– Почему ты решил, что это лошадь? – поддерживая разговор, спрашивает она. – Она же вся коричневая. А коровы либо белые, либо черные, либо черно-белые. – Хм… – произносит Рори, словно обдумывает его доводы за. – А еще? – Когда я подошел, она выбежала из сарая. Коровы не бегают. Они жирные и ленивые. Ошибается. Я часто видел, как бегают коровы. Правда, выглядит это странно, но такое возможно. Бег им дается с трудом – так пожилые дамы пытаются догнать отъезжающий автобус. – А как ты вообще сюда забрел? Рори старается его разговорить. Они доходят до засыпанной гравием дорожки, где стою я. Мы продолжаем путь к коттеджу, прекрасно понимая, что Эштон под таким кайфом, что в любой момент развернется и побежит обратно к корове с требованиями покатать его. Нужно отвлекать его, пока не окажемся в доме и не запрем под замок. – Я искал тебя. – Ричардс поворачивается к Рори и тыкает в ее руку сигаретой. К счастью, она погасла, потому что поджечь ее он так и не смог. Я стискиваю зубы и пролезаю между Рори и Эштоном, обхватив последнего за спину и вмешиваясь в их разговор. Как же приятно защищать Рори. Пытаться ее ненавидеть утомительно и бесполезно. Во-первых, она вообще не заслужила ту ахинею, что я творил. А во-вторых, мне всегда было хреново, когда я ее расстраивал. – И зачем ты меня искал? – озадаченно спрашивает Рори. – Потому что наш хозяин стал угрюмым придурком. Знаешь, милочка, сомневаюсь, что от тебя ему нужен только секс. Он улыбается, только когда ты рядом. – Наш хозяин женат, – отвечает Рори. Мы втроем идем по дороге, ведущей к дому. – На другой женщине. Искать меня необходимости не было. – Нет, он не женат, – смеется Эштон бурно, громко и гораздо раздражительнее, чем позволено законом. – А еще ты принял корову за лошадь, Ричардс. Не уверен, что ты в состоянии делиться своим мнением – во всяком случае, о моем семейном положении, – бурчу я. Я не готов к тому, чтобы она узнала. Не так. Я хочу сам ей рассказать, чтобы у нас появился шанс. Нам нужно остаться наедине. Где тихо. Где тепло. Где я смогу все объяснить. – Это не мнение. – Ричардс насвистывает, петляя по дороге. Я крепче сжимаю его плечо. – Ты не женат, приятель. Райнер рассказал мне ту историю. Этот идиот совсем под кайфом? – У него обручальное кольцо, – напоминает Рори. – Это потому, что он женатился, – икает Ричардс. – Ричардс, – завожу я. – Нет такого слова «женатился», – вскользь замечает Рори. – Конечно, есть. Это значит «женат». Но в прошедшем времени. – Заткнись, – злобно произношу я и крепко сжимаю плечо Эштона, но он настолько под кайфом, что не замечает. – Типа развелся? – Рори пинает камешек. Она пинает их с тех пор, как вышла на эту дорожку. – Нет, типа вдовец. Типа его жена преставилась и все такое. Почему ты не в курсе этой ерунды? Ты же его сексуальная рабыня. Вы что, только трахаетесь, а по пустякам совсем не болтаете? Ну, пока он достает хлыст или ставит зажимы тебе на соски? – Ричардс цокает и качает головой. – Ну и молодежь нынче пошла. Рори застывает, а вместе с ней останавливаемся и все мы, потому что сбиваемся в кучу. Я зажат между ними и смотрю себе под ноги. Вижу, как Рори качает головой. Кусает с силой губу. Я крепко зажмуриваюсь. Гори ты в аду, Ричардс. Засранец вываливается из моих цепких объятий и, снова пытаясь зажечь сигарету, смотрит то на меня, то на Рори. Сигарета и зажигалка, которой он щелкает, вообще в разных полушариях. – О, понимаю. – Он кладет руки себе на колени и начинает ржать. – Теперь очень даже понимаю, что к чему. Мы оба молчим. Я хочу сказать ей, что не врал. Я был женат на Кэтлин. Она умерла, но мы были женаты. И это ужасно. Очень. Сама свадьба. Смерть. Те слова Кэтлин, что однажды я ее уничтожу. И кто бы сомневался, что так и случилось. – Ребят, вы вовсе не рабыня и господин. – Эштон наконец успокаивается и откидывает сигарету в сторону. – Вы как… не знаю. Все испортившие в прошлом любовники. Опять тишина. – Ты влюблен в нее, – тыкает он пальцем мне в грудь. – Приятель, ты по уши влюблен. А ты… – Он поворачивается к ней. – Ты… не уверен насчет тебя. Но точно в полном раздрае. – У меня есть парень, – бормочет она и пинает маленький камешек с такой силой, что он отлетает на другую половину поля. По тону голоса Рори не могу распознать ее настрой, и это меня убивает. Да что там, все в ней меня убивает. Сегодняшний вечер полностью перевернул мою жизнь, но все останется по-старому? Что, если уже слишком поздно? А если она все-таки выйдет за придурка с вареными яйцами? – Твой парень знает, что ты смотришь на другого мужчину так, словно его сперма – нектар богов? – спрашивает Ричардс. Я налетаю на него и, обхватив пальцами шею, сжимаю ее. – Следи за языком, когда говоришь о Рори, – предупреждаю я. – Или зубов недосчитаешься. Я ослабляю мертвую хватку на его шее. Ричардс смеется и продолжает идти так, будто не я чуть не переломал ему сейчас кости. Мы с Рори бредем за ним в том же темпе. Теперь он что-то напевает себе под нос, не обращая на нас никакого внимания. Не знаю, на чем торчит Эштон, но надеюсь, там подмешан цианид, потому что с каждым прожитым им годом ангел («Викториа,с Сикрет») теряет крылья, а наше поколение становится только тупее. Наконец Рори заговаривает: – Мэл. В ее тоне – сочувствие. Вот как. – Ужасно соболезную твоей потере. Ну хотя бы не злится за ложь. – А еще я так зла, что готова прибить тебя на месте. Беру свои слова назад. Я провожу рукой по затылку и дергаю себя за волосы. – Почему ты ничего не сказал? – шепчет она. Идущий впереди нас Эштон машет руками и горланит мелодию. Что-то о птицах и пчелах. Надеюсь, он не верит в такой вид оплодотворения, а иначе по нашей планете в будущем будет бегать неизмеримо много детишек Ричардса. – Если бы ты знала правду, то не поехала. – Точно. – Рори теребит колечко в носу. – Точно. – Я встречаюсь с ней взглядом впервые с тех пор, как она узнала. – Ты заслужила эту работу. Зачем отказываться от такой возможности из-за договора, написанного на салфетке? Из-за прежнего пламени? – Потому что оно еще теплится. Как ни крути, но этот огонь обжигает как раньше. – Она отводит глаза. Начинает моросить. Рори не спрашивает, сохранил ли я салфетку. Учитывая, как я вел себя по отношению к ней, она наверняка считает, что я обошелся с салфеткой как с заразной бумажкой и сразу же от нее избавился. – Как? – вместо того шепчет Рори. Она говорит о Кэтлин, но я не готов к этому разговору. Для начала мне нужны четыре бокала чего-нибудь крепкого и Рори, голышом лежащая в моей постели. Но ни первому, ни второму сегодня не суждено сбыться. Она глотает слезы. Отводит взгляд. Подозреваю, что пережидает минуту, дабы свыкнуться с мыслью, что отношения со сводной сестрой наладить так и не удастся. Что такими они и останутся. Навеки испорченными. – Когда будешь готов. – Рори берет меня за руку и сжимает ее. – И когда перестанешь вести себя как сволочь, конечно же, – добавляет она. И, думаю, тут она не шутит. Я это заслужил. Я понимаю, что это дружеский жест. Понимаю, что он должен меня утешить. Но не могу унять пробежавшие по моему телу удовольствие и решимость. Эштон Ричардс наворачивает круги под дождем и орет: – Мы все однажды умрем, но это не важно, потому что мы ужасные эгоисты и одержимы всякой фигней.