Мать: Поднимается вместе с Р в 7 утра. Завтрак. Утренние дела. Магазины по четвергам. Пн-Ср-Пт рисует у себя в студии, пока ребенок в местном детском саду. Выходные: Сб: отец берет Р с собой на прогулки. Вечерами родители уходят, а с Р дома сидит няня. Вс: мать и Р ходят в церковь на утр. службу. После обеда: все трое к-н отправляются». Записи были кропотливыми, наблюдения дотошными. И он своего добился. Готовился, предвидел и взял свое. Пошел по знаку и оказался вознагражден. Бедный Натан Беккер. Конечно, его сердце разбито. Но он сам позволил Дэнни блуждать в тот день по поезду, а сам отдыхал в объятиях дьявола, окутанный тенью смертельного греха: алчности. Неспособность быть бдительным по отношению к сыну свидетельствовала о ценности, которую он придавал своим мирским делам. Но Келлера это не касалось. Его заботили собственные деяния. А их еще так много. Во всем ему помогал Ангел. Это было предопределено. И звали его Рафаил. Келлер закрыл папку и посмотрел на Ангела, сонно ерзающего у него на коленях. Он явился на свет в тот же месяц, когда родился Джош, и был того же возраста, что и Джош, когда тот пропал в пучине. Келлер распознал те знаки. Ему открылась истина. Дети его не умерли. Они ждали перерождения в небесном свете. Скрип-скруп. Скрип-скруп. Только Божьи ангелы могли спасти их, преобразить. Рафаил был первым. Один из Сил[30]. Глава ангелов-хранителей. Покровитель человечества. Защитник детей. Келлер потянулся за второй папкой — толстой, розовой, с надписью «Габриэла Мишель Нанн / Алиша». В ней был портрет шестилетней девочки. Каштановые волосы заплетены в косички. Глаза с дымчатой поволокой. Бархатное зеленое платье с изящной кружевной отделкой. — Алиша. Красавица моя. Он погладил фотографию, шмыгнул носом и перевел взгляд на еще одно объявление о рождении: «Пол и Нэнси Нанн рады приветствовать свою вторую малютку, младшую сестричку Александры. Габриэль Мишель родилась в 4:12 пополудни, 12 апреля, вес 2,7 кг. Спасибо доктору Куку и медсестрам из Центральной городской больницы». «Габриэла» и месяц были обведены красным. Габриэла. Гавриил. Гавриил. Посланник Божий в этот мир. Ангел, возвестивший рождение Христа. Он нашел Гавриила. Келлер перевернул страницу и увидел свежее цветное фото: Габриэла Нанн. Улыбается, взлетая на качелях в парке возле своего дома. Келлер улыбнулся в ответ, а затем переключился на фотографию Габриэлы в обнимку с ее песиком Джексоном. Рядом лежал листик с объявлением о пропаже этой самой собаки. Келлер наклонился к Джексону, сидящему сейчас у него в ногах, погладил его и вздохнул. А затем взялся перелистывать страницы с документами, подробной информацией, заметками и фотографиями Наннов и Габриэлы. Скоро ей исполнится шесть лет. Алише тоже было шесть. Она родилась в июне. Срок совсем уже близок. Можно сказать, наступил. Келлер закрыл папку. До глубокой ночи он покачивался в кресле, а Дэнни Беккер спал у него на коленях. Постепенно уходя в дрему, Келлер вспоминал строки давно забытого стихотворения Дорис Уайт «Мой Ангел»: «Гробы их были открыты, и воля им всем дана — А вон и мой ангел милый, с ключом златым для меня». 25 Над окутанным туманом городом всходил розоватый диск солнца. Инспектор Линда Тарджен вышла из своего опрятного домика на Верхнем Рынке и села в неприметный «Шевроле» Сидовски. — Доброе утро, — вперемешку с зевком сказала она, принимая от шефа бумажный стаканчик магазинного кофе. — Благодарю. — Хорошо спалось? — Глаз не сомкнула. — Она бросила свою копию досье Киндхарта на документы шефа, лежащие между ними. Движение на Маркет было неплотное, так что можно было прямиком доехать до Сома, самого недавнего адреса Перри Киндхарта. — Какие мысли по нашему подопечному? — поинтересовался Сидовски. — Он наш самый верный выход на Доннер. Растлитель, сидевший с Уоллесом в Виргинии. Мы знаем, что Уоллес действовал не один и что Киндхарт во время похищения и смерти Доннер находился в Сан-Франциско. — Но на фото у того типа в капюшоне, что держал девочку, есть татуировка. А у Киндхарта ее нет. — Мистер Тату — единственный кадр, о котором мы пока знаем. Возможно, там замешаны и другие. Есть вероятность, что Киндхарт не имеет к этому никакого отношения, но он может кое-что знать. Например, чья это татуировка. Так что было бы непростительно, если б мы его как следует не встряхнули — посмотреть, что из этого выйдет. Сидовски одобрительно кивнул. Тарджен была довольна. Они работали на одной частоте. Одно слово, партнеры. Ближе к центру города туман уже рассеивался. На въезде в Тендерлойн улицы были усеяны использованными презервативами и шприцами. Несколько проституток все еще работали. Одна на углу Маркет и Ларкин-стрит задрала юбку, села на корточки и начала орошать тротуар. — Вы только гляньте, — покачал головой Сидовски. — И хоть бы кто копов позвал. — С чувством юмора, я вижу, у вас в порядке, — рассмеялась Тарджен. — Ну да, черт возьми. Я вообще приколист. Спроси любого. — А я спрашивала. — Справки, стало быть, наводила? — М-м-м. — И как оно? — Вы живете один, на Парксайде. Разводите птиц. Преступлений раскрыли больше, чем весь отдел за всю свою историю. От повышений отказывались, потому что работа у вас в крови. А дело Доннер не дает вам покоя, и до его раскрытия вы на пенсию вряд ли пойдете. — Еще что-нибудь? — Кое-кто называет вас «спесивым поляком». — Эти слова да мне б на майку. — Говорят еще, что после Брукса вы самый крутой убойник, каких только знавал Золотой штат[31]. — И это бы на майку, в память о Лео. — Но есть в вас и тревожная сторона, которая мне любопытней всего. — Сверну-ка я, пожалуй, по Пятой направо. — Это правда, что вы убили человека? Взяли и застрелили? Сидовски о чем-то призадумался. — Тогда еще шла война. Я был мальчишкой. — Так что же случилось? Он посмотрел в окно. — Давай расскажу как-нибудь в другой раз? — Само собой. — Ну а как насчет тебя? Я вот не вижу кольца… ты замужем? Тарджен уставилась в свой стаканчик. — Как бы сказать… Была близка. — И что?