О боже, может быть, Рубен действительно прав. Я думал, что поступаю правильно, изо всех сил стараясь быть командным игроком, но, возможно, я зашел слишком далеко. Может быть, я потерял себя, и теперь это мне дорого обходится. С Рубеном все было чудесно, просто прекрасно. Гораздо лучше, чем я когда-либо мечтал, особенно после того, что произошло между моими родителями. Он вспыльчивый и раскрывает во мне все лучшее, а также обладает невероятно заботливой стороной и большим энтузиазмом, чем я когда-либо видел в людях. Он так сильно вдохновил меня, а я никогда ему об этом не говорил. Я никогда не говорил, что с ним чувствую себя самым счастливым парнем на планете. Вместо этого я его подвел. Я откидываю голову назад под воду. Все это слишком знакомо. Ханна предложила нам расстаться, потому что у нас не было «взаимопонимания», и посоветовала мне заняться собой. А я еще сомневался в ее словах. Эмоции накатывают волной, и внезапно я начинаю плакать. Я стараюсь сдерживать всхлипы, но не могу. Прижимаю руку к лицу, пытаясь сдержать крик или, по крайней мере, приглушить настолько, чтобы мама не услышала. Последнее, чего я хочу, это объясняться с ней или кем-то еще. Это слишком личное, и это слишком глубоко ранит, особенно потому, что это моя вина. Если бы я мог просто быть другим, быть сильнее и напористее, тогда я бы не оказался в такой ситуации. Как только худшие эмоции проходят, превращаясь в сильную, истощающую депрессию, я выключаю воду и выхожу. Зеркало запотело. Ну и хорошо, я даже не хочу смотреть на себя. Я оборачиваю полотенце вокруг талии и шагаю обратно в спальню. Захлопываю ноутбук, как будто он во всем виноват, затем надеваю самую мягкую одежду, которую могу найти, прежде чем упасть на кровать. У меня не хватает сил даже на то, чтобы залезть под одеяло. Настоящее умственное истощение. Все, что я могу сделать, это барахтаться. Все остальное требует усилий. «Я не думаю, что смогу так больше». Он говорил это со смирением в голосе, и из-за этого мое сердце очень сильно болит. Хотел бы я знать, как удерживать людей рядом с собой. Я часами сижу в своей комнате, меня никто не беспокоит, пока, наконец, не раздается стук в дверь. – Да? – Можно войти? Я сажусь, когда мама входит внутрь, не дожидаясь ответа. – Рискну предположить, что-то произошло между тобой и Рубеном? Я пожимаю плечами. Она входит и садится на край моей кровати. – Что хочешь? Шоколад? Мороженое? Вино? – Не поможет. Ничто не поможет. – Так плохо, да? – Возможно, хуже. – Что случилось? – Он от меня устал, – от одного этого слова наворачиваются слезы. – О, милый, – говорит она, обнимая меня и целуя в макушку. – От тебя невозможно устать. – Так и есть. – Почему? – По сути, он сказал, что я слабак, который сам в себе не разобрался. Она делает паузу. Я думал, она будет отрицать все, что он сказал обо мне, но она замолчала. И теперь я думаю, что в его словах есть какая-то доля правды. Черт. Даже моя мама думает, что я не умею постоять за себя. – Ты согласна с ним? – спрашиваю я. – Нет, конечно, я не знаю. Я буду на твоей стороне, несмотря ни на что. Но не думаю, что Рубен жестокий человек. – Я тоже. – И ты знаешь, что одна из вещей, которые я люблю в тебе больше всего, – это то, насколько ты внимателен. Я закатываю глаза. – Да. – Ты с детства ставил других выше себя. Я до сих пор помню, как ты поддавался другим детям в легкой атлетике, хотя ты мог выиграть, но они бы расстроились, а тебе было все равно. – Я думал, что так лучше. Ты говорила, что большинство людей заботит только победа. – Я знаю, и это правда. Но я понимаю, о чем говорит Рубен. Ты не можешь потратить всю свою жизнь на то, чтобы все были счастливы. Тебе нужно отстаивать то, чего хочешь ты. Я вытираю глаза тыльной стороной ладони. – Я знаю. Но это трудно. Кажется, что я уже не знаю, чего хочу. Я знаю, что хочу быть с ним, но если он не хочет быть со мной, так что… – Можно кое-что спросить? – Конечно. – Он прямо сказал, что расстается с тобой? Если да, то нужно уважать его выбор и дать ему пространство. Я качаю головой. – Он сказал: «Если не можешь дать мне ничего большего, чем “хочу, чтобы все ладили”, то я так больше не смогу». – Ну, если я и могу тебя чему-то научить, так это тому, что нужно слушать людей. Рубен говорит тебе, чего он хочет. Он тебя не бросал. Ее слова проникают в сердце. – Он хочет знать, чего ты хочешь, – говорит она. – Скажи, если бы все зависело от тебя, то что бы ты сделал? – Я хочу быть с ним, – говорю я. – И я хочу работать над этим. Кажется, я понял. Нет, серьезно. – У меня есть идея, – говорю я. – Думаю, будет лучше все выяснить лицом к лицу. Я знаю, что до аэропорта ехать долго, так что у меня к тебе большая просьба. Она улыбается. – Возьму ключи. У меня настоящий план. Сначала мама отвезла меня в квартиру Пенни. Я написал ей и обрисовал ситуацию, и она согласилась, так что теперь у меня совершенно новая стрижка, на которую я не могу перестать смотреть. Она короткая, но спереди закрывает лоб. Пенни назвала это современным стилем эмо, и она вполне уверена, что это положит начало новому тренду. Если, конечно, Chorus позволит публике увидеть ее. А может, они попросят меня спрятать волосы, пока они не отрастут. После стрижки мы с мамой поехали в аэропорт и вдвоем сели на следующий рейс в Лос-Анджелес. Как только мы приземлились, я взял букет цветов с заправки рядом с аэропортом, и теперь они лежат на заднем сиденье машины, которую мама арендовала. Я проигнорировал голос, говоривший мне, будто они ему не понравятся и он сочтет это странным. Даже если и так, я все равно это сделаю. Так что да. Рубен знает, что все обсудим, но он не знает когда. Возможно, я совершаю ошибку, но, по крайней мере, это моя ошибка. Конечно, это рискованно, я могу сесть в лужу перед парнем, которого очень люблю, и заставил маму проделать весь этот путь со мной без всякой причины. Мы подъезжаем к дому Рубена, мама паркуется. Мои инстинкты подсказывают поговорить с ней, убедиться, что все в порядке, что это хороший план. Но я уверен в своей задумке. Хорошо это или плохо, но это моя идея, и я собираюсь довести ее до конца. – Пожелай мне удачи, – говорю я, хватая букет цветов с заднего сиденья. Снаружи темно, светят только уличные фонари. – Тебе она не нужна. Просто откройся ему, это все, что нужно. Я выхожу на улицу и подхожу к входной двери. Звоню. Ладони сильно вспотели, скользкие от пластиковой упаковки цветов. Дверь распахивается, и я вижу Веронику. Она смотрит на меня сверху вниз, и, возможно, впервые за все время я вижу, как она расплывается в легкой улыбке. – О, Зак, привет, – говорит она. – Рубен не говорил, что ты придешь, заходи. Рубен появляется в конце коридора. – Все в порядке, мам, – говорит он, проскальзывая мимо нее, вставая в дверях. Черт. Черт, черт, черт.