— Полагаю, — вздохнула Харриет, — она очень привязана к нему. — Быть может. Но не всякому мужчине суждено жениться на той, кто его действительно любит. Мисс Хокинс, вероятно, хотелось иметь свой дом, вот она и рассудила, что лучшего предложения едва ли дождется. — Да, — согласилась Харриет. — Не только она, а и вообще любая женщина не могла бы мечтать о лучшем. Что ж, я от всего сердца желаю им счастья. Теперь, мисс Вудхаус, я думаю, мне уж не так тяжко будет их видеть. Он все такой же неотразимый, но теперь, когда женат, это уже другое дело. Нет, мисс Вудхаус, вы и вправду больше за меня не бойтесь. Я могу просто сидеть и восхищаться им, почти не страдая. Знать, что он хорошо устроил свою судьбу, — большое утешение для меня. Миссис Элтон показалась мне очаровательной — как раз такой, какой он заслуживает. Счастливица! Он зовет ее Огастой — как чудесно! Когда Элтоны явились в Хартфилд с ответным визитом, Эмма сумела увидеть больше и рассудить лучше. Пользуясь тем, что Харриет рядом не оказалось, а викария занимал папенька, мисс Вудхаус могла обратить все свое внимание на миссис Элтон и за четверть часа беседы с ней совершенно убедилась в том, что это женщина пустая и до крайности самодовольная: мнит себя блистательной особой, выше которой никого нет в целой округе, однако держится фамильярно и манеры имеет такие, какие прививаются в дешевых пансионах. Все ее понятия почерпнуты от людей определенного положения и рода занятий, посему она если и не глупа, то, несомненно, невежественна. Общество такой супруги не окажет на мистера Элтона благотворного влияния. Харриет составила бы ему гораздо лучшую партию. Не будучи умна и изысканна сама, она ввела бы его в общество тех, кто обладает этими свойствами. Ну а мисс Хокинс, ежели судить по ее самодовольству, всех затмевала в своем кругу и лучших знакомств предложить не могла. Зять, живущий под Бристолем, был главной гордостью миссис Элтон, а сам он гордился тем, что имеет собственный дом и выезд. Едва войдя в гостиную, она принялась сравнивать Хартфилд с «Кленовой рощей» — имением этого своего «братца» мистера Саклинга. Усадьба Вудхаусов показалась ей невелика, но премило ухожена, дом построен весьма удачно и обставлен в современном вкусе. И о подъезде, и о гостиной, и обо всем прочем миссис Элтон высказалась весьма благосклонно. Ей в самом деле все очень напомнило «Кленовую рощу»! Сходство прямо-таки поразительное! Хартфилдская гостиная имеет в точности ту же форму и тот же размер, что и утренняя гостиная ее сестрицы. — Ах, не удивительно ли, до чего похоже? — обратилась миссис Элтон к супругу. — У меня почти такое чувство, будто я нахожусь в «Кленовой роще»! А лестница! Я, знаете ли, как только вошла, сейчас заметила, как эта лестница похожа на ту. Расположена точно в той же части дома. Я чуть руками не всплеснула! Ах, мисс Вудхаус, для меня это истинное наслаждение — вспомнить место, которое так дорого моему сердцу! О, сколько счастливых месяцев провела я там, в «Кленовой роще»! — негромко, но с чувством вздохнула миссис Элтон. — Поистине очаровательный уголок. Всякий, кто там ни окажется, бывает поражен его красотой, ну а мне он как родной дом. Когда вы, мисс Вудхаус, тоже покинете ваше семейное гнездо, то поймете, до чего это упоительно — видеть то, что напомнит вам о прежней жизни. Я всегда говорю, что разлука с отчим домом — одна из неприятнейших сторон замужества. Эмма дала самый краткий и небрежный ответ, какой могла дать, не нарушая приличий, но миссис Элтон вполне им удовлетворилась. Ей хотелось лишь одного — говорить самой, что она и делала. — Ах, до чего здесь все напоминает «Кленовую рощу»! Похож не только дом, но и парк, сколько я могу судить. Там тоже славно растут лавры, и посажены так же — за лужайкой. А еще я приметила большое красивое дерево и скамейку под ним — совсем как у братца с сестрицей. О, они были бы очарованы вашим имением. Людям, которые сами имеют обширные владения, всегда приятно видеть нечто в этом же роде. В истинности последнего утверждения Эмма усомнилась. Насколько знала она сама, обладатели обширных владений обыкновенно не слишком восхищались обширными владениями других помещиков, однако, не сочтя нужным разоблачать и без того чересчур очевидную ошибку, только сказала: — Уверена: когда лучше познакомитесь с нашими краями, вы поймете, что переоценивали Хартфилд. Графство Суррей богато красивейшими местами. — О да, мне это известно. Ведь не случайно говорят: «Суррей — цветник Англии». — Верно. Однако мы не потому гордимся нашим краем, что нас так называют. Цветником Англии, я полагаю, именуются и многие другие графства. — Не могу с вами согласиться, — возразила миссис Элтон с улыбкой удовлетворения. — Никогда не слышала, чтобы так говорили о каком-либо другом графстве, кроме Суррея. Эмма не успела ничего возразить, как дама продолжила: — Мои братец и сестрица обещались ближайшей весной или, самое позднее, летом приехать к нам в гости. Тогда-то мы и отправимся исследовать здешние красоты. Смею надеяться, нам многое удастся объехать. Ландо моего братца легко вмещает четверых, и мы сумеем увидеть многие достопримечательности. Не думаю, что весной или летом они приедут в двуколке. Когда приблизится время их визита, я сама посоветую им взять ландо — так будет намного удобнее. Если ваши родные приезжают в такой чудесный край, мисс Вудхаус, вы, конечно, захотите, чтобы они повидали как можно больше. А мистер Саклинг, кстати, большой любитель путешествий. Прошлым летом, вскоре после того как он приобрел ландо, мы дважды ездили в Кингс-Уэстон. Это было прекрасно! Полагаю, мисс Вудхаус, что и вы с друзьями совершаете подобные экспедиции в теплое время года? — Мы находимся в некотором отдалении от тех мест нашего графства, которые бывают частой целью таких прогулок. К тому же наше окружение составляют люди тихие, более склонные проводить время дома, нежели затевать увеселения. — Ах, ничто не дарит нам такого покоя и умиротворения, как домашний очаг. Нельзя любить свой дом больше, чем люблю его я. В «Кленовой роще» надо мною даже потешались. Селина, отправляясь в Бристоль, всякий раз говорила: «Эту девушку невозможно выманить из ворот! Вот и приходится мне ехать одной, хотя я терпеть не могу разъезжать в ландо без спутницы. Ах, Огаста, верно, никогда не выйдет за ограду парка по собственной воле!» Много раз повторяла моя сестрица эти слова. И все же я не сторонница полного уединения. Полагаю, это дурно, если человек совершенно запирается от общества. Жить в свете необходимо, хотя и меру, конечно, нужно соблюдать. Однако я, мисс Вудхаус, прекрасно понимаю ваше положение. — При этих словах миссис Элтон выразительно посмотрела на мистера Вудхауса. — Состояние здоровья вашего папеньки, верно, очень вас ограничивает. Отчего бы ему не поехать на воды? Позвольте вам посоветовать Бат. Уверяю вас, мистеру Вудхаусу это непременно поможет. — Прежде мой отец не раз там бывал, но даже в более молодые годы море не принесло ему ни малейшей пользы. Стало быть, ехать туда теперь и вовсе не имеет смысла — так говорит мистер Перри, чье имя, полагаю, вам небезызвестно. — Ах, это очень жаль, мисс Вудхаус, потому что с теми, кто восприимчив к водам, они поистине творят чудеса! В Бате я видела множество примеров. Кроме того, сам городок удивительно приятен и непременно приободрил бы мистера Вудхауса, чьи душевные силы, насколько я понимаю, порой бывают в упадке. Ну а о том, как полезна такая поездка для вас, мисс Вудхаус, я даже и говорить не стану. Всем известно, чем хорош Бат для миловидных барышень. Вы, привыкшая жить затворницей, получили бы прекрасную возможность завязать знакомство с лучшей частью тамошнего общества. Одна строчка от меня — и у вас тотчас появятся друзья. Миссис Партридж, моя ближайшая подруга, в чьем доме я всякий раз останавливаюсь, будет рада уделить вам любое внимание. Она же, как никто другой, сумеет вывести вас в свет. Чаша терпения Эммы была полна до краев. Подумать только! Чтобы она одалживалась у миссис Элтон, пользуясь ее рекомендацией и выезжая в сопровождении ее подруги — какой-нибудь вульгарной бесцеремонной вдовушки, которая кое-как сводит концы с концами, сдавая комнаты внаем? Для мисс Вудхаус, хозяйки Хартфилда, это было бы подлинное унижение! Эмма, овладев собою, однако воздержалась от резкости и только холодно поблагодарила миссис Элтон, прибавив, что о поездке в Бат не может быть и речи и что у нее нет оснований думать, будто пребывание там принесет ей большую пользу, чем ее отцу. Дабы не позволить себе более явно выразить гнев и негодование, она поспешила переменить предмет разговора: — Я не спрашиваю вас, миссис Элтон, не играете ли вы на фортепьяно. В том, что касается музицирования, молва о даме обыкновенно опережает ее самое. В Хайбери давно говорят об вас как о непревзойденной музыкантше. — Ах нет, помилуйте! «Непревзойденная музыкантша» — этого титула я решительно не могу принять! Уверяю вас, моя игра далека от совершенства. Только самый пристрастный судья мог дать мне такую рекомендацию. Я горячо люблю музыку, страстно люблю, и все мои друзья согласны в том, что я не лишена вкуса. В остальном же я играю, право, очень посредственно. А вот вы, мисс Вудхаус, я знаю, в самом деле превосходно музицируете. Это было для меня огромной радостью, огромным утешением — узнать, в какое музыкальное общество я попала. Я совершенно не могу жить без музыки. Она для меня как воздух. Там, где я жила прежде (и в «Кленовой роще», и в Бате), меня всегда окружали прекрасные музыканты, посему это было бы тяжкой жертвой — оказаться среди людей немузыкальных. Так я и сказала мистеру Э., когда он говорил со мной о будущем моем положении. Он опасался, не затоскую ли я вдали от света, в скромном доме… Ведь он знал, к чему я привыкла, и потому, конечно же, не мог не иметь сомнений… И тогда я честно сказала ему, что жизнь в провинции мне не страшна: я легко обойдусь без званых вечеров, балов и театра. Собственное мое богатство, богатство моей души, позволяет мне не зависеть от света. Будь я бедна душой, тогда бы другое дело… Что до комнат, меньших, чем те, к которым я привыкла, то и это меня не смутит. К такого рода жертвам я готова. Разумеется, в «Кленовой роще» я жила в роскоши, но заверила мистера Э., что ни два экипажа, ни просторные комнаты не нужны мне для счастья. Однако, ежели быть вполне откровенной, то, пожалуй, едва ли смогу жить, не имея рядом с собой людей, которые бы что-нибудь смыслили в музыке. Более я ничего не требую, но без нее, без музыки, мое существование сделалось бы безрадостным. — И мистер Элтон, надо полагать, — промолвила Эмма с улыбкой, — поспешил вас уверить, что хайберийское общество сплошь состоит из музыкантов. Надеюсь, вы не осудили его слишком строго за эту безобидную ложь, приняв во внимание то, каким побуждением он был руководим. — Ах нет, на сей счет я не имею никаких сомнений. Я счастлива оказаться в таком кругу. Мы с вами непременно станем устраивать милые маленькие концерты. Полагаю, мисс Вудхаус, нам следует учредить музыкальный клуб, который будет еженедельно собираться в вашем доме или в нашем. Ну не славный ли это план? Думаю, нам не придется долго ждать появления единомышленников. Начинание подобного рода очень пошло бы мне на пользу, потому что заставляло бы регулярно упражняться. Мы, замужние женщины — ох, это, знаете ли, довольно прискорбно — слишком часто бываем склонны забросить музыкальные занятия. — Однако вам, столь пылко любящей музыку, эта опасность, полагаю, не страшна? — Надеюсь, и все же, глядя на свое окружение, я невольно трепещу. Селина совершенно забросила фортепьяно, даже не прикасается к нему, хотя прежде так чудесно играла. То же могу сказать и о миссис Джеффериз, урожденной Кларе Партридж, и об обеих барышнях Милман (в замужестве миссис Берд и миссис Джеймс Купер), и о многих других — всех не перечислишь. Этих примеров, право, достаточно для того, чтобы внушить мне тревогу. Помнится, я злилась на Селину, но теперь начинаю понимать, сколько хлопот у замужней женщины. Сегодня мне пришлось, пожалуй, не меньше получаса толковать с экономкой. — Но домашние дела скоро наладятся, — успокоила Эмма. — Как знать? — рассмеялась миссис Элтон. — Посмотрим. Решив, что собеседница, по-видимому, решительно вознамерилась забросить музыку, мисс Вудхаус более ничего не сказала. После короткого молчания жена викария избрала новый предмет для разговора: — Мы были в Рэндалсе, застали обоих хозяев дома. Они, кажется, весьма приятные люди и очень понравились мне. Мистер Уэстон, сколько я могу судить, — прекрасный человек. Уверяю вас, он тотчас сделался моим любимцем. Ну а в миссис Уэстон есть такая неподдельная доброта, такая материнская сердечность, какая не может к себе не располагать. Я слышала, она была вашей гувернанткой? Пораженная таким вопросом, Эмма только и сумела, что пробормотать «да», однако миссис Элтон вовсе не нужен был ответ. — Зная это, я не могла не удивиться, до чего благородно она держится — как настоящая дама! — Все, что говорит и делает миссис Уэстон, всегда отличалось уместностью, простотой и изяществом. Всякая молодая женщина без колебаний может брать ее манеры за образец. — А знаете ли вы, кто пришел, пока мы были в Рэндалсе? Эмма не знала. Судя по тону миссис Элтон, это был старый знакомый. Но как угадать, кто именно? — Найтли! — воскликнула жена викария. — Сам Найтли! Ну не повезло ли нам? Прежде я его не видела (меня не оказалось дома, когда он к нам заходил), и, конечно, мне очень любопытно было взглянуть — ведь он такой приятель моему мужу. Мистер Э. так часто поминал своего друга Найтли, что мне уж не терпелось встретиться с ним. Надобно отдать моему caro sposo[13] справедливость: такого друга стыдиться не приходится. Истинный джентльмен! Он очень пришелся мне по душе. Я решительно считаю, что у него благороднейшие манеры. К счастью, время визита истекло. Мистер и миссис Элтон ушли, и Эмма, вздохнув с облегчением, едва за посетителями закрылась дверь, воскликнула: — Несносная женщина! Совершенно несносная! Куда хуже, чем я предполагала. «Найтли! Ушам своим не верю! Найтли! — продолжила мысленно бушевать Эмма. — Видит его в первый раз и зовет Найтли! Да еще делает открытие, что он джентльмен! Выскочка! До чего в ней все вульгарно: „мистер Э.“, „caro sposo“, „богатство души“! Эта дерзкая напыщенность, это жеманство низкого пошиба! Она, видите ли, обнаружила, что мистер Найтли — джентльмен! Сомневаюсь, чтобы он мог сделать ей ответный комплимент, признав ее истинной леди. Невероятно! А я еще должна устраивать вместе с ней музыкальный клуб! Как будто мы лучшие подруги! Ей, видите ли, удивительно, что женщина, меня воспитавшая, имеет благородные манеры! Час от часу не легче. Никогда еще я не видела этакой наглости. Даже вообразить себе не могла ничего подобного. Всякое сравнение с этой особой — оскорбление для Харриет. Ах, что бы, интересно знать, сказал Фрэнк Черчилл, будь он здесь? Верно, разозлился бы. Ну вот, опять я думаю о нем! Всегда о нем — первым делом. Всякий раз он неизменно мне вспоминается, и я ничего не могу с собой поделать». Эти мысли пронеслись в мозгу Эммы так быстро, что, когда ее отец после некоторой суеты, вызванной уходом Элтонов, вновь уселся и приготовился говорить, она уже могла слушать его с достаточным вниманием. — Ну, моя душенька, — начал не спеша мистер Вудхаус, — мы, конечно, видим ее в первый раз, но покамест она производит впечатление приятнейшей молодой дамы. По-моему, ты очень ей понравилась. Правда, говорит она чересчур быстро. Такая речь несколько режет ухо. Но я, должно быть, слишком придирчив. Не люблю чужих голосов. Никто не умеет разговаривать так, как ты и бедняжка мисс Тейлор. И все же миссис Элтон кажется очень любезной, благовоспитанной молодой дамой. Несомненно, она будет мистеру Элтону хорошей женой. Хотя, по-моему, лучше бы ему вовсе не жениться. Я извинился, как только сумел, за то, что не мог посетить их, дабы лично поздравить со счастливым событием. Дескать, быть может, летом отважусь… Но нет, мне надлежало нанести визит раньше. До чего неучтиво не навестить новобрачных! Однако я так немощен! Кроме того, мне не нравится поворот на Викариеву дорогу. — Мистеру Элтону это известно. Не сомневайтесь: он охотно принял ваши извинения. — Да, но дама, новобрачная… Я все же должен был засвидетельствовать ей почтение. Мне очень неловко. — Но, дорогой papa, вы ведь не самый горячий сторонник супружества. Так зачем же вам непременно идти с поздравлениями к даме, вышедшей замуж? Этим вы только ложно себя зарекомендуете: вдруг кто подумает, будто вы всем советуете жениться, ежели при своем образе жизни не позволили себе пренебречь свадебным визитом. — Нет, душенька, жениться я никому не советую, но не оказать должного внимания леди, тем более новобрачной, — это все же дурно. По общему признанию, новобрачная вправе ждать от других особенной обходительности. Кто бы ни были ее друзья и соседи, они обязаны всюду оказывать ей предпочтение. — Что ж, papa, если это не есть поощрение женитьбы, то я, право, не знаю… Не думала я, будто вы считаете необходимым тешить подобным образом тщеславие молодых женщин. — Ты, душенька, все никак в толк не возьмешь: дело касается в целом учтивости и хорошего воспитания, а одобряю ли я женитьбу — это здесь совсем даже ни при чем. Мисс Вудхаус умолкла. Папенька не понимал ее, и в нем уже сделалось заметно некоторое беспокойство. Ум Эммы обратился к миссис Элтон, чье оскорбительное поведение еще долго, очень долго занимало ее мысли. Глава 15 В последующие дни не случилось ничего такого, что побудило бы Эмму переменить дурное мнение о миссис Элтон. Напротив, она только убедилась в верности своих наблюдений. Ежели при второй встрече супруга викария показалась ей напыщенной, самонадеянной, фамильярной, невежественной и неучтивой, то и в дальнейшем эта особа не утратила в ее глазах означенных качеств. Миссис Элтон обладала недурной наружностью и усвоила кое-какие светские привычки, но была настолько глупа, что воображала себя еще и просветительницей, чье появление преобразит жизнь провинциального общества. Собственное девичество виделось ей в таком блеске, какой могла затмить одна лишь теперешняя ее слава. Не было оснований предполагать, чтобы мистер Элтон воспринимал свою супругу иначе. Викарий был, казалось, не только счастлив, но и горд и вид имел такой, будто без конца сам себя поздравлял с тем, что привез в Хайбери жену, с которой даже мисс Вудхаус не могла сравниться. Местное общество осталось весьма довольно миссис Элтон, ибо состояло из людей, которые, подобно мисс Бейтс, были щедры на похвалу или вовсе не имели привычки смотреть на ближнего критически. Иные же попросту предпочли думать, будто новобрачная в самом деле так умна и мила, как желает казаться. Комплименты в адрес миссис Элтон передавались из уст в уста, не встречая препятствий со стороны мисс Вудхаус, которая охотно повторяла свой первоначальный благосклонный отзыв: «Очень мила и изящно одета». В одном пасторша даже переменилась в худшую сторону: ее отношение к Эмме сделалось менее приязненным. Обиженная, вероятно, тем, как сдержанно та приняла предложение дружбы, она, в свою очередь, тоже отстранилась и постепенно сделалась гораздо холоднее. Эмма была рада, что избавилась от необходимости часто терпеть общество викариевой жены, но при этом, задетая ее неприязнью, стала думать о ней еще менее лестно, чем прежде. Кроме того, мистер Элтон и его супруга были нелюбезны с мисс Смит: говорили о ней пренебрежительно или с насмешкой. Эмма надеялась, что это быстро излечит Харриет, и все же такое поведение пасторской четы не могло не удручать. Викарий, конечно же, не утаил от жены, что бедняжка мисс Смит была в него влюблена с легкой руки мисс Вудхаус, причем, вероятнее всего, представил эту историю в таком свете, который был наиболее выгоден ему и наименее — Эмме. Она, разумеется, сделалась предметом общей неприязни супругов: когда говорить больше не о чем, всегда приятно перебрать косточки мисс Вудхаус, — однако открыто выказать неуважение ей самой они не смели, предпочитая вымещать дурные чувства на Харриет. К Джейн Фэрфакс миссис Элтон, напротив, прониклась большою симпатией, причем с самого начала, а не тогда только, когда дружба с одной девицей могла стать следствием вражды с другой. Не ограничиваясь разумной похвалой и естественным выражением восхищения, пасторша стремилась быть для Джейн лучшей подругой и участвовать во всех ее делах, не дожидаясь ни просьб, ни даже позволения. При третьей встрече с Эммой, еще до своего охлаждения к ней, миссис Элтон только и делала, что воспевала хвалу их общей соседке: — Джейн Фэрфакс совершенно обворожительна! Я прямо-таки покорена ею, мисс Вудхаус. Такая очаровательная, такая интересная барышня! Такие мягкие изящные манеры! А сколькими талантами она наделена! Уверяю вас, способности у нее в самом деле необыкновенные. Я достаточно разбираюсь в музыке, чтобы об этом судить. Ах, до чего же она мила! Вы можете смеяться над моим пылом, но я и вправду говорю все о ней да о ней. Следует ли, однако, удивляться? Ведь ее положение не может не пробуждать сочувствия! Мисс Вудхаус, мы обязаны приложить усилия и чем-то помочь мисс Фэрфакс, обязаны сделать ее предметом всеобщего внимания. Такой талант не должен пропадать в безвестности. Как часто лилия цветет уединенно, в пустынном воздухе теряя запах свой[14]. Вам, верно, знакомы эти дивные строки. Нельзя допустить, чтобы они были верны в отношении нашей дорогой мисс Фэрфакс. — Не думаю, чтобы этого следовало опасаться, — спокойно возразила Эмма. — Когда вы лучше узнаете мисс Фэрфакс и вам станет известно, как она жила в доме полковника и миссис Кэмпбелл, то едва ли сможете думать, будто ее таланты никому не известны. — Ах, моя дорогая мисс Вудхаус, то было раньше; теперь же она в тени, в совершенном забвении. Какими бы преимуществами ни пользовалась она у Кэмпбеллов, все это, очевидно, осталось для нее позади. Она, полагаю, чувствует невозвратную перемену своего положения. Бесспорно, чувствует — недаром она так робка и молчалива. Сейчас видно, что некому ее ободрить. Этим бедняжка нравится мне еще больше. Признаюсь, я вообще склонна симпатизировать робости, однако в наше время нечасто встречаешь в людях это свойство. В нижестоящих оно чрезвычайно привлекательно. О, поверьте мне: Джейн Фэрфакс — восхитительное существо, и я не могу выразить, как сильно расположена к ней. — Ваше сочувствие мисс Фэрфакс не вызывает сомнений, однако я не знаю, чем вы предполагаете ей помочь, если даже другие, более давние ее друзья и соседи могут только… — Дорогая моя мисс Вудхаус! Тем, кто отважится действовать, подвластно многое. Мы с вами не должны бояться. Стоит нам подать пример, и многие ему последуют, насколько сумеют, — не у всех людей возможности одинаковы. У вас и у меня есть экипажи, которые могли бы доставлять Джейн Фэрфакс к нам, а затем отвозить домой. Мы живем на такую ногу, что присутствие гостьи за столом никогда не стеснит. Я была бы очень расстроена, ежели бы Райт подала нам ужин, которым нельзя угостить нескольких друзей. Однако я мало в этом разбираюсь, поскольку совсем не приучена к ведению домашнего хозяйства и, в силу прежних своих привычек, быть может, слишком расточительна. Пожалуй, я более, чем следовало бы, подражаю «Кленовой роще», хотя мы с мужем, конечно, признаем, что наши доходы не идут ни в какое сравнение с доходами моего брата, мистера Саклинга. Как бы то ни было, я твердо намерена оказать внимание Джейн Фэрфакс. Я часто буду принимать ее у себя и введу во все другие дома, в какие сама вхожа. Я стану устраивать музыкальные вечера, где она сможет показать свой талант, и постараюсь не упустить благоприятного случая. Знакомства у меня до того обширные, что в скором времени непременно отыщется для нее подходящее место. Разумеется, я наилучшим образом рекомендую Джейн Фэрфакс братцу и сестрице, когда они приедут. Это полностью развеет ее страх, ибо их манеры во всех отношениях очень приятны. Я часто буду приглашать Джейн к себе, пока братец и сестрица у меня гостят, а во время некоторых наших прогулок для нее, я полагаю, даже найдется место в ландо. «Бедная Джейн Фэрфакс! — сказала себе Эмма. — Таких мук ты не заслужила. Быть может, ты и не права перед миссис Диксон, но терпеть благодеяния миссис Элтон — это наказание уж слишком сурово для тебя. Джейн Фэрфакс то, Джейн Фэрфакс се… О боже! Надеюсь, хотя бы меня она не называет за глаза Эммой Вудхаус? Как знать? Эта женщина, право, нисколько не следит за своим распущенным языком!» Более Эмме не пришлось выслушивать подобных излияний, адресованных непосредственно ей — «дорогой мисс Вудхаус». Миссис Элтон скоро охладела к ней и оставила ее в покое. Теперь уж никто не принуждал Эмму поддерживать задушевную дружбу с викариевой женой или оказывать под руководством последней деятельное покровительство Джейн Фэрфакс. Лишь из разговоров с другими соседями узнавала мисс Вудхаус о помыслах и деяниях миссис Элтон. Наблюдать ее благотворительность и те чувства, какие она ею пробуждала, было довольно любопытно. Мисс Бейтс отвечала покровительнице своей племянницы самой что ни на есть простой, бесхитростной и теплой признательностью. Пасторша сделалась в ее глазах тем, чем и желала казаться, — истинной героиней, чудесной, любезнейшей, образованнейшей женщиной, милостивой попечительницей обездоленных. Эмму удивляло, что и сама мисс Фэрфакс как будто бы терпит миссис Элтон. То и дело в хайберийском обществе говорили, что она была у Элтонов, гуляла с ними, провела у них целый день. Ну не странно ли это было? Эмма не могла понять, как вкус и гордость мисс Фэрфакс позволяют ей водить знакомство и даже дружбу с пасторской четой. «Эта девушка — сущая головоломка для меня, — думала мисс Вудхаус. — Сперва добровольно обречь себя на пребывание в этой глуши, сопряженное со всевозможными лишениями, а теперь еще и выносить участие миссис Элтон, слушая ее нестерпимую болтовню, вместо того чтобы возвратиться к тем, кто стоит гораздо выше и кто всегда выказывал ей искреннюю и щедрую привязанность». Сперва предполагалось, что Джейн пробудет в Хайбери три месяца — это время Кэмпбеллы намеревались провести в Ирландии. Теперь же они обещали дочери остаться по меньшей мере до Иванова дня[15] и вновь пригласили свою воспитанницу к ним присоединиться. По словам мисс Бейтс (из чьих уст хайберийское общество узнавало все новости, касавшиеся мисс Фэрфакс), Джейн получила от миссис Диксон письмо, в котором та весьма настойчиво приглашала ее приехать. От всяких тягот путешествия она была бы избавлена: Кэмпбеллы взяли бы на себя расходы и прислали бы за ней слуг, — однако Джейн все же отказалась! «Если она отклонила такое предложение, то у нее, наверное, есть на то какая-та скрытая причина, и очень значительная, — заключила Эмма. — Она несет некую кару, назначенную ей либо Кэмпбеллами, либо ею самой. В ее поведении нельзя не ощутить великого страха, великой осмотрительности, а иногда и великой твердости. К Диксонам она не поедет: таков приговор, подписанный кем-то. И все-таки к чему ей терпеть Элтонов? Это уже другая загадка».