Эмме сделалось не по себе: в следующих строках письма говорилось о поездке на Бокс-Хилл, а в тот день и ее поведение было совершенно неподобающим. Снова ощутив глубокий стыд, она не без некоторого страха ждала от мистера Найтли укоризненного взгляда, но он спокойно и внимательно продолжил читать, не сделав ни единого замечания и всего лишь раз посмотрев на нее, да и то мельком, опасаясь причинить ей боль. Путешествия на Бокс-Хилл как будто бы и не было. — В защиту наших друзей Элтонов многого не скажешь, — промолвил мистер Найтли наконец. — Здесь я вполне понимаю его чувства. Что?! Она решилась расторгнуть помолвку, в которой видела причину горя и раскаяния? Так вот каково ей было терпеть его выходки! Очевидно, он совсем… — Да нет же, читайте дальше. Увидите: ему и самому очень тяжко. — Надеюсь, — холодно ответил мистер Найтли и продолжил чтение. — Смоллридж? А это еще кто? Что все это значит? — Мисс Фэрфакс согласилась быть гувернанткой детей миссис Смоллридж — дамы, которая живет по соседству с «Кленовой рощей» и дружна с миссис Элтон. Кстати, хотела бы я знать, как супруга нашего викария примет такое разочарование. — Ни слова больше, моя дорогая Эмма. Ежели я непременно должен дочитать, то покамест ничего не говорите — даже о миссис Элтон. Осталась всего одно страница. Я скоро закончу. Ох, вот так письмецо! — Мне бы хотелось, чтобы вы читали его с более добрым расположением к автору. — Что ж, его слова не лишены чувства. Похоже, он действительно был потрясен, когда увидел ее больной. В его любви к ней я не сомневаюсь. Они примирились, «сделавшись друг другу еще милее, еще дороже прежнего»… Надеюсь, он не скоро забудет, какой это ценный подарок для него — примирение с нею. На благодарности он щедр, рассыпает их тысячами и десятками тысяч. «Счастлив не по заслугам»? Вот здесь-то он и не ошибся. «Мисс В. говорит, что я дитя удачи» — точно ли это слова мисс Вудхаус? Несколько красивых фраз в заключение, и наконец-то все. «Дитя удачи» — вы в самом деле так его назвали? — Письмо, я вижу, понравилось вам гораздо меньше, чем мне. И все же оно должно было (я, по крайней мере, на это надеюсь) умерить вашу неприязнь к Фрэнку Черчиллу и тем самым сослужить ему хотя бы какую-то службу. — Так и вышло. Он очень виноват: вел себя в высшей степени легкомысленно. И я согласен с ним в том, что счастье досталось ему не по заслугам. Однако он, несомненно, очень любит мисс Фэрфакс, и скоро, будем надеяться, они соединятся. Вероятно, он изменится к лучшему, переняв у нее столь недостающие ему черты: деликатность и твердость правил. А теперь позвольте мне потолковать с вами о другом. Есть человек, чье благо заботит меня до такой степени, что думать о Фрэнке Черчилле я более не могу. С тех самых пор, Эмма, как я вышел от вас нынче утром, мне не дает покоя один предмет. Стали говорить об этом предмете. Ежели изъясняться тем безыскусственным благородно простым языком, каким изъяснялся мистер Найтли даже с девушкой, которую любил, вопрос состоял в том, можно ли им пожениться, не жертвуя счастьем мистера Вудхауса. Едва об этом зашла речь, Эмма, не раздумывая, сказала: покуда жив ее папенька, она не переменит своего состояния. Ей никак нельзя покинуть отца. Такой ответ удовлетворил мистера Найтли лишь отчасти: он согласился с тем, что негоже оставлять мистера Вудхауса в одиночестве, но не с тем, что сие обстоятельство делает любые перемены совершенно невозможными. Сам он размышлял об этом долго и усердно: сперва надеялся уговорить почтенного джентльмена перебраться в Донуэлл вместе с дочерью, но, слишком хорошо зная нрав свойственника, не смог долго тешить себя такой надеждой. Теперь он признавал, что переселение может оказаться опасным не только для благополучия, но даже и для жизни будущего тестя. Чтобы мистер Вудхаус покинул Хартфилд? Нет, об этом и думать более не следовало. Взамен этого плана мистер Найтли изобрел другой и надеялся, что у его избранницы не найдется никаких возражений. Переехать мог он сам: ежели для счастья, а вернее сказать, для продолжения существования мистера Вудхауса было необходимо, чтобы Хартфилд оставался домом Эммы, то пускай их семейное гнездо сделается домом и для него самого. О том, чтобы им всем перебраться в Донуэлл, Эмма думала и сама, но и ею эта мысль была почти тотчас отвергнута. То же, что теперь предложил жених, прежде не приходило ей в голову. Она не могла не понять, о какой любви свидетельствовала его готовность покинуть Донуэлл: оставляя собственный дом, он в немалой степени жертвовал своей независимостью и своими привычками, а постоянное присутствие мистера Вудхауса означало для него необходимость со многим, очень многим примириться. Эмма обещала мистеру Найтли подумать и его попросила взвесить все еще раз, но он был уверен в том, что никакие размышления не переменят принятого им решения. Он уже все взвесил — обстоятельно и совершенно спокойно. Нарочно целое утро отсылал от себя Уильяма Ларкинса, чтобы остаться наедине с своими мыслями. — Ах да! — вскричала Эмма. — Про Уильяма Ларкинса я и позабыла! А он, уж конечно, будет недоволен. Вам следовало сперва спросить его согласия, а только потом моего. Оставив шутки, она еще раз обещала подумать — подумать и почти наверное согласиться. Примечательно, что теперь, глядя на аббатство Донуэлл с новой точки зрения, мисс Вудхаус нисколько не беспокоилась о будущности своего племянника Генри, которого прежде непременно желала видеть наследником вотчины Найтли. Не то чтобы она вовсе не подумала о том, каковы будут последствия ее замужества для бедного мальчика, — подумала и только лукаво улыбнулась. Прежде она полагала, будто мысль о женитьбе мистера Найтли на Джейн Фэрфакс или на ком угодно другом нестерпима ей как любящей сестре и тетке, — теперь же знала истинную причину своего тогдашнего негодования. Пожениться и зажить всем вместе в Хартфилде… Чем более Эмма размышляла над этим предложением, тем более оно ей нравилось. Неудобства, грозившие мистеру Найтли, уменьшались в ее глазах, собственные преимущества возрастали. Их общее благо перевешивало все недостатки. Какое это будет утешение — иметь рядом с собой любимого друга во дни будущих огорчений и тревог! Как облегчит он для нее те заботы и хлопоты, которым суждено со временем делаться все более и более печальными! Эмма была бы теперь на самой вершине счастья, ежели бы не Харриет. Все, что способствовало ее собственному счастью, казалось, только усугубляло страдания мисс Смит, которой, вероятно, предстояло навсегда отказаться даже от последней радости — посещения Хартфилда. Хотя бы из простого сострадания и естественной осторожности бедняжку не следовало делать свидетельницей будущей семейной идиллии. Харриет лишалась всего, самой же Эмме их разлука не сулила никаких потерь, ибо в переменившихся обстоятельствах присутствие прежней компаньонки скорее обременяло бы ее, нежели радовало. И все-таки ей было тягостно оттого, что она волей-неволей подвергала бедную девушку столь жестокому и притом незаслуженному наказанию. Со временем, разумеется, Харриет забудет того, о ком мечтала: вернее, его место займет другой, — но едва ли это могло случиться скоро. В отличие от мистера Элтона мистер Найтли едва ли сам поможет ей излечиться. Добрый, чуткий, внимательный ко всем, он еще долго будет восхищать ее не менее, чем восхищал до сих пор. Да и можно ли надеяться, что девушка, даже такая как Харриет, влюбится за один год более трех раз? Глава 16 Эмма испытала большое облегчение, узнав, что Харриет и сама не жаждет встречи. Даже на письме их объяснение вышло болезненным, ну а если бы свиделись, им обеим было бы еще тяжелей. Как и следовало ожидать, Харриет никого ни в чем не упрекала, не говорила прямо, что с ней дурно обошлись, и все же в тоне ее послания мисс Вудхаус ощутила скрытую обиду, свидетельствовавшую о том, что им пока лучше не встречаться. Вероятно, это лишь показалось Эмме, но, пожалуй, только совершеннейший ангел не возроптал бы от такого удара. Добиться, чтобы Изабелла пригласила мисс Смит к себе, оказалось нетрудно. Прибегать к изобретательности не пришлось, ибо подходящий повод подвернулся сам: у Харриет уже довольно давно разболелся зуб, и она действительно собиралась обратиться к дантисту. Миссис Джон Найтли, которую живо волновало все, что касалось здоровья, охотно согласилась помочь. Ей только в радость было отвести подругу сестры к зубному лекарю, хоть она и не восхищалась им так, как мистером Уингфилдом. Уладив дело с Изабеллой, Эмма написала Харриет, и та легко приняла приглашение. Итак, мисс Смит отправлялась в Лондон в карете мистера Вудхауса по меньшей мере на две недели. Все было решено, приготовления завершены, и вскоре Харриет благополучно водворилась на Брансуик-сквер. Теперь Эмма могла свободно наслаждаться визитами мистера Найтли, говорить с ним и слушать его с удовольствием, к коему не примешивалось чувство несправедливости и вины. Теперь ее не мучило болезненное сознание того, что совсем недалеко, в нескольких минутах ходьбы, бьется разочарованное сердце, терзаемое чувствами, которые смутила она сама. Временное перемещение мисс Смит из пансиона миссис Годдард в Лондон на деле, пожалуй, не давало основания для столь разительной перемены в расположении духа Эммы, и все же она надеялась, что те хлопоты и любопытные новшества, которые ждали Харриет в столице, отвлекут несчастную от мыслей о прошлом. Освободившись от одной заботы, Эмма не желала обременять себя другими. Ей предстояло сделать то, чего нельзя было никому перепоручить, а именно рассказать мистеру Вудхаусу о своем намерении выйти замуж за мистера Найтли. Но с этим признанием можно было и повременить. Эмма предпочла ничего не сообщать отцу до тех пор, пока миссис Уэстон благополучно не разрешится. В эту пору тем, кого она любила, не пошли бы на пользу новые волнения, а посему и ей самой ни к чему было до времени тревожить себя мыслями о предстоящем признании. По меньшей мере две недели она могла наслаждаться покоем, пришедшим на смену более пылким, но и более мятежным радостям. Подчиняясь одновременно велению долга и собственному желанию, Эмма решила употребить полчаса своих каникул на посещение мисс Фэрфакс. Ей давно хотелось ее увидеть, и желание это стало сильнее, потому что теперешние их положения оказались схожи. Об этом сходстве мисс Вудхаус покамест будет молчать, но, памятуя о скором счастье, ожидающем ее саму, станет с особым интересом слушать все, чем Джейн пожелает с ней поделиться. Эмма еще ни разу не была у мисс и миссис Бейтс с того самого утра после путешествия на Бокс-Хилл, когда застала Джейн в болезненном расстройстве и преисполнилась сочувствия к ней, хотя и не подозревала о главной причине ее страданий. Последовавшая позднее попытка вывезти мисс Фэрфакс на прогулку в карете оказалась неудачной. Опасаясь, что прием и на сей раз будет нерадушным, Эмма не поднялась сразу в комнаты (хотя хозяйки наверняка были там), а осталась ждать в передней и только велела о себе доложить. Пэтти громко назвала ее имя, но суматохи, как в прошлый раз, не последовало. Вместо взволнованных возгласов мисс Бейтс Эмма услышала четкий незамедлительный ответ: «Проси скорее», — и через мгновение сама Джейн поспешила выйти на лестницу, считая, по-видимому, что после всех недавних событий грех не выказать мисс Вудхаус особого гостеприимства. Никогда прежде мисс Фэрфакс не казалась Эмме такой цветущей, такой обворожительной. Теплота и живость чувств сообщили ее чертам все то, чего им, быть может, недоставало прежде. Она протянула руку и тихо, но с душой произнесла: — Мисс Вудхаус, вы так добры! Выразить вам не могу, до чего я рада… Надеюсь, вы поверите… Простите: никак не подберу нужных слов. Довольная таким приемом, Эмма тотчас показала бы, что у нее, напротив, много добрых слов в запасе, но ее остановил голос миссис Элтон, донесшийся из гостиной, услыхав который она принуждена была вложить все свое дружелюбие и доброжелательство в одно очень сердечное рукопожатие. Миссис Бейтс и жена викария сидели вдвоем. Мисс Бейтс ушла по делам — оттого-то в доме и было так тихо. Присутствие миссис Элтон не обрадовало Эмму, однако теперешнее настроение духа прибавило ей терпения, к тому же пасторша встретила ее гораздо любезнее обычного, и посему она надеялась, что от этой встречи никакой беды не приключится. Вскоре Эмма, как ей показалось, разгадала причину необыкновенного благодушия миссис Элтон: та думала, будто, пользуясь особым доверием мисс Фэрфакс, посвящена в тайну, о которой другие до сих пор не догадываются. Эта уверенность была написана у нее на лице. Говоря приятности миссис Бейтс и делая вид, что внимательно слушает ответы доброй старушки, Эмма заметила, как миссис Элтон с заговорщицким видом сложила какое-то письмо, убрала в лиловый с золотом ридикюль и, многозначительно кивнув, обратилась к Джейн: — Дочитаем в другой раз. У нас с вами будет для этого предостаточно времени. Да и самую суть вы уже слышали. Я лишь хотела, чтобы вы убедились: миссис С. принимает наши извинения и не держит на нас зла. Какое милое письмо! Ах, она добрейшее создание! Вы бы души в ней не чаяли, если бы поехали. Но ни слова более: нам нельзя забывать об осторожности. Тсс! Помните эти строки: «Когда о даме речь идет, все остальное подождет»[23]? Запамятовала, откуда они… Так, вместо слова «дама» мы могли бы сказать точнее… А впрочем, лучше промолчу — вы и без того меня поняли. Сегодня я что-то очень весела, не правда ли? Как бы то ни было, позвольте вас успокоить относительно миссис С. — мои объяснения вполне ее удовлетворили. Стоило Эмме на секунду отвернуться и бросить взгляд на вязанье старой леди, пасторша полушепотом прибавила: — Я, как видите, не называю имен. Даже государственный министр не превзойдет меня осмотрительностью. Не беспокойтесь: я усердно храню ваш секрет. Сомневаться более не приходилось: свое обладание мнимой тайной пасторша подчеркнуто выставляла напоказ при любом мало-мальски удобном случае. После того как они все вчетвером поговорили немного о погоде и о миссис Уэстон, Эмме ни с того ни с сего адресован был вопрос: — Вы не находите, мисс Вудхаус, что наша маленькая шалунья чудесно поправилась? Это делает честь искусству мистера Перри. — При этих словах миссис Элтон искоса устремила на Джейн взгляд, исполненный тайного смысла. — Ах, право же, он удивительно быстро поставил Джейн на ноги! Видели бы вы ее, как видела я, во дни болезни! Когда Эмма повернулась к миссис Бейтс, которая что-то ей сказала, миссис Элтон прошептала: — Промолчим о том, что заслуга принадлежит не одному Перри. Не станем называть имени молодого врачевателя из Виндзора, который ему помогал. Пускай все лавры достанутся нашему аптекарю. Немного погодя супруга викария снова обратилась к Эмме: — Я почти не имела удовольствия видеть вас, мисс Вудхаус, со дня поездки на Бокс-Хилл. Славная была прогулка, и все же, на мой взгляд, в ней чего-то недоставало. Некоторые из нас казались немного огорченными. Таково, во всяком случае, мое мнение, но я могу и ошибаться. Как бы то ни было, поездка, я полагаю, удалась настолько, чтобы мы захотели ее повторить. Что бы вы обе сказали, если б я предложила вам опять отправиться на Бокс-Хилл той же самой компанией? Совершенно той же, без единого исключения? Скоро возвратилась мисс Бейтс, и Эмма невольно усмехнулась про себя, видя ее растерянность: та явно не знала, что можно сказать, а чего говорить не следует, хотя с огромной охотой выложила бы все и разом. — Спасибо вам, дорогая мисс Вудхаус, вы сама любезность. Передать невозможно… Ах да, я понимаю… Будущность нашей милой Джейн… То есть нет, я не это хотела сказать… Она замечательно поправилась. А как здоровье мистера Вудхауса? Я так рада! Просто невыразимо! Какой славный кружок у нас здесь собрался! Да-да, в самом деле. Очаровательный молодой человек, такой приветливый… Это я о нашем добром мистере Перри. Он так внимателен к Джейн… По тому, сколь восторженно (даже еще горячее обыкновенного) мисс Бейтс благодарила за визит миссис Элтон, Эмма поняла, что весть о предстоящем замужестве мисс Фэрфакс была встречена в доме викария с явным неудовольствием, которое, однако, теперь великодушно преодолено. После нескольких фраз, произнесенных шепотом и убедивших мисс Вудхаус в правильности ее догадки, миссис Элтон вслух произнесла: — Да, я здесь, мой дорогой друг, причем уже давно. Засидись я так у кого-нибудь другого, мне следовало бы извиниться. Но, сказать по правде, я дожидаюсь у вас моего мужа и господина. Он обещался тоже зайти засвидетельствовать вам почтение. — Ах, неужели придет сам мистер Элтон? О, какая это радость для нас, какая честь! Ведь я знаю: джентльмены обыкновенно не любят утренних визитов, а у мистера Элтона столько дел… — Ох, и не говорите. Он трудится с утра до ночи. Один за другим идут к нему посетители под всевозможными предлогами. Магистраты, попечители, церковные старосты — всем необходим его совет. Кажется, без него никто ничего не в состоянии сделать. «Право слово, мистер Э., — говорю я частенько, — я бы этого не выдержала. Будь у меня столько визитеров, я бы совершенно забросила и пастель, и фортепьяно». Ах, надобно сказать правду, я и так непростительно пренебрегаю ими. За последние две недели и такта не сыграла. О чем же я говорила? Да, мой супруг непременно придет. Уверяю вас. — Заслонившись рукой от Эммы, миссис Элтон прибавила: — Он хочет вас поздравить! Мисс Бейтс окинула взглядом присутствующих, сияя от радости. — Он обещал прийти, — продолжила миссис Элтон, — как только кончит дела с Найтли. По видимости, их совещание затянулось. Мистер Э. — правая рука Найтли. Не без труда сдержав улыбку, Эмма произнесла: — Мистер Элтон отправился в Донуэлл пешком? В такую жару? — Ах нет, они сидят в «Короне». Это у них в обычае. Уэстон и Коул тоже там. Но первыми всегда вспоминают тех, кому отведена более важная роль. Мистер Э. и Найтли, думается мне, все решают по своему усмотрению. — Точно ли вы не ошиблись? — спросила Эмма. — Я почти уверена, что встреча в «Короне» будет завтра, в субботу. Так говорил мне вчера сам мистер Найтли, когда был в Хартфилде. — Нет-нет, это точно сегодня! — отрывисто возразила миссис Элтон, своим тоном давая понять, что с ее стороны никакая ошибка невозможна. — До чего же много хлопот в этом приходе! Другого такого, я думаю, не сыскать. В «Кленовой роще» мы не слыхивали ни о чем подобном. — Тот приход мал, — возразила Джейн. — Право, милочка, чего не знаю, того не знаю. При мне никто не обсуждал приходских дел. — Но вы говорили, что ваша сестрица и миссис Брэгг — попечительницы школы, в которой число учеников не превышает двадцати пяти. Других учебных заведений в приходе нет. Значит, он невелик. — Ах, верно! Какая же вы умница! Ежели нас с вами соединить, мы явим миру образец совершенства. Моя живость и ваш крепкий ум — это ли не идеал? Не стану, однако, утверждать, что не найдется того, кто уже теперь готов обожествлять вас. Но тсс! Не будем покамест говорить об этом. Предостережение казалось излишним, ибо продолжать разговор с миссис Элтон Джейн как будто и не хотела. По всему было видно, что гораздо охотнее она беседовала бы с мисс Вудхаус, которой, насколько позволяла вежливость, старалась оказывать предпочтение, однако им нечасто удавалось выразить взаимное расположение иначе, как одним только взглядом. Долгожданное появление мистера Элтона было встречено его супругой со свойственной ей искрометной веселостью: — Хорошо же вы со мной обошлись, сэр, нечего сказать! Отправили меня так рано к нашим друзьям, чтобы я им докучала, а сами все не идете и не идете! Вы должны бы знать, как я послушна своему долгу: не сдвинусь с места, пока мой муж и господин не соизволит пожаловать. Так и просидела здесь целый час, являя молодым леди пример супружеской покорности. Кто знает, быть может, одной из них он уже скоро окажется полезен? Мистер Элтон, утомленный напрасной ходьбой под палящим солнцем, не оценил остроумия жены. Отдав дань учтивости другим дамам, он тотчас принялся жаловаться: — Прихожу я в Донуэлл, а Найтли нет. Престранное дело! Совершенно необъяснимое! Ведь утром я послал ему записку, и он мне ответил, что до часу пополудни будет дома. — В Донуэлл? — удивилась супруга. — Да нет же, дорогой мой мистер Э., вы были не в Донуэлле, а в «Короне»! У вас там назначена встреча с джентльменами! — Туда я должен идти завтра, а сегодня хотел видеть одного Найтли — как раз по этому самому поводу. Какое нестерпимое утро — солнце так и жарит! Я решил сократить путь через поля, но это оказалось еще хуже. И вот я прихожу, а его нет дома! Представьте себе, не слишком приятный сюрприз. И не оставил для меня ни записки, ни устных извинений. Экономка заявила, будто не знала, что я должен прийти. Просто поразительно! Никто даже понятия не имеет, куда он подевался: может, в Хартфилд пошел, может, на ферму Эбби-Милл, может, в лес. Мисс Вудхаус, это так не похоже на нашего друга Найтли! Есть ли у вас какое-либо объяснение? Эмма, внутренне посмеиваясь, сказала, что свойственник ее в самом деле повел себя невероятным образом, и она ни слова не может сказать в его оправдание. — Уму непостижимо! — воскликнула миссис Элтон с приличествующим преданной супруге негодованием. — Уму непостижимо, чтобы он обошелся так именно с вами! Позабыть о ком-нибудь другом — это еще понять можно, но о вас? Дорогой мой мистер Э., он, наверно, оставил вам записку. Не мог не оставить. Это было бы уж слишком эксцентрически даже для Найтли. Просто экономка вам не передала. Поверьте, в этом все и дело. Я и не удивляюсь: донуэллские слуги, как я не раз замечала, на редкость неумелы и распущенны. Уж я бы никогда не подпустила к нашему буфету такое недоразумение, как тамошний Гарри. А о миссис Ходжиз наша Райт самого невысокого мнения: та пообещала ей один рецепт, да так и не прислала. — Подходя к дому, — продолжил мистер Элтон, — я встретил Уильяма Ларкинса, и он сказал мне, что хозяина я не застану, только я ему не поверил. Он казался не в духе. Не знаю, мол, отчего мистер Найтли в последнее время так переменился: от него теперь и двух слов не добьешься. До забот Уильяма мне дела нет, но сам я непременно должен был свидеться с Найтли сегодня. А вместо этого лишь претерпел огромное неудобство, напрасно проделав такой путь. Эмма поняла, что теперь ей лучше уйти. Вероятнее всего, мистер Найтли ждал ее в Хартфилде. Нужно было не допустить, чтобы он еще сильнее озлился на мистера Элтона, а то и на Уильяма Ларкинса.