– Мэлаки, – здоровается с ним Кэллам и заходит в лифт. Я бреду следом и, проведя электронной картой по экрану, нажимаю нужную кнопку этажа. – Пижон, – отвечает Мэл ледяным голосом. – Как дела с писаниной? – спрашивает Кэллам. Я нагло влезаю в разговор прежде, чем Мэл успеет оскорбить Кэллама. – Ричардс летит обратно в Ирландию, а Мэл присмотрит за ним. Мы с тобой можем остаться. Я просто хочу сохранить лицо. Впрочем, примерно через десять минут придется открыть Кэлламу суровую правду, после чего никто из нас не сможет примириться с тем, что я существую на белом свете. Сегодня канун Нового года, и вечеринка, которую Эштон запланировал у Мэла в Ирландии, отменилась. Это была бы прекрасная возможность поснимать, но гораздо важнее объясниться с Кэлламом. – Какая чудесная мысль. – Кэллам улыбается мне, и мое сердце разлетается на миллион осколков. Ты сделала это. Ты купалась в тепле Мэла, но даже не подозревала, что он вокруг тебя все сжег дотла. – И правда, – соглашается Мэл и придвигается ко мне. – Но есть одна крошечная загвоздка. – Какая? – прищуриваюсь я. – Реальность, – отчеканивает Мэл. – Мы с Ричардсом тоже решили задержаться до понедельника. Знаешь, смена обстановки и все такое. Отличный способ поднять творческий настрой. – Мэл хищно мне улыбается. Великолепного поэта убивать необязательно. Я так крепко сжимаю зубы, что они вот-вот сломаются. В голову приходит мысль: Мэл настолько двинутый, что с легкостью расскажет Кэлламу о случившемся до того, как мне самой представится возможность. Похоже, Мэл читает мои мысли, потому что смотрит на меня так, словно обещает проблемы. – Ладно, не будем тебе мешать, Мэлаки. Нам с Рори точно нужно многое наверстать. Кэллам поворачивается ко мне и целует в макушку, очень тонко скрывая сексуальный подтекст. – В этом лифте ничего правдивее еще не заявляли. – Мэл ухмыляется, смотря вверх, и качает головой. Ублюдок. Почему я не могу влюбиться в адекватного парня? Ну почему? Я поворачиваюсь к Мэлу, чтобы предупредить его взглядом, но он не смотрит мне в глаза, пялится вперед. Лифт звенит, Мэл неожиданно берет чемодан Кэллама и выходит за нами, катя его по коридору. – Пока не забыл, планы поменялись, – говорит он. – Ричардс все-таки устраивает вечеринку в своем пентхаусе. Со всей Европы стекутся звезды. Вроде даже Алекс Уинслоу[13] прервал отпуск с женой и детьми на юге Франции, чтобы заскочить поздороваться. Праздник слишком дикий для такой милой леди, как наша Рори. Он в курсе, что теперь мне ни за что не удастся выйти из отеля. Это просто мечта Райнера. Старая добрая чумная вечеринка рок-звезд, где сплошь одни знаменитости, где люди висят на люстрах, пишут песни в углах комнаты, создают гипсовые формы в виде пенисов и въезжают на «роллс-ройсах» в бассейны. Мы останавливаемся у номера Кэллама. Я смотрю на него и тереблю кольцо в носу. Он с улыбкой качает головой. – Давай останемся и пойдем на вечеринку. Какая разница, где мы, если я буду в тебе? Мэл стоит напротив нас и наблюдает за всем этим разговором. Меня сейчас стошнит. Не знаю, почему Кэллам так сказал, но теперь я чувствую себя хуже, чем секундой назад. Я встаю на цыпочки и скромно целую Кэллама в щеку. – Пойдем в номер, – судорожно шепчу я. Хлопаю дверью перед лицом Мэла, оставив его в коридоре. С физической точки зрения. И в переносном смысле. Оставив его вместе с ложью. С тайнами. С обременительной интрижкой с замужней Мэйв. И с чувством вины за то, что скрыл от меня смерть Кэт. С нашими грехами. Отвернувшись от двери к Кэлламу, я перестаю ходить вокруг да около. – Надо поговорить. Глава четырнадцатая Наши дни Рори Мне так и не удается рассказать Кэлламу, что случилось между мной и Мэлом. Как только мы оказываемся в номере, ему звонят по важному делу, и он запирается на балконе. Кэллам говорит приглушенным тоном финансиста, обещающего сделать из собеседника отбивную. От этого голоса меня пробирает озноб. Разговор длится примерно часа два и иногда проходит на децибелах, больше подходящих для джунглей. Мне жалко Кэллама, которому приходится работать накануне Нового года. Я как раз собираюсь в душ перед вечеринкой, когда он заканчивает и возвращается с красным, недовольным лицом, бросает взгляд на мою полуобнаженную фигуру и оживляется: оскал сменяет небрежная улыбка. – Я. Ты. Душ. Секс. Сейчас. – Надо поговорить. – А мне сдается, важнее по-быстрому перепихнуться. Тем более когда тазовые косточки у тебя торчат как у Беллы Хадид. Тоска тебе идет. – Кэллам проводит языком по верхним зубам. – Ну же. Только не говори, что все эти дни ты не изнывала по моему члену. Чувствуя, что терплю поражение, и, вжав голову в плечи, сажусь на кровать и ломаю голову, как сообщить новости. Как покончить с нашими отношениями, ведь это все равно что вскрыть мумифицированное тело и вытряхнуть внутренности. Бесит, что пророчество Саммер сбывается. Салфетка ничего не значит. Она значит все. Несколько лет назад Мэл предупреждал, что вмешается в мои отношения, если мы встретимся вновь. И он сдержал обещание. Кэллам тянет меня за рукав, и что-то в выражении его лица вынуждает мое сердце биться о ребра как о металлические прутья. Закрыв лицо руками, я начинаю рыдать, сгорая от стыда не только от того, как поступила с ним, с собой, но еще и за то, что стала такой трусихой. За то, что не выкладываю все начистоту, как взрослый человек. Кэллам стоит, смотрит на меня, румянец медленно исчезает с его лица. – Ладно-ладно, никакого секса. Я не знал, что мысль о нем так тебя расстроит… – Он чешет голову и пытается разрядить обстановку: – Я и правда постриг свои буйные кудри, если ты из-за этого расстроилась. Я пытаюсь рассмеяться, чтобы поднять ему настроение, но, вот уж честно, нам сейчас не хватит времени на разговор, который точно должен состояться. Я залезаю в душ и включаю обжигающе горячую воду. Смотрю на голубую плитку с крошечными от износа трещинками и задаюсь вопросом, когда все пошло не так. Я прекрасно понимаю когда. Как только согласилась на эту работу. Потому что невозможно находиться рядом с Мэлом и не желать его. Я во многом могу себе отказать, но он никогда не входил в этот список. С Мэлом я горю. Блистаю. Таю. Любовь к нему мощная и крепкая. Металлическая и живая. Пульсирующий орган – как и мое сердце. Я выхожу из душа и смотрю на Кэллама, который выбирает запонки из небольшой бархатной коробочки, что он всюду за тобой таскает. – Нам действительно нужно поговорить, когда вернемся, – бормочу я. Не поворачиваясь, он, к моему удивлению, отвечает безжизненным голосом: – Слушаюсь и повинуюсь. Бутылочка. Мы играем в бутылочку.