– Что делаете? – спрашивает он, садясь на спинку моего кресла и беря телефон Джона. – Читаем статью о каждой девушке, с которой мы когда-либо были в одной комнате, и что значат наши «свидания», – отвечаю я. Энджел пролистывает статью. – О, чувак. Я… ну, знаешь, по крайней мере, они признают, что я сексуален, – громко объявляет он. Затем он закидывает руки назад, чтобы крикнуть во весь голос: – Последние новости! Chorus признает, что на самом деле кто-то считает Энджела привлекательным! Позовите прессу, это все меняет! Несколько человек, включая Эрин, смотрят на нас, но никто не отвечает и не подходит. Зак бормочет: – Значит, ты тоже думаешь, что источник – Дэвид? А я думал, что это только я догадываюсь. Энджел смеется во весь голос и слишком долго. Больше похоже на смех злодея. – Нет, Заки, не только ты. Если это не проделки Дэвида, я спрыгну со сцены и буду бороздить гребаную толпу сегодня вечером. Это же очевидно. Зак и Рубен на сто процентов не гомо, а самые натуральные супернатуралы. – И ко мне, вероятно, у них тоже много вопросов, раз они мне тоже перемыли косточки, – глухо говорит Джон. – И я тоже определенно натурал, но не такой, о котором должны мечтать фанаты, – добавляет Энджел злобным тоном. – Значит, нет причин шипперить кого-то с кем-то, – заканчиваю я, и Энджел одобрительно хлопает меня по плечу. – Дэвид выслал фото меня и моей беременной кузины, – возмущается Зак, и Энджел разражается смехом, пока не падает со стула. Джон помогает Энджелу подняться на ноги, я встаю рядом. – Эй, ты в порядке? – спрашиваю я. Энджел хлопает в ладоши. – Просто фантастика. Я готов. Давайте, черт возьми, выходим на сцену, я заряжен! Теперь он прыгает на месте. Кажется, никто не против. Все заметили настрой Энджела – его невозможно не заметить. Наша команда не против, что еще поделаешь? Энджел не слушает нас. Я протягиваю Энджелу бутылку воды и выдавливаю улыбку. – Хорошо. Ладно. Раз ты готов. Его лицо мрачнеет, и он срывает крышку с бутылки зубами. – Я в порядке, Рубен. Не порти момент. Я смотрю на обеспокоенных Зака и Джона. Но их глаза говорят мне, что я прав. Мы ничего не можем сделать, чего бы мы еще не попробовали. И, честно говоря, из-за плотного графика, нашего с Заком каминг-аута и беспокойства Зака о своей маме, и моей мамы, которая каждую секунду пишет мне сообщения с критикой, у меня нет возможности справиться с этим. Это слишком много для меня одного, чтобы знать, с чего начать. Поэтому, когда Эрин зовет нас на сцену, я делаю единственное, что могу. Я говорю себе, что с Энджелом все в порядке, и это не конец света, если на сцене он будет чуть энергичнее обычного. Я отодвигаю его на задний план и продолжаю шоу. Потому что я не знаю, что еще могу сделать. Глава 18 Зак Пора. Я должен сказать маме о том, что произошло с Рубеном. У меня все настроено для запланированного FaceTime. Я уложил волосы, убрав их вниз, а не вверх, и на мне рубашка с длинными рукавами, которую я ношу как пижаму. Думаю, я сделал все это, чтобы показать маме, что я – все еще я, хотя она вот-вот узнает обо мне что-то очень личное. Я все еще ее странный ребенок, который обожает поп-панк-группы. Во мне ничего не изменилось, и я хочу это показать. Я смотрю на вышивку фанатки с текстом Fight Back – единственное, что я оставил после пресс-конференции. Телефон начинает звонить. Вот черт. Чертов черт. Я застываю. Как только я возьму трубку, мне придется говорить. И прямо сейчас мой желудок скрутил спазм. Я запутался, честное слово. Признание должно пройти нормально; мама чрезвычайно, я имею в виду чрезвычайно толерантна. И, признаюсь, уже несколько раз я понял, насколько это приятно. Однако все хорошие чувства придут после разговора. А сейчас мне кажется, что все идет плохо. Saturday выходит из-под контроля, и я не могу это остановить. Иметь маму на моей стороне – одна из немногих констант, но все может измениться. Конечно, вряд ли такое случится, но это особенность людей – иногда они делают то, чего вы совсем не ждете. К тому же, возможно, мама спокойно относится к гомосексуалам, пока я не отношусь к ним… Но, учитывая все происходящее, я хочу, чтобы она все обо мне знала, даже если я не могу предсказать, как она отреагирует. Я би, и у меня есть парень. Она должна знать. И я не стыжусь того, что мне нравятся парни или что я встречаюсь с Рубеном. Я просто не хочу ее подводить. Телефон замолкает. Я пропустил звонок. Я выдыхаю и встряхиваю плечами. Я выступал перед тысячами людей и даже близко не ощущал себя так взволнованно. Сейчас я бы лучше выбрал концерт. Я бы даже выбрал тот, где мне пришлось бы выступать в белье, не зная слов песен. Я поднимаю дрожащие руки и набираю маму по видеосвязи. До начала тура мы не созванивались с видео, но сейчас, когда мы так далеко друг от друга, говорить лицом к лицу даже приятнее. Гудок. – Привет! – Она все еще в рабочей униформе, но волосы распущены, струятся по плечам взъерошенными каштановыми локонами. Должно быть, она звонила мне, как только добралась домой после смены. – Как дела? – Хорошо, как ты? Мама хмурится. – Ладно, что случилось? – Что? – Ты в рубашке и ведешь себя странно. – Я не странный! За время работы в системе здравоохранения у мамы выработался иммунитет ко всякой чуши. Пациенты, которые скрывают секреты от нее из-за стыда или чего-то еще, бесят ее, потому что усложняют ей работу. – Хорошо, ты права. Я должен кое-что сказать тебе. – Я прямо шокирована. – Мы можем быть серьезными пять секунд? – Прости, натягиваю лицо серьезной мамы. Что случилось, деточка? – Ты худшая. – Ну же, говори. Дай угадаю, ты встречаешься с кем-то? Я молчу. – Эм… – Да! Это здорово, кто она? Ты только глянь, ты краснеешь, это бесценно. Знаешь, я думала, что это произойдет, пока ты будешь за границей, негодяй. – Мам, хватит. Эм… Слезы стоят в моих глазах. Произнести это очень сложно. Гораздо сложнее, чем я ожидал. Но я хочу ей рассказать, потому что знаю, если не скажу сейчас, я передумаю. Вся суть звонка в том, чтобы сказать ей. Я должен это сделать. – Мам, дело в том, что мне вроде как нравятся парни. Я би. – О.