстрелом в голову. И скорее всего, из того самого пистолета, который пропал у вас дома. Но точно об этом скажет наша баллистическая экспертиза, которая в настоящий момент проводится. Лицо Крайновой побелело, и она схватилась рукой за стенку. В этот момент дверь боковой комнаты открылась, и на пороге появился мужчина средних лет, высокий брюнет с волнистыми волосами, в которых пробивалась седина. — Наташа, в чем дело?.. Я говорил по телефону, а тут услышал… Дину убили? Из моего пистолета? Как такое может быть, Наталья?! Наталья Николаевна не знала, что ответить, и полковник повернулся к хозяину дома: — Полковник МВД Гуров Лев Иванович. А вы, я так понимаю… — Крайнов Эдуард Васильевич, муж Натальи и отец Вероники. Я в курсе событий — просто только сегодня приехал с важного мероприятия в Подмосковье. Но я краем уха слышал, что с Никой вроде бы все в порядке. — Точно мы не знаем, — предостерегающе поднял вверх палец Гуров. — Мне кажется, нам нужно побеседовать вдвоем, — многозначительно проговорил Крайнов. — Нет-нет, я тоже буду присутствовать! — почти выкрикнула Наталья. Эдуард Васильевич одарил жену недружелюбным взглядом, но сделал приглашающий жест в комнату, где всего лишь два дня назад Гуров познакомился с уже ныне покойной Диной Масловой. — Да, это правильно, что вы выступили с такой инициативой — побеседовать со мной. Я и сам собирался это сделать, поскольку вы отсутствовали, а вы все-таки отец и… владелец пистолета, из которого предположительно убили женщину. — Я совершенно ничего не понимаю, честно говоря. — Крайнов довольно нервно уселся на диван и потер руками лицо. — Пистолет, значит, пропал в субботу? Да, Наталья? — повернулся он к жене. — Не знаю, когда он пропал! Может быть, и в пятницу! — нервно воскликнула Наталья. — Черт знает, что происходит! — сквозь зубы выругался Эдуард Васильевич. — А все из-за твоей идиотской манеры лезть в дела Ники даже тогда, когда этого не надо делать! — Эдик! — Эдик, между прочим, сто раз тебе говорил, что, если ты будешь продолжать в таком духе, она от нас сбежит! Хотя она и так сбежала бы, но благодаря тебе это произошло в самый неподходящий момент! Когда экзамены, когда пистолет пропал, когда Дину убили! Все одно к одному! Почему она сбежала — сказать тебе? Наталья ничего не отвечала, лишь вся съежилась и стала совсем маленькой и незаметной, словно хотела совсем раствориться, исчезнуть. — Это скажу я, — прервал эмоциональную речь Крайнова полковник. — Потому что ей мешали встречаться с парнем, который ей нравился. Его зовут Вова Ольшанский. Знаете что-нибудь о нем? — Нет, — раздраженно отмахнулся Крайнов. — Ну вот, вот… Я об этом и думал… — О чем вы думали? — О том, что когда-нибудь появится какой-нибудь парень, и наша благонравная мать, — указал он на готовую разреветься Наталью, — смешает его с дерьмом, после чего наша дочь смешает с дерьмом нас обоих. — Эдик, что ты говоришь?! — всхлипнула Наталья. — Я говорю, по-моему, очень ясно и понятно. Или у тебя уши заложило? Раздражение мужа, давно, видимо, сдерживаемое, сейчас открыто вырывалось наружу, и он не стеснялся в выражениях, игнорируя даже присутствие представителя закона. — Давайте семейные сцены вы продолжите после моего ухода, — примирительно предложил Гуров. — Мне же надо выяснить у вас кое-что, что касается убитой Дины Масловой. Поскольку вы здесь сейчас оба, интересно будет послушать мнение вас обоих относительно этой персоны. — Я знаком с ней исключительно поверхностно, — тут же категорично заявил Эдуард Васильевич. — Это Наташина подруга, пускай она о ней и рассказывает. — Да, Эдик не очень ее жаловал, — продолжая всхлипывать, подтвердила Наталья. — А ведь она безобидная была… Добрая душа! Хоть и надоедливая порой. — Вы давно с ней знакомы? — Лет десять, наверное. — Где познакомились? — продолжал расспросы Гуров. — Познакомились на каком-то приеме или дне рождения. У твоего друга, между прочим, — кивнула она мужу, но тот не прореагировал. — Чем она вообще занималась? — Да ничем, — махнула рукой Наталья. — Я даже не знаю, что у нее за специальность. Вроде дизайнер чего-то там… Да, еще она институт окончила. А может, и не окончила. Она вообще могла приврать. Простите… О мертвых же нельзя… — с каким-то священным ужасом пробормотала она.