Тарджен обихаживала дальний проход, разнося тарелки со свежими булочками, и жалела, что на ней блейзер и юбка, а не джинсы с толстовкой. Она старалась как могла, с улыбкой, а сама пытливо высматривала обнаженные руки в татуировках и лица, схожие с портретом Шука. Попутно приходилось еще и бороться с зевотой. Ночь прошла почти без сна: лежа в одиночестве, Линда переживала за Габриэлу Нанн и Дэнни Беккера. Не получалось отделаться и от впечатления, произведенного исповедью Шука. Нужно положить всему этому конец. Неужели они опоздали? Сидовски переходил от стола к столу, наполняя из кувшина кружки молоком. Если получится засечь Шука, как-то его обособить, то, вероятно, можно будет схватить его прямо здесь. И тогда он, возможно, выведет их к детям. Если они еще живы. Но улик, безусловно, прибудет. Хотя есть и риск его потерять. И он может похитить еще одного ребенка. Этот риск Сидовски кропотливо взвешивал, изучая очередь, змеящуюся от раздаточного стола к двери, и высматривал в ней татуировки, схожие типажи фигур и лиц. Он то и дело проверял, наглухо ли застегнут пиджак, чтобы не было видно ствола. Взгляд Сидовски был сосредоточен на зале и выходах. Как быстро получится до них добраться, если Шук задаст стрекача? И вообще, что предпринять? У Флоренс по коже побежали мурашки. Она заметила языки огня. Языки, разбитое сердце и кобру, обвивающие Верджилу левое предплечье. Это был он. В очереди, близящейся к раздаче. — В чем дело, Флоренс? У тебя такой вид, будто ты увидела привидение. — А? — Ты что-то углядела? — Да нет, Марти. Извини. Флоренс кротко положила ему на костлявую длань ладошку и этим отвлекла. — Просто задумалась. А ты чего себе подливки так мало взял? Взял бы добавку. — Не, в очередь лучше не соваться: затопчут, — разъехалась в беззубой улыбке седая борода Марти. — Такой красавец, и боишься? Зря. Флоренс украдкой еще раз глянула на Шука. В этот миг их глаза встретились, и ее искрой прошибла паника. В попытке скрыть свой испуг она отвернулась, стиснув при этом руку Марти. — Ничего, Марти. Бери еще. «Господи Иисусе, пожалуйста, помоги мне!» Она что, бежит на кухню? Не чувствуя под собой ног, она толком и не знала. Цепенея от страха, Флоренс тщетно взывала к себе быть сильной. Быть спокойной за детей. — Эй, осторожно! Она чуть не налетела на волонтера, проносящего через дверной проем бак с горячим супом. Вся обмякшая, переводя дух, Флоренс прислонилась к стене. К ней подошел Луи: — Флоренс, ты в порядке? Что, черт возьми, происходит? «Что с этой дурехой? Чего она так таращится?» Как будто ей что-то о нем известно. Шук не мог вспомнить, кто она. Да и хрен бы с ней. Мало ли их тут. Тут и так мыслей невпроворот, например о письмах. Прошла уже неделя, а в новостях ничего. Ничего, что способствовало бы его подъему. Засранцы держат это в секрете, замалчивают, лишая его удовольствия побередить рану Сан-Франциско, усилить боль. Как бы, интересно, поступил Зодиак? Отправил бы письма в газеты с угрозой, что если они их не опубликуют, то будет хуже. На тарелку Шука рядом с горкой картофельного пюре кто-то щедро накладывал ломти индейки и ростбифа. — Милости просим. Кушай на здоровье, — сказала молодая волонтерка. Из новеньких, наверно. Ее доброту и щедрость Шук встретил холодно. А на подходе к столу болезненно поморщился. Башку саднило будь здоров, но еще сильней была чудовищная жажда любить. Внутри от нее все аж горело, но этот новый игрок своими проделками вносил в охоту немыслимые риски. Что делать-то? Письма, игра со священником — все это так, баловство, слабые потуги. Больше этого терпеть нельзя. Необходимо что-то предпринять. Киндхарт. Они могли бы охотиться вместе. А потом с ним можно будет сделать что-то вроде того, что он проделал с Уоллесом. А что, это план. Хапнуть маленькую шлюшку, вволю ею насытиться, разогреть кровь, поднять градус накала. Это было бы классно. Но где сейчас этот Киндхарт? Хрен доищешься. Да пошел он. Можно все провернуть самому. Шук схватил пару булочек, и тут его снова клюнула мысль. А что это все же за карлица, что таращилась на него? Чем-то она была знакома, хотя никак не вспомнить, где он ее видел. Почему она вела себя так странно? Святоша старая. Не мешало бы ей, пожалуй, преподать урок смирения. Яростно куснув булочку, он направился к особняком стоящему столику. Флоренс была в истерике. — Это он! Он! Боже правый, он меня видел! — Флоренс, слушайте меня! Сейчас же глубокий вдох, ну же! — властно командовал ей Сидовски. Тарджен была на сотовом: — Оперативникам выдвинуться к точкам выхода. Без шума, без света, без мигалок. Флоренс бурно рыдала. Сидовски, склонясь, держал ее своими ручищами за плечики и как мог успокаивал. Тарджен изнутри кухни указала на Шука: — Я его засекла, Уолт. Вон он. Похоже, ничего не подозревает… пока. По телефону она дала описание Шука: — Белый, с бородой, в белой майке. — Флоренс, вы молодец. Скоро все закончится. Их кружком обступили любопытные кухонные работники. — Ребята, сейчас здесь действует полиция Сан-Франциско, — показывая свой жетон, обратился к ним Сидовски. — Никому не говорите, что мы здесь, это вопрос жизни и смерти. Всем понятно? Очень на вас надеюсь. Ведите себя как обычно, работайте. — А что происходит-то, офицер? — допытывался один неуемный. — Сэр, позже мы все вам расскажем. А пока, прошу вас, тише. И ваше содействие для нас сейчас крайне необходимо, поверьте. — Уолт, диспетчер вызвал группу захвата. — До их приезда он на нас. — А если он сорвется бежать? Вместо ответа Сидовски подошел к двери, поглядеть на Шука. Тот сидел в одиночестве, спиной вплотную к стене. Правой рукой накалывал на вилку еду, а левым предплечьем бдительно обвивал тарелку, выказывая миру свои партаки: мол, со мной лучше не связываться. При этом он то и дело шнырял глазами по залу, не доверяя никому и ничему. Так уж он ел в закрытых помещениях: от старых привычек так просто не избавишься. Хотя здесь с проблемами Шук никогда не сталкивался. За что ему, собственно, эта церковка и глянулась. Это и еще то, что она была чистой. Чистота в зале, чистота в церкви — везде прибрано, надраено, благоухает свечным воском и лимонной полиролью. Все такое ухоженное, опрятное. Оп. Шук перестал жевать. Еда застряла в горле. Это не она, часом, натирает там скамейки, драит латунь? Точно, она. И она же всегда там ошивается, когда он ходит к попу! Как раз в этот момент из зала на кухню пролезала фигура доходяги посудомоя в обнимку с баком грязной посуды. В дверях он слегка подзастрял, и Шук успел взглядом уловить какую-то деловую бабенку в пиджачке; она что-то напряженно вещала в трубку мобильника. А вблизи нее стояла та самая старуха и разговаривала с седым мужиком в костюме, с загорелым лицом… где-то он его видел… так блин, по телику ж, в новостях! Это же коп! Сердце молотом ухнуло в ребра, а в темя вступило как от горчицы. Старая ведьма явно рассказывала им про него. Они пришли за ним! Слышно было, как где-то наверху визгнули тормоза и мотор заработал на холостом ходу. В подвальное окошко проглядывало черно-белое крыло служебной машины. Оконце мелкое, не пролезть. «Думай! Думай! Думай!» На кухне к Сидовски и Тарджен присоединился полицейский в форме, Гэри Крокетт. В руке у него была рация. — Ну-ка объяви, — распорядился Сидовски, — чтобы все слышали. Крокетт передал приказ в микрофон. — У вас люди на всех выходах? — уточнила Тарджен. Крокетт кивнул. — Кого задерживаем? — Подозреваемого в похищении детей… Этого еще не хватало! Сзади у помещения парковался фургон с логотипом «5-го новостного канала».