— Чего? — Ну скажем, белый он или цветной? — Белый. Всяко. — Рост? — Примерно как у меня, под метр восемьдесят. — Возраст? — За сорок. — Помнишь какие-нибудь особые приметы? — Ну, — пустив ноздрями дым, Киндхарт загасил окурок, — наколки, кажется, были. Да, точно. Вот тут, типа змеи и огня. — Он провел себе по предплечьям. — Где он живет? Работает? — спросил Сидовски. — Не знаю. — Как ты с ним познакомился? — Через Уоллеса. Они с ним корешились. — Он тоже сидел в Виргинии? — Его я не помню, но то, что сидел, это точно. — Откуда ты знаешь? — По базару, по походке. — А где он сидел? Киндхарт пожал плечами. — Где вы познакомились? — Книжный магазинчик возле Ромоло. Мы там были с Уоллесом, и тут он пришел и завел разговор. — Ему нравилось встречаться с детьми? — Уоллес говорил, что да. — Ты когда-нибудь делал снимки с тех свиданок? — Да ну. Я его видел-то раз или два. Сидовски выложил на стол экземпляр фотоснимка, где Танита Доннер сидела на коленях у татуированного мужчины в капюшоне. — Это кто? — спросил он. Киндхарт взял снимок, осмотрел и возвратил на место. — Он и есть. Дружок Уоллеса. — Откуда ты знаешь? — Татуха. — А кто делал снимок? Киндхарт пожал плечами. — Ты же, кажется, в прошлом году снимал тех девочек именно на «Полароид»? Так, Перри? Киндхарт не помнил. — Ну ладно. — Сидовски закрыл блокнот и туманно улыбнулся. — Сейчас тебе лучше проехать с нами в участок, пока мы получаем ордер на уборку твоей берлоги. — Я же сказал, что к Уоллесу и той девчушке отношения не имею. — Уверен, что ты говоришь правду, Перри. И будешь не против повторить свои слова для полиграфа. — Детектора лжи, что ли? — А что? Или у тебя с этим проблемы? — язвительно спросил Сидовски. — Мне нужно связаться с моим адвокатом. Сидовски неторопливо сложил очки, сунул их в нагрудный карман и встал. — Знаешь, что мне кажется интересным? — возвышаясь над Киндхартом, сказал он сверху вниз. — Как невиновный человек, которому нечего скрывать, вдруг рвется звонить своему адвокату. Зачем тебе адвокат, Перри? Киндхарт не ответил. Сидовски наклонился и прошептал ему на ухо: — А вот Таните Мари Доннер дали связаться с адвокатом? Или нет? В ответ молчание. — А Дэнни Рафаэль Беккер своему адвокату звонил? А, Перри? Сидовски сжал своей лапищей шею Киндхарта и давил, пока тот не сморщился от боли. — Не волнуйся, дядя. Ты можешь плакаться своему адвокату о гадких копах и о своем праве охотиться на детей. А я поговорю с мужиками-строителями в Хантерс-Пойнт о растлителях малолетних, педофилах и прочем дерьме. Идет? Сидовски в оскале блеснул золотом зубов. — Вот и хорошо. Ну а теперь, коли не возражаешь, поехали. 26 «ПОХИЩЕНИЕ МАЛЬЧИКА ПРЕСЛЕДУЕТ МАТЬ УБИТОЙ ДЕВОЧКИ». Заголовок передовицы «Сан-Франциско Стар» проходил заглавными буквами через всю полосу поверх цветного, в полстраницы снимка Анджелы Доннер, сидящей в комнате Таниты в обнимку с плюшевым мишкой. Задний фон занимал знакомый плакат девочки с надписью о награде. Надпись «Убийство» как бы случайно находилась на уровне глаз Анджелы. Статью Тома Рида сопровождали снимки Таниты и Дэнни Беккера. Повествование начиналось со слов: «Анджела Доннер не может сдерживать слез, когда обнимает плюшевого мишку своей погибшей девочки и молится за Дэнни Беккера, похищенного в том же районе, где год назад была похищена и убита ее дочь Танита. “Я молюсь о том, чтобы Дэнни Беккер вернулся домой живым и чтобы его родителям не пришлось пройти через то, через что прошла я, и жить с этим изо дня в день. Молюсь я и о том, чтобы предстал перед судом убийца моего ребенка”. Ну а пока Анджела (ей 21 год) тихо плачет на своем первом интервью, данном ею после того, как город потрясло убийство ее двухлетней дочери…» «Неплохо», — подумал Рид, перечитывая свой материал и пригубливая кофе у себя за столом в новостном отделе. Его статья переходила на вторую страницу, где был размещен очерк о группе Кейт Мартин, заглавный в рубрике «Мегаполис». Получается, он побил «Кроникл» и «Экземинер». Удовлетворенность выигрышем в конкуренции и лидерством в сегодняшней «Стар» смешивалась с сочувствием Анджеле Доннер. Тучная, невзрачная, несмотря на молодость, женщина, постоянно извиняющаяся за свой убогий двор, ветхую квартиру, пропитанную кисловатым запахом. Ее отец сидел в кресле перед допотопным вентилятором на телевизоре, стоящем на деревянном ящике из-под фруктов. Старик был закутан в белую простыню. Время от времени его морщинистая рука выскальзывала из-под нее за кусочком льда из пластмассовой миски. Скелетообразная челюсть медленно ерзала, нажевывая ледяную крошку. — Земля — Тому! Ты меня слышишь? — Извини. Что? Рид оторвал взгляд от газеты и поглядел поверх компьютера на Молли Уилсон, оживленно печатающую на клавиатуре.