– А есть настоящие доказательства того, что лорд Уильям совершил измену? – Да. Перехваченных писем достаточно для того, чтобы отправить его на плаху. – О Преблагая Дева! – Елизавета прикрыла рот рукой. – Но вы ведь не… Вы не можете! Подумайте о Екатерине… и их маленьких детях. Генрих взял ее за руку: – Я не собираюсь изводить под корень весь его род. Вам следовало бы лучше знать меня, Бесси. Я не хочу, чтобы мой свояк появился перед народом на эшафоте. Но я отправлю его туда, где он не сможет больше доставлять мне хлопот. По моему приказу он арестован и препровожден в Тауэр. – Сегодня вечером? – Да. – О нет! Бедная Екатерина. Я должна пойти к ней. – Елизавета уже надевала платье поверх ночной рубашки. – Вы поможете мне зашнуроваться? – Бесси, уже поздно. Вы не можете мотаться по Лондону в такой час, – возразил Генрих. – Я – королева! Никто не посмеет задавать мне вопросы. – Она провела расческой по волосам и завернулась в накидку, потом надела ботинки. – Генрих, я должна увидеться с Екатериной. Ей нужно утешение. Не запрещайте мне, прошу вас. – Я не стану, но вы должны взять эскорт. И, Бесси, мне правда очень жаль, что ваша сестра оказалась в таком бедственном положении, но помните: вина за это лежит на ее муже. Елизавета быстро забралась в носилки, и лошади повезли ее по безмолвным улицам Сити в Ньюгейт. Двое йоменов стражи ехали рядом с нею верхом с факелами в руках. Ставни во всех домах были закрыты, караульный, который уже собирался объявить, что наступила полночь и все спокойно, сильно удивился, разглядев во тьме, кто едет мимо. На самом деле все вовсе не было спокойно и, вероятно, никогда уже не будет. Арест Куртене мог иметь далекоидущие последствия. И сколько еще человек вовлечены в очередную измену? Елизавету переполняли чувства. Тревога за Артура, постоянная усталость, которую она ощущала в последнее время, а теперь еще предательство Куртене. Это было слишком для нее. Но она не должна думать о себе. В доме лорда Уильяма на Уорик-лейн горели огни. Елизавета почти выскочила из носилок, один из стражников стукнул в дверь. Открыл взъерошенный управляющий. Вероятно, он думал, что проблемы еще не закончились. – Ее милость королева, – объявил стражник. – Я хочу увидеться с леди Уильям, – сказала Елизавета. – Очень хорошо, мадам. Она обрадуется вашему приезду. Управляющий отвел ее в холл, где за длинным столом сидела Екатерина, растрепанная и заплаканная. – Бесси! Слава Господу, вы пришли. Я схожу с ума от страха. – О моя дорогая! – Елизавета поспешила обнять сестру. – Ну, вам не о чем беспокоиться. Генрих не собирается отправлять Уильяма на смерть. Он будет держать его в Тауэре, пока идет расследование измены Саффолка. Екатерина закрыла глаза. Губы у нее тряслись. – Я думала, что никогда больше его не увижу. Они пришли без предупреждения, схватили Уильяма и увели без ночной сорочки, нижнего белья и даже теплой накидки. – Это можно исправить, – сказала Елизавета, не желая вступать в пререкания с сестрой, когда та так расстроена. – Вы уверены, что король не отправит его на плаху? Обычно так поступают с изменниками. – Нет, он заверил меня, что не сделает этого. Я вам обещаю. – Но его не лишат прав и состояния? Тогда я останусь в бедности и наши дети лишатся наследства. – Екатерина, вы забегаете вперед. Уильяма пока еще ни в чем не признали виновным. Он под подозрением в организации заговора вместе с Саффолком, и это дело будут расследовать дальше. Вы можете рассчитывать на меня, я за него вступлюсь, и за вас тоже, и за малышей. А завтра вы должны приехать ко двору и остаться со мной, чтобы я могла вас поддерживать. И если вы когда-нибудь окажетесь в нужде, я буду рядом, как всегда. Елизавета сделала все, что могла. Она уже выплачивала Екатерине пенсион, а теперь увеличила его с помощью подарков. Для своих племянников и племянницы она устроила отдельный двор, сама платила жалованье персоналу, выделяла средства на продукты и новые платья для мальчиков. Она понимала, почему Генрих посадил в тюрьму лорда Уильяма, но не могла удержаться от возмущения, которое, Елизавета сама это понимала, было совершенно иррациональным. Обрушить на нее все это, когда она так переживала за Артура, казалось жестокостью. Но что еще мог сделать Генрих? Сэр Джеймс Тирелл тоже теперь находился в Тауэре по обвинению в изменнической переписке с Саффолком. Какой глупец! Генрих не только утвердил его в должности коменданта Гина, но и даровал ему земли в Пале-де-Кале; сэр Джеймс жил там в полном комфорте целых шестнадцать лет. Почему он проявил такое безрассудство и решился на измену? Генрих рассказал ей, как Тирелл отказался выполнить приказ и явиться в Англию. Наконец королю удалось заманить его домой под гарантии неприкосновенности, и Тирелл был арестован, как только сошел с корабля. – Он отказывается говорить, – раздраженно произнес король. – Что ж, мы дадим ему время подумать, а потом окажем на него небольшое давление. «Может быть, Тиреллу известно больше, чем мы предполагаем, – подумала Елизавета, – и не все это связано с Саффолком?» Новости из Ладлоу приходили тревожные. Здоровье Артура давало поводы для беспокойства. Письмо от доктора Линакра доставили в тот момент, когда Елизавета сама неважно себя чувствовала. В последнее время она испытывала уже ставшую привычной усталость, одышку и иногда приступы головокружения. Посмотрев на свое отражение в зеркале, она расстроилась, так как выглядела очень бледной. Руки у нее всегда были холодные. Размышляя об этом, Елизавета понимала, что с момента рождения Эдмунда не чувствовала себя здоровой. Она старалась не придавать особого значения своему недомоганию на фоне проблем, обуревавших Генриха, и не советовалась с врачами, убеждая себя, что симптомы слишком неясные, чтобы поднимать шум. Но, по правде говоря, она просто боялась услышать вердикт врачей. А теперь, похоже, Артуру становилось хуже, если читать между строк. Боже милостивый, ей нужно как-то справиться с этим! – Я должна поехать к нему, – сказала Елизавета, после того как Генрих показал ей письмо Линакра. – Вы плохо себя чувствуете, Бесси. – Король выглядел встревоженным. – Путь туда долгий, а вы начинаете задыхаться от простой прогулки по саду. Отдохните пока, а там посмотрим. Артур в надежных руках. Линакр пишет, что в тех краях распространяется какая-то зараза и Артур, вероятно, подхватил ее. Я не могу рисковать, чтобы и вы тоже заболели. – Это ведь не чума? – Елизавета втянула в себя воздух. – Нет. Просто какая-то лихорадка гуляет в округе. – Значит, болезнь Артура может быть несерьезной? – Елизавета ухватилась за эту надежду. – Я молюсь об этом. Если бы существовала опасность, Линакр наверняка сказал бы нам. Елизавета неотступно молила Бога спасти ее сына. Стоя на коленях в церкви, она повторяла все известные ей молитвы, взывая к Господу, чтобы Он услышал ее. Она заплатила двум священникам, пусть от ее имени совершат паломничество и сделают приношения в дюжине святых мест, в каждом прося заступничества Девы, покровительницы матерей, которая поймет ее отчаянный страх за здоровье сына. Артур поправится, твердила она себе. А потом – слава Всевышнему! – пришла самая восхитительная новость. Артуру стало лучше. Он окреп достаточно, чтобы в Великий четверг омыть ноги пятнадцати беднякам – по одному за каждый год своей жизни. Елизавета тоже принимала участие в традиционных церемониях, проходивших при дворе: раздала деньги и отрезы ткани тридцати семи бедным женщинам, по одной за каждый год, что ей довелось провести на земле. Она мучительно переживала за своего мальчика. В Страстную пятницу она поехала в Гринвич, а в Пасхальное воскресенье – в Ричмонд и там после мессы сделала приношение на главном алтаре, ум ее при этом блуждал. Но она исполнилась благодарности. Артур поправлялся. Мир приходил в нормальное состояние. Нуждаясь в отдыхе после эмоциональной перегрузки и мучаясь от постоянной усталости, которая отравляла ей жизнь, Елизавета отправилась на несколько дней в поместье Хэмптон-Корт на Темзе погостить у верного друга и камергера Генриха лорда Добене. Дом у него был солидный, расположенный посреди обширной усадьбы, где когда-то начали обрабатывать землю и развели две тысячи овец рыцари-госпитальеры, у которых Добене взял участок в аренду. Теперь усадебный дом превратился в модный особняк, вполне подходящий для приема королевских особ. Елизавета наслаждалась щедрым гостеприимством Добене. Он был хороший человек, благоразумный, прямой и честный, его все любили. Но главное, ради чего королева приехала туда, – это мир и покой Хэмптон-Корта, хранившего в себе эхо монастырского прошлого. Для Елизаветы это место служило духовным убежищем. Кое-где тут сохранились монашеские кельи, и она попросила, чтобы ее разместили в одной из них, а не в приготовленной для нее роскошной спальне. Там и в церкви проводила она долгие часы в благоговейных раздумьях и молитвах о здоровье Артура. Очевидно, молва о пребывании королевы в Хэмптон-Корте распространилась по округе, так как местные жители стали приходить, чтобы посмотреть на нее, рассказать о своих горестях или подарить ей что-нибудь. Одна бедная женщина дала Елизавете немного миндального масла, за что та была ей искренне благодарна, так как шел Великий пост[38] и животный жир употреблять было нельзя. Другие приносили цыплят, груши, яблоки, пудинги или пироги. Елизавета следила, чтобы никто не уходил от нее без приличного вознаграждения, которое часто было больше того, что она могла себе позволить. Но щедрость окупалась сторицей, так как люди осыпали ее благословениями. Второго апреля, чувствуя себя намного лучше, Елизавета покинула Хэмптон-Корт и отправилась на барке в Гринвич. Генрих тепло встретил ее. – Надеюсь, вам стало лучше после отдыха, – сказал он, целуя жену. – Определенно. – Она успокоилась и стала бодрее. Хэмптон-Корт оказал на нее благотворное действие. – Есть новости из Ладлоу? – Нет, и я полагаю, что там все хорошо. Надеюсь, мы скоро услышим подтверждение этого. Разумеется. Хватит переживать, нужно успокоиться. Разве она ничему не научилась за время своего отдохновения? – А что нового слышно про Саффолка? – спросила Елизавета. – Только то, что он теперь называет себя герцогом, – скривившись, сообщил ей Генрих. – Это возмутительно! А Тирелл заговорил? – Нет! Но скоро заговорит. На него окажут давление. А теперь, Бесси, забудьте об этом и пойдемте обедать. – Он протянул ей руку, и она взяла ее, радуясь, что они снова вместе. Жизнь хороша. Вдруг Елизавета исполнилась чувства благодарности. Два дня спустя ее разбудила среди ночи одна из фрейлин: – Мадам, король послал за вами. – Что? – Елизавета с трудом очнулась от сна. – Сколько времени? – Четыре часа, мадам. Королева полностью пробудилась. Должно быть, дело очень срочное, раз Генрих вызывает ее в такой час. «Боже правый, только бы не Артур!» Накинув ночной халат и сунув ноги в тапочки, Елизавета взяла свечу и спустилась по потайной лестнице в спальню Генриха. Там она застала его с исповедником. Когда король встал и повернулся к ней, лицо его казалось бледным и осунувшимся в свете свечи. – О Бесси… – сказал он, протягивая к ней руки, и она увидела, что ее супруг плачет. – О Господи, помоги нам. Скажите ей, брат. Елизавета уже знала, что услышит. Она ожидала этого, сколько бы ни старалась убедить себя в обратном.