– Я не нуждаюсь в посредниках при общении с собственной женой! Свободен! 18 Шейла искала мистера Гамильтона на подгибающихся от страха ногах. Ругала себя – чего она так боится? Ведь разговаривали уже. Не съел же он её. И сейчас не съест. Но поделать с собой ничего не могла – всё равно тряслась от страха. Кемп читал книгу в библиотеке, удобно устроившись в кресле у камина. Оторвался от чтения, когда услышал скрип открывающейся двери. Шейла. После того, как он пресёк на корню намерения Экчери послужить почтовым голубем между супругами, Кемп ждал её прихода. Шейла на ватных ногах подошла к мистеру Гамильтону и остановилась в двух шагах. Собралась с духом и выпалила фразу, которую выучила наизусть: – Мистер Гамильтон, я хочу навестить маму. Кемп поморщился. Ему понравилось, что она ясно выражает свои желания. С его точки зрения, так и должна разговаривать графиня, даже с ним, своим мужем. Без всяких там «мне хотелось бы», «пожалуйста», «позвольте мне». «Хочу» и точка! А сморщился он от того, что она обратилась к нему формально, а не как к супругу. Скоро они переедут в усадьбу, начнут светскую жизнь, и Шейла должна к этому времени привыкнуть обращаться к нему по имени. Кемп привык, что его подчинённые понимают его с полуслова, и потому поправил жену коротко: – Кемп. Шейла застыла в недоумении. Когда она прокручивала в голове разговор с ним, там было два варианта: он ей отказывает, и тогда она говорит одно, или соглашается, и тогда она благодарит его и уходит. Варианта с его именем не было. Да, она знает, что его зовут Кемп. И что дальше? Кроме того, его внимательный, какой-то цепкий взгляд пугал её, у неё опять затряслись колени, а язык присох к нёбу. Кемп вздохнул – Шейла явно не понимала, что от неё требуется. Придётся учить её ещё и этому – понимать его с полуслова. Терпеливо объяснил: – Мы супруги. Обращайся ко мне по имени. – Хорошо, – выдавила из себя Шейла и опять застыла. – Итак, что ты хочешь? – подогнал её Кемп. – Я хочу навестить маму. – Кемп, – подсказал сэр Гамильтон. – Кемп, – послушно повторила Шейла. – А теперь всё вместе. – Я хочу навестить маму… Кемп. Кемп выдохнул – наконец-то! Не стал больше мучить Шейлу, для первого урока было достаточно. Ответил коротко: – В четверг. И вернулся к книге. Шейла потопталась около его кресла. Так всё просто оказалось? Но слова благодарности всё равно как-то не выговаривались. Развернулась и ушла. 19 И вот они опять повторяют путь, которым ехали почти два месяца назад. Только в дилижансе их уже не трое, а двое – она, Шейла, и мистер Гамильтон. Кемп. Её муж. Супруг. Как много у него появилось новых ипостасей за короткий срок их знакомства, хотя суть от этого не поменялась. Он по-прежнему совершенно чужой, не знакомый ей человек, который по какой-то прихоти судьбы имеет право определять, когда ей видеться с мамой, какую одежду носить, с кем она имеет право общаться, а с кем нет, что она должна делать завтра и что никогда не будет делать в будущем. Об этом размышляла Шейла, пока тряслась в дилижансе по дороге в «Убежище Хеллингли». Кемп сидел напротив, углубившись в ворох бумаг, которые внимательно прочитывал, делал пометки, перекладывал по каким-то, одному ему ведомым, правилам. Шейле же делать было нечего. Она даже книгу не догадалась взять в дорогу. Поэтому оставалось только размышлять, отвернувшись к окну, чтобы не пялиться на мужчину напротив. В какой момент она задремала, Шейла не заметила. Очнулась, когда чей-то голос несколько раз позвал её по имени. Очнулась, укутанная дорожным пледом, на плече мужа. Первое, что увидела, когда открыла глаза, его губы, выговаривающие её имя. Потом глаза, почему-то светящиеся в темноте. В испуге отпрянула от него. Но не из-за глаз, а из-за неловкости ситуации, в которой оказалась. Рассуждать о нём, как о чужаке, а потом доверчиво спать на его плече! Она даже, кажется, покраснела. Во всяком случае, чувствовала, как полыхают огнём её щёки и уши. Хорошо, что было уже темно, а на улице ещё и прохладно. Она горячо надеялась, что никому её смущение не видно, особенно ему. В придорожной гостинице её скромность подверглось новому испытанию – их поселили, как супругов, в один номер. Кровать тоже была одна и не самая широкая. Хорошо, что Шейла успела заснуть, пока мистер Гамильтон отсутствовал в комнате по каким-то своим делам. И проснулась, когда он уже встал. Сомневаться, что спали они в одной постели, не приходилось – на второй подушке отпечатался след от его головы, и «благоухала» она терпким запахом его сигар. Единственная привычка, которая выдавала в нём американца. Во всём остальном он ничем не отличался от англичанина, даже иностранный акцент исчез за прошедшие два месяца. Через два часа они уже въезжали в ворота «Убежища Хеллингли». Леди Беркерри нашли на центральной аллее парка. Она восседала на скамейке, как на троне, ещё с двумя дамами. Обмахивалась веером, что в сочетании с пасмурной и холодной погодой начала ноября и в соответствующей одежде, смотрелось довольно комично. Ещё более смешно и, одновременно, страшно было то, с каким серьёзным и величественным видом дамы обсуждали пары, пытавшиеся кружиться в вальсе под их строгим присмотром. Если это беспорядочное и неуклюжее топтание можно было назвать вальсом. Мама была в своей любимой стихии – на балу. Шейлу она не узнала. Забыла. Но обрадовалась новому свежему лицу. Попыталась составить ей пару для танцев. Чем там дело закончится, Кемп ждать не стал, ретировался, чтобы его не заставили участвовать в этом сумасшедшем действе. Отправился к доктору. С облегчением выслушал его заверения, что они делают всё возможное, чтобы вылечить леди Беркерри, но, увы, скорее всего, вряд ли когда-нибудь смогут вернуть графиню на то место в обществе, которое принадлежит ей по праву рождения. Витиеватые слова сожаления доктора плавно перетекли в столь же напыщенные и витиеватые слова благодарности за щедрый взнос сэра Гамильтона на нужды больницы (это помимо ежемесячно вносимой платы за нахождение в их стенах миссис Беркерри). Кемп, в планы которого выздоровление свекрови, отнюдь, не вписывалось, со спокойной душой покинул доктора и устроился на лавочке у входа в парк ждать жену. Шейла поплакала, конечно, из-за того, что мама её забыла, но, в целом, душа её успокоилась. Мама выглядела довольной и даже счастливой. Ей тут было хорошо. Ведь это самое главное. Обратная дорога прошла без происшествий. Они ехали восемь часов с небольшими остановками на туалет и перекус, и уже к ночи были дома. Воодушевлённая поездкой, Шейла решила договориться с мужем о поездках к маме сразу, не откладывая на потом: – Кемп, я хочу посещать маму каждую неделю. Кемп внимательно посмотрел на жену – а ведь она быстро учится, это хорошо. Но с еженедельными поездками не согласился: – Это слишком часто. – Вам не обязательно сопровождать меня. Я могу поехать с Вестой или Экчери. Кемп задумался. Не над абсурдным предложением о Весте и Экчери. А над обращением к нему на «Вы». Пожалуй, ему это нравится. Он будет обращаться к ней по имени и на «ты», а она, графиня, будет обращаться к нему по имени и на «Вы», как бы признавая его главенствующее над ней положение. – Исключено, – отказал категорически, – Раз в месяц. 20 Кемп расстроился. Сильно расстроился. Бастер18 отказался приехать. Сослался на тысячу причин, но Кемп знал – просто не захотел. Ну, ладно, когда они жили так далеко друг от друга, через целый океан, он в Америке, а брат во Франции, это можно было понять. Увидев, как тяжело далось морское путешествие Экчери, Кемп мог посчитать это за уважительную причину. Но сейчас?! Когда между ними всего лишь узкий Ла-Манш, который даже вплавь можно пересечь меньше, чем за сутки19?! А он так торопил, подгонял ремонт усадьбы в Беркшире, чтобы переехать туда к Рождеству. Так хотел, чтобы они, как в старые добрые времена, встретили праздник вместе, по-семейному – он, брат и жена. Кемп так огорчился из-за брата, работа не шла на ум, и он пошёл бродить по дому. За неделю до праздника в доме уже пахло Рождеством. Не только установленной в зале елью, но и чем-то сладким с примесью пряностей20. Кемп и сам не заметил, как, вслед за запахом, ноги принесли его на кухню. И здесь ему предстала картина, которая сначала ввела его в ступор, а потом привела в бешенство. Веста, Калин и… Шейла вместе готовили рождественский кекс. Шейла в фартуке, вся перепачканная мукой, месила тесто. И они весело, как ровня, переговаривались между собой и хихикали. Графиня и служанки! Он столько усилий потратил на то, чтобы она почувствовала себя графиней, а она наравне с ними топчется на кухне! Столько фунтов21 крема и галлонов22 масла втёрто в её тело, в её руки, чтобы она их в муке пачкала?! Он столько вложил в неё денег, чтобы она выглядела графиней! Весь этот ворох одежды, обуви, всяких женских штучек-дрючек стоит почти столько же, сколько и ремонт усадьбы, который, кстати, ещё не закончен! Не говоря уже о средствах на восстановление из руин маслобойни и чугунно-железной мануфактуры. Он всё взял на себя: и её сумасшедшую мамашу, и её разворованное наследство, и её саму, в конце концов, а от неё потребовал только одно – взойти на своё, предназначенное Богом по праву рождения, место. И что, она сделала хоть шаг в его сторону?!? – Веста! Калин! Идите за мной! – прозвучал как гром среди ясного неба голос сэра Гамильтона. Женщины вздрогнули. Веста и Калин переглянулись между собой, не понимая, чем они вызвали гнев хозяина, потом жалобно посмотрели на хозяйку. Шейла выглядела растерянной, она тоже ничего не понимала. Опустив голову, служанки засеменили за широко шагающим хозяином, а Шейла опустилась на стул. Рассеяно оглядела заваленный продуктами стол, за которым ещё несколько мгновений назад царило предпраздничное веселое настроение. Доделывать кекс не стала. Сложила руки и приготовилась ждать, когда Веста и Калин вернуться. Служанок всё не было и не было. Шейла решилась их поискать. В кабинете Кемпа было тихо, и туда заходить Шейла не стала. Пошла к ним в комнату. Мать с дочерью спешно собирали свои вещи. – Веста, Калин, что происходит? – удивилась Шейла. – Нас уволили, госпожа, – произнесла Веста, и её глаза наполнились слезами, а Калин так и вообще расплакалась и села на кровать, – Велели убраться из дома в течение часа. – Но за что? – Не знаем, госпожа. Мистер Гамильтон только это сказал. – Подождите! Я с ним поговорю! – решительно сказала Шейла и вышла из комнаты. По дороге к кабинету мужа решительность Шейлы поубавилась. У них, конечно, последнее время были неплохие отношения. Они даже разговаривали, когда ездили вместе к маме. Так, короткими фразами на общие темы. Во всяком случае, Кемп всегда отвечал на её вопросы. Но, всё-таки, идти к нему, когда он в гневе и не понятно почему, было боязно. И Шейла завернула в кабинет, где обычно работал Экчери. Вот с кем можно было всегда, не опасаясь, поговорить на любые темы. Вот кто мог всё объяснить и разложить по полочкам. Вот кто мог просто и логично растолковать слова и поступки мужа. Как, например, с его особо цепким взглядом, который так пугал Шейлу, а на самом деле оказался всего лишь сигналом к тому, что он готов со всем вниманием выслушать собеседника. Экчери внимательно выслушал Шейлу, задал дополнительные вопросы, чтобы выяснить все обстоятельства, а потом сочувственно вздохнул: – Миссис Гамильтон, боюсь, что мы ничем не сможем помочь Весте и Калин. – Но почему? Вы знаете, в чём они провинились? Ещё бы Экчери не знать! Последнее время из разговоров с мистером Гамильтоном ушли вопросы, связанные с бизнесом и ремонтом усадьбы. Здесь всё уже было отлажено, встало на прямую дорогу, остался только контроль. Тема, которая вышла на первый план, и занимала все мысли хозяина – это, как и когда вступить в высшее аристократическое общество Беркшира, а затем и в высший свет Англии. На достижение этой цели, не покладая рук, трудились все агенты Экчери, выискивая связи, на которые можно положиться, тонкие ниточки, за которые можно дёрнуть, болевые точки, на которые можно надавить. Можно представить, как он рассвирепел, когда увидел свою жену, графиню, свой главный козырь, на кухне наравне со служанками занимающуюся готовкой. И отыгрался на слугах. – Но это же старая английская традиция! – растерялась Шейла, – Мама тоже всегда собственноручно делала рождественские кексы. С помощью слуг, конечно. – Боюсь, мистер Гамильтон не знает об этой английской традиции. – Я ему расскажу! – обрадовалась Шейла и вскочила, чтобы тут же отправиться к мужу. – Боюсь, миссис Гамильтон, что это уже не поможет. Мистер Гамильтон никогда не меняет свои решения. Правда, один раз такое случилось. Когда Экчери удалось уговорить хозяина взять его с собой в Англию. Но он не стал понапрасну обнадёживать хозяйку. Шейла не была согласна с Экчери, что мужа нельзя ни в чём переубедить. Ведь он ей поначалу жёстко отказал в более частых, чем раз в месяц, поездках к маме, а недавно согласился поехать через три недели. Может, это было связано с Рождеством, или с тем, что из усадьбы было ближе до «Убежища Хеллингли», чем от дома в Гемпшире, но Шейла была уверена, что придёт тот срок, когда она будет ездить к маме, когда захочет. Кемп Шейлу выслушал, но ничего не сказал. И расстроенная Шейла пошла к себе в комнату. Погоревала. Попыталась почитать книгу. Отвлечь себя ничем не смогла и решила вернуться на кухню. Пережить неприятности легче, заняв себя работой. Да и доделать начатое тоже надо было. Не могут же они остаться в праздник без рождественского кекса. Тесто, оставленное впопыхах, заветрилось. Пришлось Шейле его выкинуть и начать замешивать заново. И какова же была её радость, когда вскоре на кухню вернулись и Веста с Калин! Нет, хозяин не оставил их в усадьбе. Но и не уволил. Разрешил остаться до Рождества, а после рождественских праздников велел приступить к работе в доме в Гемпшире.