– Доктор тоже так сказал. Казалось, до этого еще очень далеко. Столько ждать… Елизавете хотелось уже качать на руках малыша. Пусть это будет сын, молилась она, зная, как сильно Генрих хочет иметь наследника. Той ночью он пришел к ней в постель и обнял, что удивило Елизавету. – Нам можно?.. – Боюсь, что нет, cariad, – пробормотал он, уткнувшись в ее волосы. – Врачи говорят, лучше этого не делать. Но ничто не может помешать нам лежать рядом и утешаться этим. – Генрих поцеловал ее. – У меня для вас подарок, чтобы выразить признательность. Он отпустил жену и повернулся к ночному столику, после чего вложил ей в руки манускрипт. Он был украшен изысканными рисунками и их общим гербом. Елизавета перевернула титульную страницу и увидела, что это стихи Карла, герцога Орлеанского. – Он был французским принцем, женившимся на королеве Англии, которая трагически погибла совсем молодой, – сказал Генрих, снова обнимая Елизавету. – Позже он попал в плен при Азенкуре и писал стихи, чтобы скоротать время заключения в Лондонском Тауэре. Думаю, они вам понравятся. Мне особенно хочется, чтобы вы прочли вот это. – Король нашел нужную страницу и показал Елизавете стихотворение. – «Укрепи, любимая, твердыню моего сердца», – прочла она. Генрих показал ей другое стихотворение, в котором любовник описывал свою даму как «приятнейшее зрелище для глаз смертного». После этого она не могла больше читать, потому что из глаз у нее полились слезы. Какое благословение – любить этого человека и носить его ребенка… Ее поглотило ощущение безмерного счастья. Елизавета хорошо понимала, что содержать двух королев и мать – это тяжелое финансовое бремя для короля. Ей самой он выделил приданое после свадьбы, но оно не было таким существенным, как ему хотелось бы, сокрушенно сказал король Елизавете, сидя на подоконнике. – Ваша матушка в свое время получила много больше. Я поддерживаю ее как могу, как и вашу бабушку Йорк, но на ваших сестер остается мало средств. – Даже на приданое? – спросила Елизавета, поднимая глаза от вышивки. – Боюсь, что да. Из средств, которые я выделил вам, нужно давать им карманные деньги и покрывать их содержание. Но я позабочусь о том, чтобы вам были назначены доходные привилегии, и разрешу пользоваться некоторой собственностью Уорика, пока он не вступит в возраст. Сборы от нее должны помочь. Елизавета надеялась, что этого хватит. Королеве нужно поддерживать определенный уровень жизни, а она уже понимала, что ей трудно сводить концы с концами. Советники рекомендовали ей брать больше с арендаторов, но она не хотела провоцировать недовольство. Ее правление началось на волне любви и популярности, и она боялась потерять это. Когда Елизавета рассказала матери о сокращении своих средств, та фыркнула: – Вы принесли ему Англию, а он ограничивает вас в деньгах. Знаете, что я скажу вам, Бесси: он хочет, чтобы вы от него зависели. – Я в этом не уверена, но меня ждет столько трат, что, боюсь, мне придется одалживать у него. – Когда родится ваш сын, вы должны воспользоваться этим и потребовать лучшее содержание, – наставительно заметила мать. – Королева Англии не может жить в нищете! «Едва ли это нищета», – подумала Елизавета, глядя на украшавшие ее покои роскошные гобелены и золотую посуду. В материальном смысле она ни в чем не испытывала недостатка, но, может быть, ей следует прислушаться к словам матери. Имея на руках наследника, она и правда сможет попросить Генриха о чем угодно, и он ей не откажет. К его чести, он давал жене деньги, если она просила. – Пусть это будет подарком для вас, – говорил Генрих. Но скоро средства заканчивались, и, так как Елизавете не хотелось снова обращаться за помощью к королю, она занимала небольшие суммы у своих дам, у сестер (хотя те были бедны, как честный адвокат), даже у слуг и опасалась, что не будет в состоянии расплатиться с долгами, которые все росли и росли. Елизавета старалась удерживаться от расточительности, завела при своем дворе экономию, никогда не тратила много на личные нужды. Самыми дорогими вещами из приобретенных ею, помимо нарядов, которые полагалось носить королеве, были два клавикорда и мишень для стрельбы из лука в форме попугая. Однако Елизавета любила помогать другим людям, и ее огорчало, что Генрих выделял ей совсем мало средств на благотворительность, которой от нее ждали, а потому ей приходилось идти на жертвы, чтобы раздавать деньги беднякам, делать подарки церквам и монастырям. С виду она как будто жила в роскоши, но на самом деле королева Англии жонглировала своими финансами, как любая фермерша. Елизавета ожидала, что будет коронована сразу после свадьбы, и Генрих приказал закупать необходимое. Мех горностая для ее мантии уже доставили. Но затем король приостановил подготовку. – Cariad, церемония долгая и трудная. Я не хочу, чтобы вы испытывали тяготы в вашем положении, – сказал он. – Давайте подождем рождения ребенка. Отсрочка стала разочарованием для Елизаветы, однако она увидела в этом очередное свидетельство заботы Генриха и согласилась повременить. О ее беременности объявили во время Великого поста. Двор охватило радостное возбуждение, ведь быстрое появление на свет наследника обеспечит стабильность и продолжение династии Тюдоров. Люди принялись поздравлять Елизавету и желать ей благополучного разрешения от бремени. Однако известие обрадовало не всех. Брак Елизаветы должен был положить конец раздорам, но его оказалось недостаточно, чтобы подавить измену. Некоторые убежденные йоркисты так и не приняли Генриха в качестве короля и не скрывали этого. – Я должен отправиться на север, в Линкольншир и Йоркшир, – сказал однажды вечером Генрих, присоединившись к Елизавете за ужином. – Пусть мои подданные в этих краях увидят меня, кроме того, необходимо пресечь деятельность изменников. Елизавета не удивилась. Ричард пользовался популярностью у северян. – Мне ехать с вами? – спросила она. – Нет, cariad. В вашем состоянии вам лучше не совершать долгих путешествий. Пока я в отъезде, вы останетесь во дворце Плацентия в Гринвиче со своими дамами, матушкой и сестрами. Мне предстоит посещать места, где могут возникнуть беспорядки, а я не хочу подвергать вас даже малейшему риску. Генрих уехал перед Пасхой. Он планировал отсутствовать три месяца, воспользовавшись возможностью посетить разные части своего королевства по пути на север и обратно. Елизавета с детства любила дворец Плацентия. Это было весьма приятное место, хотя там на каждом шагу встречались напоминания о самозваной королеве Маргарите. На терракотовых плитках пола виднелась ее монограмма, на окнах и в крытой галерее, окружавшей заросший травой двор, красовались ее эмблемы. Елизавете казалось неестественным, что она полюбила место, которое привела в порядок и украсила женщина, пытавшаяся уничтожить ее род. Сидеть в саду в беседке для дам было холодно, а ездить верхом Генрих ей запретил, однако она каждый день гуляла с матерью и сестрами по огромному парку, дыша свежим воздухом. – Ходьба пойдет вам на пользу, – говорила мать, едва поспевая за дочерью. – Но идите помедленнее, Бесси, это же не скачки. Анна, Екатерина и Бриджит бежали впереди, наслаждаясь обретенной в Плацентии свободой. Генрих писал регулярно. У него все в порядке, он остался целым и невредимым после подавления йоркистских бунтов. Елизавета с болью в сердце сознавала, что те, кто верен ее дому, являются врагами Генриха, в душе у нее вновь обострился становившийся уже привычным внутренний конфликт, но больше всего ее беспокоила судьба мужа, и она горячо молилась, чтобы он благополучно вернулся к ней. На сердце у Елизаветы потеплело, когда она услышала, что Генриха хорошо приняли в Йорке, хотя отцы города раньше поддерживали Ричарда. В Плацентии Елизавета занялась благотворительностью: взяла под свое крыло осиротевших детей и организовала для них приют в одном из поместий, доставшихся ей в приданое. Она выкупала из тюрем должников, раздавала деньги нуждающимся, платила за похороны пиратов, казненных через повешение в доке на Темзе близ Уаппинга, пожертвовала немалую сумму делопроизводителю королевского завода в Ричмонде, у которого сгорел дом. Просители скоро узнали, что можно приходить к ней со своими бедами. Среди прочих явился обнищавший сын одного сумасшедшего, у которого не было денег даже на еду и приличную одежду. А потом перед Елизаветой предстала маленькая девочка, Анна Лавдей, которую привела мать. – Она хочет быть монахиней, ваша милость, – сказала женщина, – но я не могу снабдить ее приданым. Елизавета взглянула на девочку, которая будто излучала духовную красоту: – У тебя есть истинное призвание? – Я хочу служить Господу молитвой и трудом, – с чувством ответила Анна Лавдей. Елизавета улыбнулась ее матери и сказала: – Я заплачу за нее. Женщина упала на колени: – О миледи, не знаю, как и благодарить вас! Теперь я понимаю, почему вас называют Доброй королевой. Елизавета была тронута. Глядя вслед удалявшейся счастливой паре, она расчувствовалась. Впереди их ждало расставание, мать явно через силу отрывала от себя дочь, чтобы та могла следовать избранному пути. Ее саму ждала похожая участь. Она никогда не забывала, что Бриджит была обещана Богу. Девочке исполнилось пять лет, и казалось, она довольна своей судьбой, но разве могла малышка ясно понимать, что лишится жизни при дворе, семьи, свободы, никогда не познает любви мужчины, радости материнства. Слава Всевышнему, Бриджит не вступит в монастырь еще несколько лет. Может, когда придет время, она посмотрит на свое будущее иначе, и мать согласится, что лучше оставить эту идею. Когда в начале июня Генрих вернулся к Елизавете в Плацентию, у нее уже был высокий живот и она ослабляла шнуровку спереди на лифе платья. Лицо короля светилось радостью, пока он окидывал супругу взглядом с головы до ног. – Бесси, вы прекрасны! – воскликнул Генрих и нежно обнял ее. – Вы замечательно выглядите. – Да, милорд, – ответила она, прижимаясь к нему так крепко, будто хотела не отпускать никогда. Видеть его было так радостно. После того как Лондон официально встретил вернувшегося короля, Елизавета и Генрих переехали в замок Виндзор. – Мы останемся здесь до родов? – спросила она во время прогулки по саду, расположенному в верхнем оборонительном поясе. – Нет, cariad, – ответил король, – я хочу, чтобы мой наследник родился в Винчестере. Там находится замок Камелот, где держал двор мой предок, король Артур, это подходящее место рождения для моего сына. Молюсь, чтобы он стал вторым Артуром, который принесет Англии золотую эру. От его слов Елизавету пробрал трепет. Принц – Боже, пусть это будет принц! – родится для величия и героических свершений. В нем сольются королевские крови Йорков и Ланкастеров. Он станет живым символом мира между враждующими домами. Мать не поехала с ними в Виндзор. – Мне нужно иметь собственный дом, – сказала она Елизавете еще в Плацентии. – А при дворе для меня места нет. – Но я хочу, чтобы вы были рядом! – воскликнула Елизавета. – И вы знаете, что вам здесь рады. Мать обняла ее: – Двум королевам не уместиться при одном дворе, Бесси. Если бы ваш брат успел повзрослеть, я уехала бы в одно из имений, доставшихся мне в приданое после замужества, как делают вдовствующие королевы. Я взяла в аренду на сорок лет Чейнигейтс. Помните? Дом аббата в Вестминстере. Елизавета в изумлении уставилась на нее: – Но почему его? С ним связаны такие неприятные ассоциации. – Все это в прошлом. А теперь он кажется мне мирной гаванью. Вы отлично себя чувствуете в роли королевы, а там хватит места для ваших сестер. Так что я прекрасно устроюсь у аббата Истни. Он проявил сговорчивость, у него останется половина дома, а я займу другую. Ну что вы так расстроились? Я не собираюсь закрываться от мира, а всего лишь перебираюсь в Вестминстер, и мы будем навещать друг друга. – Если вам так угодно… – Да. Мне скоро пятьдесят, и меня влечет к тихой жизни.