То Рождество было одним из самых ярких событий первого года Saturday и, может быть, и всей моей жизни. Эта кофеварка была настоящим бриллиантом: мама так сильно растрогалась, что случается нечасто. В общем, она потеряла голову. Я засыпаю зерна в кофемолку и перемалываю их, отчего во всем доме пахнет, как в кофейне. Мне хочется начать разговор, чтобы наконец все обсудить, но слова застревают в горле. Говорить с мамой о том, что я недоволен тем, как она отнеслась к моему каминг-ауту, невероятно сложно. Возможно, это сродни тому, чтобы показать ей мои ночные интернет-запросы. То есть то, чего бы я никогда не сделал. Я ставлю две кружки под насадку и приступаю к работе. Машина дребезжит и трясется. Не припомню, чтобы она когда-нибудь так делала. Может быть, ее нужно починить. Это бесит, потому что машинка была куплена в самые радостные и светлые времена для группы, и теперь она ломается, словно отзеркаливая происходящее. – Как дела у Энджела? – спрашивает мама. – Он в порядке. Она хмыкает. – Ладно, Зак, что происходит? – М-м-м? – Ты уже несколько недель отвечаешь мне односложно. В чем дело? Я тебя как-то расстроила? – Я не расстроен, честно. Просто… Ну же, Зак. Скажи это. Скажи, что ты недоволен тем, как она отреагировала на твой каминг-аут. Рубен бы посоветовал поступить именно так. – С тех пор как я открылся тебе, ты относишься ко мне странно, и я хочу, чтобы ты знала, что это совсем не здорово. – Ты думаешь, я странно с тобой обращаюсь? – Да. – Зак, в последнее время ты стал другим человеком. Могу сказать, что ты отдалился. – Это твоя вина, не моя. Боже, это совсем не то, что нужно было сказать, так как ее глаза округляются от удивления. – Каким образом твое поведение стало моей виной? – Когда я рассказал тебе, что я бисексуал, ты странно отреагировала и разозлилась, а потом больше никогда не говорила об этом. – Я думала, ты этого хочешь! – Чтобы ты злилась на меня? – Нет, черт возьми, чтобы мы относились к этому как к чему-то особенному. – Я сказал это лишь потому, что ты вела себя странно. Положив руку на бедро, мама изучает меня. – Погоди, так вот почему ты меня игнорировал? – Я не игнорировал тебя. Она достает телефон и показывает мне экран. Мама писала почти постоянно, а мои ответы были в лучшем случае эпизодическими. – Я был занят, – отвечаю. – Ты постоянно занят, начиная с лагеря. Раньше тебе удавалось найти время. – Ну, может быть, это было до того, как я открылся тебе, а ты отнеслась ко мне, словно я тебя предал. – Ничего подобного. – Может, хватит говорить мне, что я чувствую? Мне казалось, что ты не принимаешь меня, и… – О, Зак, – произносит она, подойдя ко мне. – Ты действительно так думал? Я киваю и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. – Ты ведь знаешь, что я хожу на Прайд-парад каждый год? – Да, но… – Ты знаешь, что некоторые из моих лучших друзей – гомосексуалы? – Да. – И разве я не говорила, что всегда поддержу тебя, независимо от твоей гендерной и сексуальной принадлежности? – Ну да. Но почему ты вела себя так странно, когда я открылся? Это застало маму врасплох. – Я не хотела казаться странной. Я просто удивилась, вот и все. На какую-то долю секунды я начала сомневаться в наших с тобой отношениях. Мне всегда казалось, что ты все мне рассказываешь. – Именно это я и пытался сделать. Она начинает улыбаться. – Что? – Ничего. – Ну же, в чем дело? – О, просто ты сейчас ведешь себя как настоящий подросток. Это восхитительно. Ладно, вернемся к серьезному разговору. Верно. На чем мы остановились? Страх подростка-гея, продолжай. Я качаю головой и смеюсь. Впервые за несколько недель это кажется мне правильным. – Ты хуже всех. – Я знаю. Но, чтобы сразу все прояснить: я считаю, что твоя симпатия к парням – это замечательно и вместе с тем не является каким-то грандиозным событием. Хорошо? – Ладно. И, ну, ты должна знать, что я сам совсем недавно все это понял, так что я почти сразу тебе во всем признался. По-настоящему я осознал это только во время тура. – Но у тебя, наверное, были какие-то догадки, да? Быть би – это совсем не то, что вдруг возникает из ниоткуда. – Да, но мне казалось, что это просто такой период, наверное. Как будто в какой-то момент это может закончиться. – Думаю, это не так просто. – Меня перестанут поддерживать? – Ты такой, каков есть. – Черт побери. – Я почесываю затылок. – Серьезно, я рассказываю тебе практически все то, что другие парни считают странным. Мне было нужно немного времени, чтобы самому разобраться во всем, прежде чем рассказать тебе. Прости, я просто убедил себя, что ты расстроена, и, честно говоря, это напугало меня до смерти. – О, Зак, – говорит мама, обнимая меня. – Я понятия не имела, и мне так жаль, что я облажалась. – Давай просто согласимся, что мы оба ошиблись, и будем двигаться дальше. Договорились? – Договорились. Мы берем кофе и подходим к журнальному столику. Клео запрыгивает и садится между нами. Я чешу ей макушку, и кошка потягивается. – Итак, – говорит мама, потягивая кофе. – Какие-нибудь мальчики навещали тебя за кулисами? Я едва не давлюсь своим кофе. – Мам! – Ну же, расскажи мне. Что заставило тебя понять это наверняка? Или, лучше сказать, кто? Я барабаню пальцами по бедрам. – Э, так ты знаешь, что Рубен гей?