Вдруг одна проскочившая мысль заставила замереть. Распахнув глаза, я уселась на кровати. Снова и снова прогоняя ее в голове, словно один и тот же кадр кинопленки, я почувствовала, как внутри все заледенело. Нет… Этого просто не может быть. Резко подскочив, я зашагала по комнате. Пытаясь успокоиться и подумать об этом снова. Но сколько бы я не думала, все становилось хуже и хуже. Выйдя из комнаты, я потихоньку пробралась в ванную на первом этаж. Помню, около года назад у меня были небольшие запасы этих предметов, и если сейчас я найду хоть один, это намного упростит ситуацию. Закрывшись на замок, опустилась на пол и, распахнув двери шкафчика, принялась рыться в нем. Здесь все давно поменялось, и найти их в ворохе ненужных вещей сейчас казалось каким-то чудом. И когда мои пальцы наткнулись на острый угол коробка, я вытянула его на свет, и выдохнула в облегчении. Один тест был в наличии. Мне и этого хватит, чтобы узнать правду. Сделав все манипуляции, прикрыла глаза, в ожидании ответа. Слышала, как гулко бьется сердце в груди, концентрируясь лишь на этих звуках. Волнение ледяной дрожью по нервам, я просто не могла взять себя в руки. А когда распахнула глаза и увидела две четкие полоски, ноги подкосились. Нет. Нет. Не сейчас, только не в этот момент! Только не когда моя жизнь на волоске, и я в шаге от пропасти! Только не когда он оставил меня, и я в руках у ненавистного мужчины! Слезы подкатили к глазам, и я больше не могла их сдерживать. Спрятав злосчастный тест в карман, я замотала коробку в кусочек туалетной бумаги и выбросила его все в мусорный бак. Не помню, как я добралась до комнаты, не помню, как много я плакала, прежде чем забыться беспокойным и коротким сном. А когда я проснулась, и истерика немного схлынула, попыталась рассудить обо всем с трезвой головой. И сколько бы я не думала, приходила к одной мысли. Нужно спешить. *** В кабинете Давида пусто. Аня сказала, его не будет до утра. Наверняка, новые хозяева Астахова вызвали на ковер перед делом. Со стороны первого этажа долетают обрывки смеха и мужских разговоров. Что нужно делать перед днем, способным тебя убить? Правильно, развлекаться, пить пиво и играть в видеоигры. Кажется, у этих мужчин никогда не наступает осознанный возраст, они всегда маленькие дети, даже если в их руках настоящее оружие. Я прохожу к его столу, и внимательно рассматриваю его содержимое. Что я хочу найти? Мне нужна наличка. Выскользнуть из дома я смогу, но без копейки в кармане вряд ли смогу добраться до клиники. Когда я перебираю его документы в раздвижных ящиках стола, мои руки трясутся, а сердце стучит навылет. Я переворачиваю все, что можно перевернуть, наплевав на камеры и на риск быть пойманной. Осознав, что здесь мне не найти ничего полезного, я выпрямляюсь во весь рост. Взгляд в последний раз скользит по поверхности стола, цепляясь за страницу открытого ежедневника. Двадцать пятое число, обведенное красными чернилами. Этот день наступит завтра… С губ сорвался смешок. А мои проблемы начались уже сегодня. Прикрыв за собой дверь, устало сползла по стене на пол. Сжав ладонями виски, попыталась успокоиться и рассудить рационально. Давид утром говорил о том, что двадцать шестого числа мы улетаем к Дане. Он взял мой паспорт, а значит, попасть к врачу без его ведома будет сложно. Я прикрыла глаза, чувствуя, как снова подкатывают слезы. Если все подтвердиться, я полечу с ним, будучи беременной. Задержка уже долгая, больше десяти дней, а значит, срок однозначно будет большой. Да и Астахов не дурак, чтобы не понять, чей ребенок. Он то меня и пальцем не тронул. Что будет, когда мы заберем Даню? Смогу ли я вернуться на родину, или Давид сожжет все мосты? Будем ли мы с сыном в безопасности, если сбежим? Все мое тело била неконтролируемая дрожь. Я накрыла ладонью живот. Там, в глубине меня, возможно уже бьется его сердечко. Маленького человека, являющегося частичкой нас с Исаем. Если я признаюсь Давиду о беременности, он впадет в ярость. Что он сделает с ним? Как поступит со мной и Даней. Я не могла так рисковать! Я не могла надеяться на случай, учитывая безвыходность своего положения. Мне нужно было срочно попасть к врачу, нужно было выяснить все, чтоб взглянуть правде в глаза, понимать, что меня ждет дальше. Как бы я не хотела этого, но я четко осознавала, что должна буду обратиться к Гессу. В последние дни мы с ним хуже врагов, и я знаю, что он не будет рад видеть меня сейчас. Но пока Давида нет в доме, Гесс за главного, и кроме как он, никто не распорядиться о моей поездке в больницу. В то же время я понимала, что он не должен ничего знать. Если Исай заподозрит о ребенке, мне даже представить страшно, что будет с ним в таком случае. Я не могу принести ему еще большую боль. Особенно накануне дела. Когда я захожу в гостиную, парни бросают на меня беглые взгляды, возвращаясь к своим занятиям. Здесь практически все из охраны. Людей так много, и чтобы пробраться к дивану, я вынуждена переступить через лежащих на полу ребят. Они играют в плейстешн, едят заказанную пиццу руками и пьют сок. Уверена, Гесс запретил на сегодня алкоголь, понимая как много зависит от завтрашнего дня. Исай на диване. Он не взглянул на меня, когда я зашла. И даже когда я приблизилась и нависла над ним безмолвной тенью, он продолжал разговаривать с Артуром, словно не замечал моего присутствия. – Исай… – позвала еле слышно. Прочистив горло, произнесла его имя вновь. В ожидании его внимания я чувствовала себя маленькой напуганной девчушкой. После всего того, что я ему наговорила, он будет прав, если пошлет меня к черту. Но я все еще надеялась на доброту с его стороны. – Исай, у меня срочное дело… Лишь после этих слов, он будто нехотя оборачивается. Светлые глаза отдают таким холодом, что зубы сводит. – Не хотела тебя тревожить, но так как ты за главного… – Что нужно? – ленивый и резкий тон осекает меня. – У меня проблемы со здоровьем, нужно на прием попасть… Гесс вздергивает бровью, отпивая из банки энергетик. – И что ты от меня хочешь? – отвечает, глядя перед собой. – Чтобы записал тебя? Возьми телефон и набери. Швырнув мобильный на журнальный столик, всем своим видом показывает, что разговор окончен. Злость и обида неприятно сжимают сердце. – Нет, мне нужно съездить в клинику. Там мой врач, она примет без записи. Прости, но это срочно… – Что за врач? – он посмотрел на меня так, словно разговаривать со мной – последнее, чего бы он хотел. Я нерешительно топталась на месте. Я понимаю его злость, но так издеваться надо мной при всех уже слишком. – Гинеколог, – проговорила так громко, что услышал каждый из присутствующих. – Так я могу поехать? Все вокруг замерли, переведя на нас изумленные взгляды. Гесс стал чернее тучи. Сделав глоток напитка, крикнул. – Олег! Охранник, играющий в консоль, поднял на него глаза. – Отвези Роксану в клинику. Кивнув, тот вручил приставку в руки приятеля и поднялся с места. Я поспешила к выходу, даже не поблагодарив Исая. На самом деле, я была рада, что он не захотел вести меня лично. Олега намного проще обмануть, да и он не станет лезть с расспросами. Денег я не нашла, да и вряд ли кто-то примет меня вне записи. Рисковать и тянуть время я не могла. Вариант оставался лишь один – Екатерина Викторовна. Старая мамина приятельница, с которой они давно не общаются. Женщина совершенно другого склада характера, и с мамой они не смогли сохранить дружбу в свое время. Но ко мне она всегда относилась хорошо, как и к моему браку с Давидом. Екатерина Викторовна вела мою первую беременность, и по всем вопросам я всегда обращалась только к ней. Ехать сейчас на прием именно к этому доктору я не хотела, она была в курсе нашего разлада с Давидом. Более того, уже будучи с Исаем я как-то встретила ее в кафе, и судя по ее поведению, она злилась на меня из-за того, что я ушла от Астахова. Сейчас я бы с радостью поехала к совершенно незнакомому доктору, но, увы… У меня не было вариантов. *** Серо черный экран и невнятная рябь на нем. Маленький островок отмеченный точными метками – я не могу оторвать от него глаз на протяжении нескольких минут, заворожено слушая биение его сердца. – Срок девять недель, плод чудь больше двух сантиметров, – Екатерина Викторовна отрывает бумажное полотенце и, протянув его мне, поправляет очки на переносице. Пока я стираю гель с живота и поправляю одежду, она не сводит с меня насупленного взгляда. Я знаю, у нее много мыслей на мой счет, и на правах некогда лучшей подруги мамы она хочет высказать все, что у нее на уме. А я думаю о том, что меня так сильно бесит то, как она его называет. Что за слово то такое – плод? Это ведь не созревающее на дереве яблоко! Это маленький человек с кровеносной системой и гулко бьющимся сердцем. В нем есть я, есть Исай, есть жизнь… От этих мыслей сердце сжимает тисками. Поднявшись с кушетки, принимаюсь обуваться, в этот момент украдкой утирая слезы. Я не знаю, что мне делать. И от этого еще страшней. Доктор пересаживается за рабочий стол, принимаясь заполнять размашистым подчерком бланк узи. Устроившись на стул для посетителей, я заметила, как сильно дрожат мои руки. – Роксан, – голос Екатерины Викторовны прозвучал с нажимом. Я подняла на нее глаза, украдкой стирая влагу. – Срок уже достаточно большой, девять недель. Если делать, то нужно решаться быстро. Я могу оставить тебя в клинике, сейчас сдадим анализы, и сделаю все сама. Отлежишься пару часов и поедешь домой. Сочиним Давиду историю… Чувствуя, как мое внимание ускользает за пеленой заполонивших глаза слез, она говорит громче. – Слышишь, не нужно рушить брак из-за ошибок. Ты еще родишь, родишь от любимого человека… Я прикрыла лицо в ладонях, чувствуя, словно все рухнуло в одночасье. Я понимала головой, что должна это сделать. Чтобы не осложнять жизнь Гессу, чтобы обезопасить Даню. Представить страшно, в какой гнев придет Давид, узнай о моей беременности. Но как я могла пожертвовать одним ребенком ради другого? Как я могла отказаться от него?! Он ведь мой, уже внутри меня! Его сердечко бьется так часто и громко! Ребенок от самого любимого мужчины! Маленький комочек жизни, подаренный мне в самый сложный период. Как я могла избавиться от него?! Доктор подошла и положила передо мной несколько листков бумаги. Забрав из ее рук бумажный платок, я смахнула с лица слезы. – Тот, что отец… Он примет тебя с ребенком? – в ее тоне отчетливо звучало презрение. Она говорила об Исае так, словно он какой-то маньяк или убийца. Словно и произносить его имя здесь было запрещено. Мне не нравилось все, о чем она говорила, но я молча слушала ее, не имея сил выдавить из себя и слова. – Хорошо, – вздохнула устало. – Ты уверена, что сможешь поднять двоих одна? – Теть Кать… – я подняла на нее глаза, из уголков сочились слезы. – Я не знаю, что будет завтра. Давид… он не хорошо поступает со мной. И если узнает о ребенке, я не знаю, как поступит. Но я… я не могу, слышишь? Я не могу сделать это… Не медля ни секунды, она отодвинула стул и опустилась напротив меня. Поблекшие от старости глаза сверлили меня строгим взглядом. – Я вела тебя всю беременность Данькой, я знаю тебя много лет, знаю твоего мужа и твою маму. Роксан, ты мне как дочь. Подумай хорошенько… Ведь сейчас ты в ответе, прежде всего, за Даню. Родить? Родишь ты еще, какие твои годы?! Ты абсолютно здоровая женщина. Но вот вернешь ли ты то, что сейчас разрушишь? Она не знала, о чем говорит. Но с другой стороны некоторые слова имели смысл. Исай ничего не обещал. Он заберет Мирона, а что будет дальше? Давид собрался увезти нас из страны, найдет ли меня Исай? А если и станет искать, то когда мы увидимся? Скрывать беременность долго я не смогу… Гесс всегда думает прежде всего о близких, не о себе. И сейчас, идя на поводу у Давида, он разрушил собственную личную жизнь ради жизни брата. Разве я могу подвергать его еще большему раздраю? Если я скажу о том, что у нас будет ребенок, как поступит он? Ни за что ведь не сможет довести дело до конца, и Мирон пострадает. Прощу ли я себя за это? Простит ли он себя? Дрожащей рукой потянулась к листку. Я не собиралась подписывать, я просто хотела прочесть… взять несколько минут на обдумывание всего. Разве можно принимать подобные решения в такой обстановке?! Екатерина Викторовна хотела что-то сказать, но вдруг за спиной раздался громкий стук. Дверь словно ударилась со всей силы о стену и отскочила. Резко обернувшись, я замерла, боясь сделать вдох. На пороге стоял он. С перекошенным от ярости лицом, со сжатыми кулаками. Пропуская мимо ушей удивленный возглас доктора, в два шага преодолел расстояние, и выхватил бумаги из моих рук. Яростные глаза скользнули по листку, Исай перевел на меня взгляд. – Какой срок? – голос звучал укоризненно, грубо, но только глухой не услышал бы в нем дрожь. – Девять недель, – на автомате выпалила, не помня себя от страха. – Кто это, Роксана? – по всей видимости, начиная понимать ситуацию, требовательно спросила доктор. Но я не слышала ее. Я смотрела только на него. Холодно непроницаемое выражение лица не могло меня обмануть. Все было в его глазах – боль, злость, разочарование. В горле перехватило от того, как он смотрел на меня сейчас. Как на предавшую его, как на преступницу.