– Не-е-е-т. – Он зажимает монету двумя пальцами и затем перекатывает ее через костяшки. Однажды он пробовал научить Тик этому трюку, которым, как ей хорошо известно, он очень гордится. Оказавшись рядом с Заком, Тик обнаруживает, что за лето он подрос на пару-тройку дюймов, но самое главное, стал более накачанным, и не сидит ли он на стероидах, мелькает в голове у Тик. С этого кретина станется, хотя прошлой весной он клялся ей, что не притронется к стероидам; впрочем, их разрыв, вероятно, освобождает его от данного обещания. Он все так же красив, вынуждена признать Тик, красив настолько, что весь прошлый год она задавалась вопросом, почему он выбрал ее. Он мог бы завести себе реально классную девушку. Кэндис не единственная, кто считает его самым потрясным чуваком в школе. – Я хотел не минералки, – объясняет Зак. – Я хотел… – четвертак все еще танцует вокруг костяшек его пальцев, – бесплатной минералки. И тут монета, замершая было между большим и указательным пальцами Зака, выстреливает через стол, попадая Джону Воссу прямо в лоб. Парень почти не шелохнулся, хотя ему наверняка больно. Зак тянется ко второму четвертаку, и Тик торопливо сгребает монеты в боковой карман своего рюкзака, где они звонко стукаются о канцелярский нож, который Тик при удобном случае на уроке рисования намерена подбросить тайком в шкаф со всякими принадлежностями. – Так, – говорит Зак, – и кто же это? Твой новый бойфренд? – Нет, – отвечает Тик, наверное, слишком быстро, зная, как скор Зак на издевки. – Мы просто разговаривали. А тебя здесь вообще быть не должно. Зак ухмыляется и опять таращится на Джона Восса. Над левой бровью парня, там, куда врезалась монета, проступило красное пятно, и Зак, возможно, разделяет удивление Тик: как парню удается сдерживаться, чтобы не потереть ссадину. – Дверь была не заперта, – говорит Зак. – И потом, у меня есть разрешение выходить из класса во время уроков. Он показывает Тик бумажку, подписанную миссис Роудриг, что само по себе немного загадочно, поскольку в классе рисования Зак не числится. Но, опять же, Зак всегда получает то, что ему нужно, и это самое потрясающее его свойство. Странно, что за лето Тик успела об этом забыть. В прошлом году, когда они ходили в кино, он добывал два билета, даже не приближаясь к кассе. Если внезапно появлялся кто-то из друзей, у Зака имелся наготове и третий билет. Или четвертый. Он никогда не объяснял, откуда у него все это берется, а в ответ на прямые вопросы лишь улыбался. Ему явно нравилось внушать друзьям мысль, что о тех, кто ему предан, он всегда позаботится. Сунув пропуск в карман, Зак поворачивается к Джону Воссу: – Почему бы тебе не отойти в сторонку? Джон Восс реагирует так, будто лучшего предложения ему в жизни не делали, вскакивает на ноги и собирает свои вещи. – Моя прежняя подруга хочет объяснить, почему я ей больше не нравлюсь. Самое поразительное в этой фразе то, что она исполнена чувства. Зак, если Тик правильно его понимает, хочет донести до нее, что у крепких, тупых и жестоких людей тоже есть чувства и их можно ранить, что ей и удалось. Тик смотрит, как Джон Восс топает в противоположный угол столовой и усаживается спиной к ним. Она и не ожидала рыцарской отваги с его стороны, однако столь беззастенчивая трусость ее немного шокирует. Видимо, он научился воспринимать унижение как часть своей жизни и, возможно, даже подружился с ним. – Билли Вольф вывихнул ногу на тренировке, – говорит Зак. – Значит, с этой недели я выхожу на поле лайнбекером. Ты собираешься на матч? – Не знаю, – говорит Тик. Вонь от еды Джона Восса исчезла вместе с ним; впрочем, пластиковый контейнер остался на столе с плотно закрытой крышкой. Одеколон Зака перебил запах рыбы, и Тик замечает, что летом он тоже начал бриться. То ли щетина у него более податливая, то ли он овладел приемами, о которых Джон Восс и не догадывается. – Потом у ребят в планах завалиться куда-нибудь, – продолжает Зак. – Пойдешь с нами? Тик рада бы отказаться, но правда в том, что ей хочется пойти. Минуло лишь три недели с начала учебного года, а ей уже невмоготу без друзей. Она скучает по ним, будто они ее настоящие друзья или, по крайней мере, те, с кем реально интересно. Может, когда-нибудь она станет такой же самодостаточной, как Пикассо, но пока не стала. Познакомившись с Донни на Мартас-Винъярде, она поклялась, что больше никогда не свяжется с Заком Минти, потому что он того не стоит. И она не дура. Она знает, что очень скоро он начнет дразнить ее, подтачивая ее хрупкую уверенность в себе, высмеивать все, что ей дорого, и называть Пикассо педрилой. Хуже того, он постарается заставить ее ревновать, заигрывая с девочками покрасивее, чем она. Тик достаточно хорошо разбирается в себе, чтобы понимать: она ревнива. Ей это не нравится, и она хотела бы измениться в этом отношении, но не знает как. Спустя несколько месяцев Заку покажется мало лишь дразнить ее и вызывать ревность. Он начнет обращаться с нею как с куском дерьма, и она не будет знать, куда деваться, потому что к тому времени примет на веру все, что он говорит. И это еще не самое худшее. Тик даже не хочет вспоминать об этом худшем, хотя прошлой весной, накануне их разрыва, Зак обещал, что больше такое никогда не повторится. – Кэндис пойдет, – добавляет Зак на тот случай, если общение с Кэндис сработает как приманка. – Не знаю, – отвечает Тик. – Может быть. – Может быть, – повторяет Зак, глубоко вздохнув, словно понятие “может быть” требует щедрой добавки кислорода для лучшего усвоения. Он придвигает к себе пластиковую коробку для еды, кончиком большого пальца приоткрывает ее за уголок, и воздух опять наполняется вонью. – Я сильно изменился с прошлой весны, – говорит он. – Кэндис говорит то же самое, – сообщает Тик, чтобы он не сомневался: его послание доставлено по назначению. От мерзкого запаха ее тошнит, а Зак, кажется, ничего не чувствует. – Меня реально злит, что ты не хочешь дать мне второй шанс, – выпаливает он. У них уже был об этом разговор. Зак трепетно, истово верит во вторые шансы. А также в третьи и четвертые. Тик подозревает, что это связано с его увлеченностью спортом, когда ни постоянные промахи, ни даже идиотское поведение не мешают тебе играть дальше. Тебя могут отстранить от игры на матч или два, но пожизненного запрета в спорте не существует, а значит, по его разумению, он уже отсидел достаточно на скамье запасных, и теперь она нарушает правила, норовя увеличить для него меру наказания вопреки уставу лиги. Когда он говорит, что злится, он не шутит. Тик это отлично видит. И ему даже в голову не приходит, что его злость служит доказательством против него. Кто бы не разозлился, хотел бы он знать. В конце концов, это типа несправедливо. Когда парень разозлит тебя, пнешь его под зад, а если он снова полезет, наваляешь ему как следует. Потом вы пожмете друг другу руки, и дело с концом. С девочками же никогда не знаешь, где потеряешь, потому что правила все время меняются. Она говорит “может быть”, а про себя думает “да пошел ты”. Расстроившись, он теперь жалеет, что отослал прочь Джона Восса, догадывается Тик. – У меня идея, – говорит Зак. – Давай позовем на матч твоего нового бойфренда. Эй, Урод! Парень не откликается. – Он что, глухой, – как бы размышляет вслух Зак, – или он думает, что здесь два урода? “Два”, – сказала бы Тик, но сдерживается: – Не надо, Зак. Оставь его в покое. – Эй, Урод, – опять зовет Зак. – Не прикидывайся, будто не понимаешь, с кем я говорю. Повернись лицом. Парень разворачивается на стуле. На них он не глядит, но, как всегда, изучает пол. – Так-то лучше, – говорит Зак. – Зак, – Тик сожалеет, что ее голос звучит слишком умоляюще, – не заводись. – Я завожусь? Я лишь хочу пригласить его на нашу тусовку после футбольного матча. Что в этом плохого? – Тебе не это нужно. – Разве? По-твоему, я не знаю, что мне нужно? По-твоему, тебе лучше знать, что мне нужно, а что нет? – Просто оставь его в покое. – Слушай сюда, Урод, – говорит Зак. – Давай без обид, окей? Как тебя зовут, кстати? Парень на секунду поднимает голову и снова опускает. – Его зовут, – тихо говорит Тик, – Джон Восс. – Эй, Джон Восс! Хочешь потусоваться с нами после игры? Парень издал звук? Тик не уверена. Зак Минти, видимо, тоже и поэтому сперва смотрит на Тик, потом опять на парня: – Эй, Джон Восс. Это было “да” или что? Теперь они оба слышат “окей”. – Слыхала? – Зак спрашивает Тик. – С Джоном Воссом все окей. – Если ты не будешь к нему цепляться, – говорит Тик, – я пойду с вами, идет? Зак собирается сказать парню что-то еще, но на последней фразе Тик разворачивается к ней с улыбкой, которая почти рассеивает ее дурные предчувствия. Улыбка, исполненная… чего? Чего-то ей крайне необходимого. Ей хочется думать, что это любовь, и, наверное, любовь в его улыбке присутствует, но не главной составляющей, чувствует Тик. Что тогда? Благодарность? Облегчение от того, что с третьей попытки у него наконец все получилось? – Эй, Урод… то есть Джон, – кричит Зак. – Слышишь? Тик тоже пойдет, мы классно проведем время, правда, Джон? Тишина. – Ты ведь не обижаешься на меня, Джон? Из-за четвертака? Меня, конечно, занесло, признаю. Но мы ведь друганы, правда? Опять тишина. – Просто кивни, если мы опять друганы, ладно, Джон Восс? Парень кивает. Зак этого даже не видит, потому что его внимание сосредоточено на Тик. Он берет ее за руку, и она не сопротивляется. – Круто, Джон, – кричит он, не отрывая глаз от Тик. – Спасибо за второй шанс, Джон. Я это оценил. – Пойдем отсюда, – шепчет Тик, не желая смотреть на другого парня. Она встает, что, кроме всего прочего, позволяет ей выдернуть руку из ладони Зака. И в этот момент, очень своевременно, раздается звонок с шестого урока. – Заметано, Джон, – кричит Зак, подхватывая пластиковую коробку. – Увидимся в субботу. Вдвоем, он и Тик, шагают к выходу из столовой. В надежде не дать ему задержаться у стола Джона Тик тянет его за рукав, но Зак легко высвобождается. – У меня только один вопрос, окей? – Зак бросает коробку для еды на стол перед парнем. – Что, мать твою, ты ел? – Внезапно он начинает хохотать, едва не лопаясь от смеха. – Должен тебе сказать, воняет это так, будто кто-то до тебя этим уже пообедал, приятель. Я бы на твоем месте был поосторожнее, Джон Восс. Больше никакой кем-то переваренной еды, ладно? Учти на будущее. В коридоре, где уже столпотворение, Зак в изнеможении прислоняется к стене. От смеха у него слезы текут по щекам. Глядя на него, ребята, оказавшиеся поблизости, тоже начинают смеяться, сами не зная чему. Мрачная Тик остается в меньшинстве. Она уже наблюдала Зака в подобном настроении и понимает: реальная угроза миновала. Он еще долго будет радоваться своему остроумию, а значит, можно без опаски задать ему вопрос: – Почему тебе всегда нужно быть таким говнюком? Зак воспринимает ее вопрос как нереально забавный. Его веселье достигает пика: согнувшись пополам, он хохочет, не в силах произнести ни слова. – Понятия не имею, – хрипит он, обнимая Тик, и они вливаются в бурный поток тел. Вопреки самой себе, Тик нравится ощущать его руку на своем плече, нравится находиться настолько рядом со множеством сверстников, двигающихся в одном и том же направлении. Она знает, не стоит оборачиваться на прямоугольное окошко в двери столовой, но все равно оборачивается, о чем мгновенно жалеет: не хотела бы она видеть, как изголодавшийся Джон Восс вгрызается в остатки ее сэндвича. Глава 11