– Они пришли к выводу, что ты прав, Джон. Энджелу нужно время, чтобы восстановиться. Турне отложили. Я бы хотел, чтобы это было похоже на победу. Но это не так. Даже близко не так. Глава 21 Рубен Полет домой проходит в полном молчании. Я надеюсь хоть немного вздремнуть. Видит бог, в последнее время мне совершенно не удавалось выспаться, потому что даже с закрытыми глазами мой разум отказывался успокаиваться. Он бурлит и трещит, перескакивая с темы на тему с неуемной энергией крохотной колибри. Энджел и его реабилитация, мы все еще не знаем об этом ничего, кроме туманных обещаний. СМИ и их теперь уже сочувственное обсуждение Энджела и его состояния из-за аварии. Джон и то, как он ушел в себя после того, как наконец-то выступил против отца. Как я понимаю его страх перечить родителям. Зак и то, как его улыбка начала тускнеть с тех пор, как он открылся своей матери. Как эта улыбка полностью исчезла после аварии. Он собирается встретиться с мамой впервые после того, как признался ей. А я буду в полнейшем раздрае, не в состоянии держать его за руку или броситься ему настречу, если что-то пойдет не так. Моя мама и то, как она, казалось бы, беспокоилась о самом Энджеле меньше, чем о том, как это повлияет на турне. Плюс ко всему я послал ее куда подальше. Словно произошедшее тем вечером не было достаточным оправданием моего поведения. Я должен попытаться вернуться к прежней жизни в доме родителей. Рядом с матерью. Без группы. Без Зака. От темы к теме. Как будто мой мозг тщетно пытается настроиться на нужную радиостанцию. Я пытаюсь заглушить его, нацепив наушники и включив «В этом доме», но это удается мне лишь наполовину. Такое ощущение, что мы находимся в воздухе целую вечность, – до такой степени, что я начинаю всерьез задумываться о том, что, возможно, Джефф никогда и не планировал нас освобождать и что он тайно перенаправил самолет, чтобы в последнюю минуту воспользоваться рекламной возможностью или что-то в этом роде. А может быть, все не так и сложно. Может быть, мы просто застыли, подвешенные в одном месте, и больше никогда не вернемся домой. Может быть, ожидание и барахтанье в своем горе – это все, что сейчас существует. Внезапно пилот объявляет, что скоро мы приземлимся в Лос-Анджелесе, и я наконец-то открываю глаза. Зак, который весь полет сидит со мной плечом к плечу, смотрит на меня, но не произносит ни слова. Не улыбается. Обычно Энджел и Зак остаются в самолете, пока остальные высаживаются. Однако сегодня мы оставляем его одного. Команда проходит мимо парня, прощаясь с ним с наигранным дружелюбием. Джон крепко обнимает Зака, и у меня в горле встает комок, когда я смотрю на это. Секунды неумолимо убегают. И вот они уходят. Пришло мое время прощаться. Я не готов к этому. Я не расставался с ним дольше чем на несколько часов с тех пор, как мы начали европейский тур. Теперь же я чувствую, будто меня насильно отрывают от него. Как я могу выйти из самолета один, вернуться домой без Зака, заснуть без его запаха на моей подушке и проснуться только под эхо созданной нами симфонии? Я чувствую, что жизнь вот-вот выйдет из колеи. Это выводит меня из себя. Стиснув зубы, я грубо притягиваю его к себе, вдыхаю аромат волос и стискиваю их между пальцами, чтобы освежить в памяти воспоминания о том, как я держал его в своих объятиях. Эти воспоминания будут поддерживать во мне жизнь до нашей следующей встречи. – Скоро увидимся? – говорю я, когда мы отстраняемся друг от друга. Он сглатывает, и уголки его рта приподнимаются. – Скоро. Напишешь мне, когда вернешься домой в целости и сохранности? Я киваю вместо ответа, потому что боюсь, что если открою рот, то слова будет невозможно остановить. Глубоко вздохнув, я выхожу из самолета за Джоном и спускаюсь по трапу на асфальт. Я пытаюсь успокоить себя, пока шагаю. У нас есть телефоны. У нас есть Wi-Fi. Все будет хорошо. Это просто перерыв. На этот раз нет никаких фанфар, когда команду сопровождают в аэропорт два охранника из Chase. Вместо этого нас проводят через черный ход в частную зону, подальше от толпы людей с их фотографиями, видеокамерами и криками. Лишь негромкий гул, нарушаемый объявлениями и отработанными приветствиями персонала аэропорта. Я едва успеваю протереть глаза и встряхнуться, прежде чем прощаюсь с Джоном у обочины. Затем парень садится в свою машину, а я – в свою. На этом все заканчивается. Я совершенно один. Возвращаюсь к родителям без возможности этого избежать. Между нами нет никаких преград. Нет разницы во времени. Неужели всего месяц назад я был расстроен тем, что нас с родителями будут разделять несколько часовых поясов? Я пытаюсь выровнять дыхание, пока машина выезжает со стоянки. Через полминуты я достаю свой телефон и выключаю режим полета, чтобы отправить сообщение Заку. Но как только сигнал сети возвращается, от него приходит сообщение. Должно быть, Зак отправил его, когда еще сидел в самолете после посадки. Зак: Эй, я скучаю по тебе. Несмотря на сильную боль в груди, я улыбаюсь. Глава 22 Зак Я приехал домой и стою перед маминой дверью. Ко мне пришло осознание того, что моя жизнь не будет прежней. Мамины странности наконец-то достигли той точки, когда я больше не могу их игнорировать. Это превратило ее дом из безопасного убежища в место, в котором, честно говоря, я даже не хочу находиться. Я так устал от этого. Всеми силами я старался не позволить стене, которую она воздвигла, тревожить меня, потому что думал, что это наилучший вариант развития событий. Мне казалось хорошей идеей дать маме немного пространства, чтобы она смогла свыкнуться с моей ориентацией. Сейчас я понял, что это полная чушь. Из-за реакции матери мне кажется, что я стал кровожадным убийцей с топором в руках, а не бисексуалом. Я боялся с ней встречаться. Пришло время все исправить. Я отпираю дверь и захожу внутрь. – Привет, – говорит мама, выключая телевизор. Она в безразмерном топе и хлопковых штанах, а ее волосы небрежно убраны в хвост. Мы осторожно обнимаемся, держась на безопасном расстоянии. – Как прошел полет? – спрашивает она. – Хорошо. – Правда? Ты выглядишь уставшим. Я морщусь. – Ага, утомился. Я пойду спать. – Извини за беспорядок, – говорит мама, подбирая кардиган с дивана и аккуратно складывая его. Она, как и я, может создать огромный беспорядок в рекордно короткие сроки. – Сегодня на работе был суетной день. – Все не так уж и плохо. – Вот видишь, теперь я знаю, что ты врешь. Думаю, она хотела пошутить, но прозвучало жестко. Я кусаю губу. Она продолжает убираться, как будто меня здесь нет. Я мог бы просто пойти в свою комнату, но не могу не вспоминать то время, когда я вернулся с нашего тура по США. Теперь мама ведет себя так, словно я ей мешаю. Досаждаю. Знаю, что у нее есть своя жизнь, и она не вращается вокруг меня, но я не могу не думать, что ее расстройство связано с моим каминг-аутом. Это самая большая разница между «тогда» и «сейчас». Так больше не может продолжаться. Мне нужно поговорить с ней об этом. – Эй, хочешь кофе? – спрашиваю я. – О, да, пожалуйста. Включаю мамину кофеварку. Я купил ее в то Рождество, когда Saturday начала зарабатывать серьезные деньги, и мы с мамой тратили друг на друга баснословные суммы. В то время каждая крупная покупка казалась невероятной. Да и сейчас кажется, на самом деле. Нищета никогда не покинет мой разум. Я до сих пор взвешиваю стоимость каждого доллара, хотя у меня больше нет нужды этого делать. Я всегда стремлюсь приобрести что-то более дешевое, потому что для меня вещи не имеют между собой разницы. Помню, как мне хотелось новую одежду, видеоигру или даже что-нибудь в кафе, но я не мог этого купить, потому что все стоило слишком дорого. Даже если я их покупал, то за этим всегда следовало чувство вины. Всю свою жизнь мама мечтала о шикарной кофемашине, но сдерживалась, тратя деньги лишь на более практичные вещи. Такие, как арендная плата и счета.