– Автобус отправляется, – поет Джон. – Господи Иисусе, – шиплю я маме, как будто она заговорщица. – Нет-нет, – тепло говорит она. – Похоже, тебе отдали приказ. – Я знаю, знаю, – отвечаю я. – Мы можем поговорить в автобусе? Но там у нас не будет много личного пространства. – Нет, ты иди, мне все равно уже пора спать. Это один из наших наиболее бесконфликтных разговоров. Обычно она может сказать, что я придумываю предлог, чтобы соскочить с разговора, и это приводит к ссоре. Спасибо, Всевышний, за Джона… Я бросаю телефон на подставку, как только кладу трубку, и издаю гортанный стон, уставившись в потолок. Это был всего лишь десятиминутный разговор, а я чувствую себя так, будто только что дал интервью одному из самых любопытных телеканалов. По крайней мере, я попал в эту среду, имея за плечами жизненный опыт, позволяющий прекрасно ориентироваться на минных полях из разговоров и замечать ловушки еще до того, как они будут расставлены. Я должен послать маме цветы в благодарность за это умение. «К черту твою маму», – память проигрывает живущие в моих мыслях слова Зака. Мы в надувном замке на вечеринке Энджела, и он стоит передо мной на коленях, его взгляд напряженный, и я знаю, что все будет хорошо. Он сделает так, что все будет в порядке. Затем я возвращаюсь в реальность. Зака здесь нет. – Родители? – спрашивает Джон, возвращаясь к своему тренажеру. – Мама. – Еще хуже, – отвечает он. У каждого в группе есть свое мнение о моей маме. Они вежливо варьируются от «не-а» до «черт возьми, нет». – Она где-то вычитала про наше «напряжение», – говорю я. Мы теперь называем эту ситуацию именно так. Хотя ни Зак, ни я не даем никаких объяснений, Джон и Энджел прекрасно понимают, что мы с парнем враждуем и что это гораздо серьезнее, нежели ехидный комментарий во время прямого эфира. Энджел даже перестал шутить о том, что Зак не находит меня сексуальным, что означает – все стало слишком серьезно. – Мне кажется, рано или поздно твоя мать должна была узнать. Она дала какой-нибудь ценный совет? Я бросаю на него взгляд. – Понял. Ты уверен, что я не могу тебе как-то помочь? – Ты даже не знаешь, что произошло на самом деле! Как ты можешь мне что-то советовать? – Именно. – Джон… – Ты не должен в красках рассказывать, что произошло. Посто намекни, укажи суть проблемы. – Не могу. – Только приправу, – умоляет парень. – Я даже не прошу основное блюдо. Просто перец и паприку. – Как поэтично. – Спасибо, – говорит он с довольной улыбкой на лице. – Я только что это придумал. Не существует способа намекнуть Джону о том, что произошло, без риска, что парень сложит два и два. Даже невинные, туманные объяснения, вроде: «я сделал то, чего не должен был» или «возник неловкий момент», рискуют натолкнуть Энджела и Джона на след, который может привести их к разгадке. Может быть, я и не стесняюсь этого, но Зак – определенно. Поэтому не имеет значения, насколько мне больно или насколько я обижен тем, что Зак даже не пытается решить эту проблему вместе со мной. Это черта, которую я не перейду, и точка. Поэтому я лишь кротко пожимаю одним плечом. – Ладно, Рубен. – Голос Джона надламывается. Я вздрагиваю. – Ты спрашиваешь, потому что тебе и в самом деле не все равно или потому что Эрин и Джефф хотят этого? – спрашиваю я. – Что?! – восклицает Джон. – Очевидно, потому что мне не все равно. – Правда? Для человека, который хочет, чтобы все было в порядке, ты слишком настойчиво интересуешься этой темой. Учитывая тот факт, что мы оба не хотим об этом говорить. – Я хочу, чтобы ты знал: я здесь только ради помощи. – Нет, – отвечаю я, переместившись, чтобы воспользоваться платформой для жима ногами, пока мы разговариваем. – Ты хочешь, чтобы мы все исправили. – Конечно же я хочу, чтобы вы все исправили! Вы мои друзья! – А также из-за этого группа предстает не в лучшем свете, – добавляю я, приподняв брови. Джон изучает меня, а затем слабо пожимает плечами. – Что ты от меня хочешь? Чтобы я сказал, что это не так? Ты и сам знаешь, что это правда. – Так вот оно что, – отвечаю я. В мой голос вкралась мамина колкость. Это всегда происходит после разговора с ней. Как будто она заражает меня. – Ради всего святого, Рубен, не все сговорились против тебя. Не у всех есть свои планы. – Я и так знаю, что у тебя есть свои планы, – говорю я. – Это твое право по рождению. Черт, вслух это звучит гораздо жестче. Я пытаюсь смягчить удар. – Я не совсем это имел в виду. Просто твой отец давит на тебя. Мы все об этом знаем, и я понимаю, что ты ничего не можешь с этим поделать. Мне лишь… нужно, чтобы сейчас ты не пытался мной управлять. Мне нужно, чтобы ты был моим другом. Он выдыхает долго и медленно, и я почти вижу, как Джон мысленно считает до пяти. – Я пытаюсь, – говорит он неторопливо. – Скажи мне, что если мы с Заком больше не будем друзьями, то это не будет иметь значения. Скажи, что не будешь злиться на меня из-за этого. Он выглядит смущенным, и я не виню его. В моей голове все перемешалось, не знаю, как я до этого дошел, но мне вдруг стало очень важно знать, что наша дружба не зависит от того, насколько хорошо я справлюсь с этой ситуацией. Мне нужно знать, что все в порядке, потому что вряд ли смогу все контролировать. Я потерял эту возможность. – Я все еще буду твоим другом, если ты это имеешь в виду, – осторожно говорит он. – Но я бы не сказал, что это не будет иметь никакого значения. – Мне нужно, чтобы это не имело значения. – Но будет! Я ничего не могу с этим поделать. Ты не представляешь, насколько отстойно постоянно быть между двух огней. Не хочу выбирать. – Никто не просит тебя выбирать. – Может быть, но иногда мне кажется, что это именно так. Я сильнее жму платформу. – Не знаю, как все исправить, – ворчу я. – Можешь начать с того, чтобы быть немного добрее к Заку. – Что? – спрашиваю я, делая паузу. – Это он продолжает отпускать комментарии в мой адрес. – Честно говоря, я бы сказал, что тут пятьдесят на пятьдесят. Я безмолвно трясу головой, и Джон пожимает плечами. – Я лишь выражаю свое мнение. Ты не обязан к нему прислушиваться. Ты всегда так защищаешься, когда кто-то пытается преподнести тебе критику, Рубен. К черту. Я вскидываю руки, напугав Джона. – Отлично. Конечно же. Думаю, главный придурок – это я. Я во всем виноват, а Зак не делает ничего плохого. – Рубен… – Ты хочешь, чтобы я был с ним добрее? Твою мать, я буду чертовски милым. Буду самым доброжелательным человеком, которого ты когда-либо видел, и если он волшебным образом вновь не станет моим другом, может быть, ты наконец поймешь, что на самом деле проблема не во мне. Я лишь реагирую, как умею, черт возьми. – Мне пора. Я усмехаюсь, пока парень собирает свое спортивное снаряжение. – Да, конечно, иди. Прости, что не был с тобой так любезен. – Хорошо, Рубен. – Передай своему отцу, чтобы он не волновался. Я принял все к сведению! Отныне я буду таким доброжелательным, что вы меня не узнаете.